Утром рано Гавр. Поезд. Через туманную Нормандию. Наблюдал за Жаком и Женевьев Фат. Вполне естественные, вежливые, дружелюбные, открытые, безо всяких ограничений, но этим же и ограниченные. Кони с кобылами, коровы, тополя, оазисы, Сена.
Кто-то из Ланкастера на вокзале. Положение Жака Фата обязывает к тому, чтобы его встречали. Все модели, девушки, несколько мужчин, многие с цветами. Он приветствовал всех уже из окна. Безо всяких размышлений. Я уже несколько смутился, посколько позади меня скопились в ожидании люди. Он не смутился. В шотландской куртке, в круглой черной шляпе, он приветствовал всех, радостно улыбаясь.
В отель. Один к «Фуке». Поел. Посидел. Подумал. Немного о Марлен, с которой я чаще всего ссорился здесь, но больше о Наташе. Поспал. Шпанн заехал за мной на своем старом «Росинанте». Посидел у него. Шампанское. Шварцшильд, очень худой, немного простодушный, больной (после попытки самоубийства и тяжелой болезни).
Ел улиток. Улитки, почки, сыр бри, Тресс ву Буа — старуха, которую привела сиделка с молодым человеком, отдыхала, ела — бодро подкармливала другую с костылем; спокойный силач наслаждался в неком роде ступора — каков народ за едой.
Потом на террасе в «Александре», напротив «Фуке». Наконец до полуночи добрался домой, после того как купил для Эллен большой факон духов «Ферме» (после того как я днем и вечером многократно неспешно прогуливался мимо этой лавки).
Пишу все это в светлой тени красных пионов, которые благоухают, и я думаю, что жизнь без большой любви пуста. Знаю, что надо ее заполнить работой, без нее я буду жалким болваном.
Билеты на послезавтра, слава богу, уже здесь. С багажом тоже все, кажется, в порядке. Почта была от моего отца, Беттины, Марги и Кироса*. Это помогло. Многие живут так. И довольствуются меньшим. Милый мир, он был прекрасен и жесток. Я сам себя потерял и должен снова себя найти.
14.06.<1950. Порто-Ронко> среда
Вчера весь день (впервые) один. Гроза, дождь, пополудни и вечером стол в дверях большой комнаты. Читал, копался, раскладывал карты, думал — о том же.
Но не особо несчастен. Скорее все, что точит, возвращает, вопрошает, ожидает, надеется — стимул, который делает жизнь немного более подвижной, живой. Так что стремящаяся, изголодавшаяся любовь еще излучает жизнь. Если бы во мне этого больше не было: безразличие — лучше уж так, где жизнь еще движется.
Вечером несколько провозился. Долгий вечер, один. Но он проходил, и я знал: это был мой первый. Второй, возможно, будет лучше.
В первый раз с давних пор спал без таблеток. Ничем не хуже, чем с ними.
Все надо упорядочить. Читал старый дневник тридцать пятого, тридцать седьмого годов. Я был лучше; лучше наблюдал. Верно. Это было время скуки и расслабленности. Так казалось. Но это было не так. Было намного лучше.
30.06.<1950. Порто-Ронко> пятница
Вчера, Петер и Пауль, праздник, никаких известий. Жаркий день, выше тридцати. Вечером Рене Подбельский. О его пьесе. Немного о Н. Так мало возможностей здесь. Лучше порвать и начать сначала. Об оседлости чувств. Лень, нежелание начинать.
Позже Анита*. Сидели здесь. Жареная свинина, фаршированные томаты, салаты, лапша; с Йоханнисбергером — сыр, редька и пиво. Хорошо. Пламя свечи. Полнолуние. Новости, которые переводила Анита, звучали тревожно. Музыка по желанию Рене: Гита Альпар и подобные.
Сегодня жаркий день. С понедельника в Нью-Йорке лихорадит биржу: падение, рост. Известия, газеты. Точно одно: мои бумаги не проданы, все у господина Нельсона*. Известия еще хуже: Северная Корея (коммунисты) атакует. Американская помощь, до сих пор авиация, кажется, без особого успеха. Летают не дальше тридцати восьми градусов северной широты, граница между Северной и Южной Кореей.
Русский ответ, типичный: Южная Корея (которую за четыре дня почти разгромили) начала первой.
Макартур был в Корее. Америка уже в речах, перелетах и т. п., провоцирует, что война должна длиться до победы. Речь Трумэна и прочих. Вместо того чтобы молчать и действовать, как это делают другие. Большое искушение войти в историю.
Письма от Шаретт Прескотт. Ланс. Питтер*, добрались хорошо* (может быть, лучше бы теперь здесь остались!), Торберги, Мариетта специально. «Пусть бабий народ не пытается стать выше на голову».
13.07.<1950. Порто-Ронко>
Вчера в полдень лежал на солнце. Треск дрели*; выстрелы. Кошачьи вопли, праздничное настроение дома. Это мне не мешает. Скорее купающиеся, собаки.
Вечером Карен Хорни*. О Н. как о типе. О склонности к мести, гордыне и т. п. Не могут простить себе своей любви. Атакуют. Волна и скалы. Карен: если они замечают, что они завладели кем-то, то теряют интерес. Если же он ускользает, они вцепляются в него. Также они подавляют, не останавливаются до тех пор, пока это не может продолжаться подобным образом. Разрушители. Типична месть за что-то, случившееся раньше. Свои чувства пытаются вытеснить посредством стремления к власти, превосходству.
