Потом увели его жену и ребенка. Сожгли в камере. Он уехал в Америку. Женился на женщине, которая тоже была в каком-то лагере. Элегантная лавка, мужское белье, костюмы и т. п.
Сирень полностью расцвела в коринфской вазе. Купил ноты: Брамс, Шуберт, Шопен, Шуман, Штраус — вдруг вспомнил снова рояль на Хакенштр., 3. Круг замкнулся. Для эмигрантов подпитка из своей памяти — это единственное, что дает рост вверх, — все остальное позволяет только расти вширь. Отсюда вдруг чувство нового сада, силового поля благодаря клавиру и связь через это с мыслями, мечтами, желаниями, надеждами молодости.
24.05.<1953. Нью-Йорк> воскресенье
Программа на будущее.
1953: роман, две или три пьесы, наброски, возможно, что-то уже готово (1. «Мститель»*. 2. «Энох Арден»*; 3. «Венеция»*).
Потом пьесы, лет на пятнадцать. Между ними несколько романов. Песни, музыка, камерная музыка, тексты для оперы и музыки. (Романы в некоторой степени сатирические, юмористические.)
Где-то с 70-х начать большие романы, поэзию. Две книги «Письма моему сыну» и «Эссенция всей долгой жизни» (короткая книга).
Посмотрим, что из этого выйдет.
Вчера говорил по телефону утром и вечером с П. Стриг волосы; к возвращению П. девятая глава* (за исключением двух первых страниц) послана Линдли*.
Идея: роман* (нью-йоркская история), Нортман (из концлагеря) в Нью-Йорке. Снял на лето пентхаус, пытается найти себя. Закончить и начать. Воспоминания и начало. Возможное название «Подводное течение».
12.08.<1953.> Порто-Ронко
24 июля на «Нью Амстердам» отчалили в полдень. Чувство почти как у Гете в Италии. Путешествие начинается: под утро я выкрал сам себя — и прочь.
На борту Капланы. У П. для них бутылка шампанского. В добрый путь. Дирк Фох с женой. В Роттердаме ван де Вельде не появился; взяли такси до Амстердама. У отеля «Амстель» встретили ван де Вельде, который поспешил за нами из Роттердама. Большие комнаты, угловые, вид на «Амстель». Вечером с в. д. В. и Боувмеестерами в «Пяти овцах». На следующий день на вставке Ван Гога в музее Стеделейк. Прекрасные картины, много рисунков. Учился: ясно, монументально, просто — прими предмет (дзэн) великим, и он будет великим. (Но не надувай его.)
Вечером с В. д. В. в Амерсфорт. Ресторан де Витте. Отличная оленья спинка; хорошее красное вино. В. д. В. доставил меня на вокзал в Амерсфорте где-то в без четверти девять. В 12.13 уже в Оснабрюке. Вальтер у поезда. Вокзал. Полчаса до Ротенфельде. Мой отец там. Подарил ему часы со всеми техническими возможностями. Пообедали. Отсутствуя, присутствовал.
На следующий день в Оснабрюк. Янплац, дом, где я родился*. Тополя вдоль Паппельграбен*, сады, собор, ризница, где я прислуживал на мессе, семинария*, которая теперь разрушена, — много мрачных мыслей. Купил колбасу для П. Назад, Ибург. Вечером дома. Играл на рояле. У Вальтера рояль «Блютнер»; очень красивый звук. На следующий день с Питером и Вальтером посетил директора* лечебницы. Сияющий зеленый газон под солеварней, цветы. Около половины шестого отъезд. Лицо моего отца. Вдруг дрогнуло: быть может, в последний раз. Вышли за дверь. Потом ждали внизу, когда он появится в окне. Это длилось какое-то время. Он подкрепился рюмкой шнапса.
Назад. Небольшие знаки внимания, к удивлению, со стороны таможенников. Разглядывал ландшафт. Все так внезапно сливается в одну картину; словно вовсе не был где-то очень далеко, но сюда никогда уже больше не вернешься.
Через полчаса Амерсфорт*. В. д. В. на перроне. У де Витте. П. ждала там; она приехала из Амстердама. Отличный морской язык — под завесой дождя назад в Амстердам.
На следующий день обедали в отеле «Амстель» с В. д. В. (несколько дней до этого там же с П.). Просторные, светлые, прохладные комнаты из другого времени. Вечером П. устроила вечеринку в «Бали» — были В. д. В., Боумистеры, Фохи и Карола Шу — с большим успехом. Блюдо риса со всеми возможными к нему добавками. 6-го вылетели, в десять с половиной утра, часом позже во Франкфурте. Остановка. Голубые бассейны с фонтанами. В два часа в Милане. Полет через Альпы; вначале облака, потом горы — белая Монте-Роза, сияющая на солнце. Затем Лаго-Маджоре, волшебно, Локарно, большой бассейн, берег, тепло, солнце, слева Луганское озеро, прекрасное и южное. На такси в Порто-Ронко; около пяти. Роза встретила, держится*. Вечер дома.
