Я — Златан — страница 18 из 61

В действительности, я элементарно был не уверен в себе. И не хотел досаждать своим присутствием окружавших меня людей. Особенно Хенрика Ларссона, которого я боготворил. Он блистал в «Селтике» и в том же 2001 году завоевал «Золотую бутсу» как лучший бомбардир национальных чемпионатов европейских стран. Хенрик был величиной. И я был горд, когда узнал, что составлю ему компанию в линии атаки в матче со Швейцарией.

Перед этой игрой случилось еще кое-что любопытное. Некоторые газеты выпустили большие материалы обо мне, желая получше познакомить читателей со мной накануне моего дебюта в сборной. Так вот, в одной из таких статей директор школы «Соргенфри», той самой, где ко мне приставили персональную воспитательницу, поведал о том, что я был самым неряшливым учеником за все тридцать три года (или около того), что он там проработал. В «Соргенфри» я был просто отпетым хулиганом. В общем, цирк, да и только. Пустая брехня. Хотя были и положительные моменты: многие верили, что в сборной меня ждет большой успех. Во мне хотели видеть и хулигана, и звезду одновременно. И я чувствовал на себе этот прессинг.

Однако в дебютном матче успех мне не сопутствовал. Меня заменили во втором тайме, а затем и вовсе не вызвали на два следующих ответственных матча отборочного турнира чемпионата мира против сборных Словакии и Молдовы. Тренерский тандем Лагербек — Сёдерберг предпочел выставить в атаке Хенрика Ларссона и Маркуса Альбека. Это заставило меня еще больше притихнуть. Раз уж я даже не основной игрок сборной. Однако и это не сработало. Вспоминаю свой первый матч за сборную в домашних стенах — в Стокгольме. Мы встречались с Азербайджаном на «Росунде» (до 2012 года основная арена проведения матчей сборной Швеции — прим. пер.). В состав тогда я еще толком не пробился. А Стокгольм был для меня, как другой мир, будто Нью-Йорк. Здесь я чувство-

вал себя потерянным и каким-то беззащитным. Правда, в городе было много классных девчонок. Я только и делал, что оборачивался им вслед.

Я начал матч на скамейке запасных. «Росунда» была переполйена (ну, или почти переполнена). Тридцать три тысячи человек пришли посмотреть игру. Наши основные игроки выглядели уверенными в себе и готовыми ко всему. Однако через пятнадцать минут после начала матча начало происходить нечто необъяснимое. Зрители принялись скандировать мое имя. Я был ошарашен, а по коже побежали мурашки. На поле присутствовало целое созвездие: Хенрик Ларссон, Улоф Мельберг, Стефан Шварц, Патрик Андерссон... Но их имена никто не выкрикивал. Они кричали мое, а меня даже не было на поле! Это было даже слишком. Я этого не понимал. Что такого я сделал?

Ну, выдал я пару матчей в Аллсвенскан, и что с того?! А оказалось, я пользовался большей популярностью, чем более заслуженные футболисты, бронзовые призеры чемпионата мира, поигравшие в ведущих европейских чемпионатах. Вся команда стала смотреть в мою сторону. А я не мог понять, радуются они за меня или нет. Знаю только, что происходящее стало для них полнейшим сюрпризом. Это что-то совершенно новое, чего раньше не случалось. Спустя некоторое время публика принялась скандировать традиционное «Давай, Швеция, давай!» и только тогда я пришел в себя и принялся зашнуровывать бутсы (оттого, что мне больше нечем было заняться, или просто от нервов). Я словно пережил электрический шок.

Зрители решили, что я собираюсь разминаться, чтобы выйти на поле, и с еще более бешеной силой стали скандировать «Златан, Златан!». Я тут же оставил бутсы в покое. Со стороны могло создаться впечатление, что, сидя на скамейке, я как бы управляю всем этим шоу, что было уже чересчур. И я притаился, при этом украдкой наслаждаясь происходящим. Я чувствовал легкую дрожь. Адреналин начал свое движение. Наконец, Ларе Лагербек велел мне идти разминаться, а затем я пулей вылетел на поле, с абсолютно счастливым видом. Я парил по полю, с трибун доносилось мое имя и мы вели в счете 2:0. Я принял мяч на подступах к штрафной соперников, подыграл себе пяткой (мой ставший фирменным еше со времен дворового футбола прием), затем скинул мяч партнеру и, получив передачу обратно, спокойно замкнул ее. В тот вечер вся «Росунда» словно сияла. Да и Стокгольм стал для меня чуточку своим.

Приведу один смешной случай, свидетельствующий о том, что мой Русенгорд навсегда со мной. В том же году, когда я был со сборной в Стокгольме, мы заглянули в ночной клуб Томаса Бролина (известный в прошлом шведский футболист — прим, пер.) под названием «Ундичи» (по-итальянски «одиннадцать»; т. е. футбольная команда — прим. пер.). Сидим себе спокойно, отдыхаем. И тут один из моих закадычных друзей из Русенгорда начал доставать меня.

Златан, а Златан, ну дай мне ключ от твоего номера.

На что он тебе?

Просто дай мне его, и все!

Hy хорошо, хорошо.

Я отдал ему ключ и забыл об этом. Возвращаюсь вечером в гостиницу, а в номере — мой друг. Он закрыл шкаф на ключ и сидит, весь сияя от счастья.

Что у тебя там? — спрашиваю и гляжу на шкаф.

Ничего особенного. Да, только не трогай, пожалуйста.

Чего, чего?

Не волнуйся, Златан. Мы на этом заработаем.