Она попросил дать определение любви. Чего я от нее хочу? Поразмыслив, ответил: быть вне себя самого. Быть-вне-себя. Не только в себе. Опасность. Другой человек, который не может дать того, что связано с разумом, рассудком. Быть-вне-себя.
Дальше — иллюзия перед одиночеством разделенного, непознаваемого хаоса.
01.08.<1950. Порто-Ронко>
Сегодня телеграмма от Дианы Вриланд: во сне умер Теренс Филипп* Фрайтаг.
Причина, вероятно, волнения, связанные с Тони*. Учеба. Тревоги. Каждый раз, когда умирает хороший знакомый, с ним умирает частица тебя. Мы не умираем, потому что становимся старше, — мы умираем, потому что другие умирают и остается пустота.
Сообщили о телеграмме: надеялся, что от Наташи. Эгоизм.
И снова мысли: почему не от нее? Почему от Дианы Ф.? Диана отправила сообщение в «Амбассадор»? И кто-то оттуда мне? Откуда у нее мой адрес?
Хватит. Вчера весь день уборка, чтение записей и т. д. Карен Хорни. Обо мне. Она считает, что я изменился. Находит, дисциплина, в том числе с выпивкой, пойдет на пользу. И еще работа, продвигать работу, — я объяснил ей, что найти себя — это для меня важно; но я вижу свою работу как часть самого себя, как мое второе я, и начать с этого кажется мне исходным пунктом. Нельзя много нести, когда идешь по болоту, надо наконец ступить на твердую почву, и это для меня именно работа. Поездил с ней на машине, не торопясь, через Аскону и Локарно.
Теренс: тень. Вспомнил, однако, что у него мой первый том Гамсуна и Бена (обоих нет на книжном рынке). Мне стыдно, но мне они были бы нужны. Такой способ мыслить, шаблон. Теренсу уже все равно, но мне они были бы нужны, сапоги Кеммериха на «Западном фронте…»
Стендаль: только сила воображения может совладать сама с собой.
Стендаль: одно из следствий закона кристаллообразования то, что женщине никогда не следует признаваться в измене любовнику, если она хочет еще что-то значить для него. Так велика радость идеализирования образа, который создаешь о любимом существе, что вплоть до этого судьбоносного признания — вместо того, чтобы умереть, — цепляешься за все.
Что нас приковывает к жизни и страданию.
Во Франции известен анекдот о фрейлен фон Соммей, которую средь бела дня застал любовник, но она все категорически отрицала. Когда он ее упрекнул, она ответила: «Я вижу, ты меня больше не любишь. Ты веришь больше тому, что видишь, а не моим словам (о любви)».
Желание: быть там, где ты есть. Никаких дневных снов. Чувствовать интенсивность мгновенной, текущей жизни. Быть здесь и сейчас. Чувствовать мгновение. Все остальное легко ускользает.
14.08.<1950. Порто-Ронко>
Вчера большие сомнения по поводу работы*. Недостаточно материала; недостаточно хорошо написано.
В полдень Пьяцца. Файльхен. Пополудни уехал обратно. Дома один. Снова сомнения о работе. Раздумия о себе. Прочитал кусок из книги Карен Хорни*. Наконец, мудрое решение: в семь часов лег спать, чтобы встать в восемь, что и сделал после многочисленных сновидений сегодня утром. Слышал дождь, видел молнии, был во многих местах во сне.
15.08.<1950. Порто-Ронко>
После долгого сна на солнце. Вымыл голову. Расстроен. Поработал, но, кажется, не хорошо. Все еще не оставляют сильные сомнения. Опять думаю о Н.; тихая почва, глубокая, должно пройти. Просто нужно время. Часто появляется чувство жалости по поводу того, что не можешь закончить хорошие мысли и приходится видеть, как они бесполезно цветут и вянут. Надо об этом еще продумать и поговорить о Н. с Карен. Тут таится какой-то невроз: жертвенный рак; оценка пройденного пути; некто, кто воспринимает только радостное, если бы он мог передать это умение другим, пожертвововать; человек без собственных желаний, который легко подпадает под чужие чувства (возможно, от этого переживает), поскольку его собственные желания кажутся для него не особенно важными. Нежелание говорить «нет»; мягко не соглашаться. Вместо того чтобы отклонить, принять ход вещей и потом страдать или делать из этого страдание. Очень важно это в себе обнаружить и преодолеть. Отчуждение от себя. Назад, постепенно, сознательно, одного желания мало.
Это было бы путем отступления от Н. Не прочь, напротив, к себе. Ко «мне», что с ней не имеет ничего общего.
Вечером дома. Но к десяти уже усталость. Привыкаешь к желанию быть одному, но еще не совсем готов к этому. Лег спать со снотворным. Кошки в комнате. Юная, упругая, летящая жизнь через кресла, столы, подоконники — иногда в опасной близости от хрупких старинных вещей.
Отвага. Взять себя в руки.
Желания не должны стать притязаниями. Иначе невроз. Исследовать. Разрешать. «Болезнь к смерти», — отречение от себя (Кьеркегор).
Меня это касается: я всегда хотел быть больше или казаться больше, чем я есть. Всегда.
Важный день. В разговоре с Розхен, кажется, нашел один источник моего невроза. Один из них мне известный, но, видимо, неправильно мной истолкованный. Две проблемы: казаться больше, чем я есть, более того, хотеть казаться больше, почти «болезненная зависимость от любви» и вместе с тем повышенная чувствительность, актерство, страсть к реноме, быть светс