На следующий день голубая погода; вечер с Гр. Диспекер и Блюмхен в «Изоле», где они отказались есть филе, найдя его слишком жестким. Дай Бог, чтобы им больше ничего более жесткого на зуб не попадалось. Следующий вечер с Олли и Эллен Вотье и другими на вечеринке с коктейлями у Зульцеров. Рассказы о садах и садовниках, потом к Локанда Свиццера, второй этаж, большой фейерверк в Асконе, праздник озера, многочисленные фонари, скопление лодок, все освещено, небо, вечер, чудо. Воскресенье с Олли и Эллен, Катериной Калт и Сенчио Висконти, впервые здесь (при этом новый муж Эллен). Потом в «Жиардино», Бриссаго, новый ресторан, который заманивает к себе блинами, фламбированными персиками и т. п. В понедельник вечером дома. Пролетающие дни — еще не работал*. Один день в Локарно. П. купила мне ботинки, шланги для сада и т. п. Один день с Файльхеном. Вчера коктейли у Швайтцера. Золовка Аниты и ее муж, Эрнст Бирляйн из Мюнхена, потом в «Каса» Людвиг с новым владельцем, антикваром Верне, с наполовину парализованным лицом, его жена Жермен, художница, богема, грязная, опустившаяся. Несколько напоминающая Лулу Лазар, при этом племянник из Америки.
Удивительно странное дело с воспомианиями о первом муже Людвиге. Около двух ночи домой.
Похудел на шесть фунтов. Благодаря диете.
Все еще не работал. Кажется, так и дальше. Никогда не бросаться сразу. Работа — да, но никогда не заниматься халтурой.
Озеро сияет, дымчатое на солнце. Поливали сад, новый садовник на виду, найден по случаю, дирижирует с бойкой уверенностью.
05.10.<1953. Порто-Ронко> понедельник
Немного поработал*. Сильный дождь. Приспособился дома; внизу. Вверху каменщики, маляры. Все еще не закончено. П. получила новую машину, «Ягуар», спортивный, в воскресенье. Деш в издательстве «Мир в книге»*, «Триумфальная арка» вышла в сокращении без моего ведома. Отношения прерваны. (Ждал, пока деньги за это пересекли границу.) От Шерца (издателя, который расторг договор на «Искру жизни» из страха перед немецкой реакцией на нее) поступил запрос на новую книгу с обоснованием, что другие издатели покупают книгу, не читая ее, что вредит авторам, а он, напротив, сначала изучает и потом делает предложение. Как раз первое он сам и сделал.
09.12.<1953. Порто-Ронко>
Закончил наконец книгу*. Решил не ехать вместе с П. в Париж, Лондон — останусь здесь, все закончу.
Сегодня звонок от Марианны Файльхенфельдт. Вчера умер Файльхен. Кровоизлияние в мозг. Она была в Париже. Ф. вечером вдруг упал; сын доставил его в клинику, где он ночью умер.
10.01.<1954. Порто-Ронко> воскресенье
Получил от П. рисунок (классицист) Пикассо. Рождественский подарок. Клее «Розовая ведьма»; для ее комнаты. Марло «Голос тишины»*. Хорошие репродукции; слишком много фрагментов, которые соблазнительно искажают картину целого. (Мы живем в век фрагментов и набросков.) Книга с фотографиями из немого кино.
Днем у Шпека. Тихая сиеста напротив корабля. Господин Румпель из радио «Монтесенери». Просмотрел первые десять страниц*, на десятой запнулся. Сегодня снова вернулся. Сомневаюсь, все ли сделал правильно. Желание идти дальше, слишком переполнен другими вещами. Хватит о мрачных временах. Хватит?
Размышлял о своих комплексах. Решил, что один из них, более сильный, связан с книгой «На Западном фронте без перемен» и ее успехом. Не иметь к этому отношения. Не быть литератором. Чтобы не быть оцененным как не стоящий в литературном отношении журнальный сочинитель. Таковым являться. Много работы потратить ради этого. Наблюдал, как, несмотря на толстокожесть, критики этого толка заставляли меня задуматься. То, что я опускаю, вычеркиваю, и есть настоящая литература. Все-таки я мог бы и это; ужас перед психологическим романом, очищением, описанием. Но тогда это были бы пьесы в форме романа. Почему бы тогда не сразу пьесы.
И все-таки там скрыто нечто. Из этого что-то вышло. С первой книгой, и сразу аутсайдер. Надо это проверить, найти и нейтрализовать.
Есть еще и другие из ранних. От 1918-го. Но они более безобидны. Более понятны.
Вчера вечером отлынивал. Читал. Сегодня опять. Такая концентрация, что голова болит. Часто. Всегда считал, что я менее концентрируюсь, когда могу выходить на прогулку, беседовать, читать и сразу за этим начинать снова. Выяснил, что эмоциональная концентрация уже при чтении газет такова, что ощущается физически, — дыхание, сердцебиение, повышение давления — даже при самых простых вещах. Наверное, я все же не так уж равнодушен. Напротив. Только пытаюсь быть таковым. Вечная попытка подавить в себе. И тут этот невроз — радость, глубокая открытость воспринимались мной как запрещенные, почти как преступление. Увлеченность как слабость. Почти не способен к ней. Внезапное чувство страха, отсечь это, чтобы не потерять себя. Желание этого все сильнее и сильнее.
Причина того, почему так долго пил. Неспособность в трезвом состоянии встречаться с людьми, выносить их — часто даже и себя самого. Выпивка расслабляла, смягчала, умаляла, увеличивала, посылала к чертям, извлекала на свет то, что пряталось в тисках психоза, возникала атмосфера иного бытия, отнюдь не намного лучшего, наоборот, фальшивого, но свободного от многого.
Зависть, недоброжелательность, которые при определенном отсутствии амбиций никак не годятся. Чувствовать себя вечно перед вызовом. Успех других понимать не только как вызов — это было бы нормально, — но как доказательство собственной несостоятельности. Все это под слоями понимания, признания других — и в отношении некоторых честное восхищение.