И что бы вы думали, было в том шкафу? Невообразимо, немыслимо. Это был целый комплект пуховиков, которые он спер в «Ундичи». Так что, признаться, у меня не всегда была приличная компания.

А, между тем, в «Мальмё» взлеты чередовались с падениями. Было несколько странно находиться в клубе, из которого ты уже официально перешел в другой. Я не мог бы назвать себя гармонияной личностью. Временами на меня словно накатывало, и я взрывался. Собственно, так происходило со мной постоянно, а причиной могла послужить скверная обстановка вокруг меня. Во мне словно просыпался плохой мальчишка. Вот и в очередном матче с «Хеккеном» я заработал желтую карточку, и, чувствовалось, что это еще не предел. Наверно, вокруг гадали: «Что еще выкинет этот полоумный Златан?».

«Хеккен» возглавлял Турбьёрн Нильссон, в прошлом — звезда шведского футбола, и за команду выступал Ким Чельстрём, мой знакомый по молодежной сборной. C самого начала игра приняла жесткий характер. В одном из эпизодов я ударил Кима сзади по ногам (за что и получил желтую — прим. пер.). А затем еще и отмахнулся локтем от соперника и на этот раз увидел перед собой уже красную и был удален с поля. И тут я взорвался. Направляясь в раздевалку, я оттолкнул репортера с микрофоном, а подбежавший ему на подмогу звукооператор обозвал меня идиотом. Тогда я полез уже на него: «Это кто идиот?».

Кто-то из нашей команды встал между нами, предотвратив дальнейшее выяснение отношений. Конечно, после всего этого поднялась очередная шумиха в газетах, и я получил миллионы советов в духе, что «я должен пересмотреть свое поведение» и так далее, иначе «в ШАяксе“ мне придется туго». И прочая чушь! «Экспрессен» даже поместил интервью с психологом, который высказал мнение, что мне нужно обратиться за помощью. Конечно, моя реакция на это была мгновенной: «Да кто, черт побери, он такой? Да что он понимает?»

Не требовался мне никакой психолог. Мне просто нужны были мир и покой. И, по правде говоря, было не очень-то приятно наблюдать с трибун, отбывая дисквалификацию, как твою команду буквально унижает «Гётеборг» — 6:0. Наша прекрасная победная серия оборвалась, а в главного тренера Микке Андерссона полетели критические стрелы. Не скажу, что я имел что-то против него, но и доверительными наши отношения тоже назвать было нельзя. Со своими проблемами я обращался к Хассе Боргу.

Была одна вещь, которая меня раздражала. Мне казалось, что Микке слишком уж носится со старожилами команды. Он их побаивался и, конечно, очередное мое удаление в матче с «Эребру» вызвало его недовольство. В воздухе висело напряжение. Как-то летом мы проводили обычную двусторонку. Микке Андерссон взял на себя функции судьи. У меня произошла небольшая стычка с нашим вратарем Джонни Феделем, одним из ветеранов команды, и Микке, разумеется, встал на его сторону. Я, малость не в себе, подошел к Микке:

Да вы просто боитесь «стариков» в команде. А может, вы еще и привидений побаиваетесь? — прокричал я.

По полю были разбросаны мячи, и я принялся что есть силы ударять по ним. Бах, бах, бах! Они разлетались по сторонам, как снаряды, попадая по стоявшим за пределами поля автомобилям. Поднялся жуткий вой сигнализаций. Все стояли как вкопанные и смотрели на меня, такого бешеного и неуправляемого. Микке сделал попытку меня успокоить, но я крикнул ему:

Вы что мне, мамаша, что ли?!

Я был в ярости и направился прямиком в раздевалку, освободил свой шкаф, сорвав с него табличку со своим именем, и ясно

дал всем понять, что никогда не вернусь назад. C меня хватит! Прощай, «Мальмё», и — спасибо за все! И вы, идиоты, прощайте! Я сел в «Тойоту Селика» и уехал прочь. И на тренировки больше не возвращался. Сидел дома, играя в приставку, или проводил время с друзьями. Я словно устроил себе школьные каникулы, а Хассе Борг названивал по телефону и истерически вопил:

— Ты где? Куда ты подевался? Тебе следует вернуться!

Конечно, я не был столь уж несносным и четыре дня спустя все же вернулся. И вел себя как примерный и хороший мальчик. Не думаю, что моя выходка была чем-то серьезным — так, секундная вспышка. Ну, бывает такое в футболе, да и, в целом, во всем спорте, где адреналин бьет через край. Плюс ко всему оставаться в команде было недолго, а какие-нибудь смешные штрафные санкции меня мало беспокоили. Наоборот, я полагал, что это они должны быть мне благодарны. Еще несколько месяцев назад «Мальмё» переживал кризис. У клуба был дефицит в десять миллионов, и он не мог себе позволить купить приличных игроков.

Сейчас же «Мальмё» разом превратился в богатейший клуб Швеции. Я принес им большой капитал, и даже президент клуба Бенгт Мадсен отмечал в интервью: «Такой игрок, как Златан, рождается раз в полвека!». Нет, конечно, я не рассчитывал на какие-то шикарные проводы со стороны клуба. Ну, на хотя бы добрые напутствия и пожелания, или слова вроде: «Спасибо за восемьдесят пять миллионов». Особенно на фоне чествования Никласа Киндвалла неделю назад перед домашним матчем с «Хельсингборгом», собравшим тридцать тысяч зрителей. Я чувствовал, что в клубе меня немного побаиваются. Кто знает, что еще взбредет ему в голову? Я был тем, кто мог испортить впечатление от такой небывалой сделки, как с «Аяксом», еще более невообразимым поступком. А между тем приближался мой последний матч в Аллсвенскан.