себя частью команды. Стокгольм был для меня как другой мир. Как Нью-Йорк. Я был немножко потерян и несобран. Вокруг было столько горячих
девочек. Я всё оглядывался по сторонам.
Я начинал на скамейке. На «Росунде» был практически аншлаг. 33
тысячи людей были здесь. Взрослые мужики казались уверенными в себе,
они к такому вниманию привыкли. А я сидел на скамейке и чувствовал себя
просто пацаном. Но через 15 минут что-то случилось. Толпа начала кричать.
Они скандировали моё имя, и я просто офигел. Побежали мурашки. На поле
такие крутые парни, как Хенке, Улоф Мёльберг, Штефан Шварц и Патрик
Андерссон. Но они не выкрикивали их имена. Они кричали моё. А меня даже
на поле не было. Это было как-то даже слишком, и я не понимал: чем я это
заслужил-то?
А, может быть, несколько игр в Allsvenskan? Но я был популярнее
парней, которые выиграли бронзу на Чемпионате Мира. Сумасшествие
какое-то. Все в команде на меня пялились, и я даже понять не мог, рады они
за меня или завидуют. Одно я точно знал: раньше такого никто не
удостаивался. Это было что-то новенькое. Чуть позже трибуны начали
скандировать «Давай, Швеция, вперёд!». Я начал шнуровать бутсы. То ли от
того, что заняться было больше нечем, то ли от того, что слишком нервничал.
Будто разряд электрического тока по мне долбанул.
Толпа подумала, что я собираюсь разминаться, и снова запела
«Златан! Златан!». Я убрал руки от бутс. Сел на скамейку и стал наслаждаться
шоу. Адреналин просто кипел. А когда Ларс Лагербек велел мне разогреться,
я помчался на поле невероятно счастливым. Я просто летел! С трибун
доносилось «Златан! Златан!», мы выигрывали 2:0. Я прокинул мяч вперёд
пяткой, получил ответную передачу, и забил. «Росунда» просто сияла, и даже
Стокгольм тогда показался мне родным.
Просто Русенгорд был со мной. В том году мы были в Стокгольме со
сборной, и решили пойти в ночной клуб Томаса Бролина, «Undici». Сидим,
значит, вроде тихо всё. И тут один из моих друзей из гетто начал ворчать:
— Златан, Златан, могу я взять ключи от твоего номера?
— Зачем?
— Просто дай мне их мне и всё!
— Хорошо, хорошо.
Я дал их ему, и как-то даже забыл об этом. Но когда я той ночью
вернулся домой, мой друг сидел в номере, а шкаф почему-то закрыл. Он,
кажется, был взволнован.
— Что у тебя там?
— Ничего особенного. Только не трогай.
— Что?
— Мы можем срубить на этом бабла, Златан!
А знаете, о чём он говорил? Несколько канадских курток, которые он
украл в клубе. Откровенно говоря, у меня никогда не было серьёзной
компании, и в «Мальмё» в последнее время всё было то так, то сяк. Это ведь
довольно странно — оставаться в клубе, когда ты уже продан другому. Я нервничал по этому поводу. Иногда даже взрывался. Это всё из-за ситуации,
которая вокруг меня сложилась. Когда мы играли с «Хеккеном», меня
предостерегли, и в воздухе витало некое беспокойство. Этот сумасшедший
Златан снова что-нибудь выкинет?
Тренером «Хеккена» был Турбьёрн Нильссон, у них играл Ким
Чельстрём, знакомый мне по молодёжной сборной. Игра сразу пошла грубая,
как-то я сфолил на Чельстрёме сзади. Я толкнул другого парня локтём, и получил красную. Тут же началась потасовка. Когда я шёл к раздевалкам, я
отмахнулся от микрофона, и оператору, понятное дело, это не понравилось.
Он назвал меня идиотом, но я тут же остановился и подошел к нему: Кто, кто
здесь идиот?
Но один из наших парней стал нас разнимать. Цирк. Потом ещё в
газетах каждый второй мне советовал «пересмотреть своё поведение» и всё
такое прочее. «Так тебя не возьмут в Аякс…» Чушь! Бред! Даже когда брали
интервью, строили из себя психологов, которые хотят помочь. Да кто вы
вообще такие? Что вы там знаете? Не нужны мне психологи. Мне нужна
тишина и покой. Правда, не очень прикольно было сидеть и смотреть с
трибун, как «Гётеборг» унижает нас 6:0. Вся наша лёгкость, которая была в
начале сезона, куда-то исчезла. Нашего тренера, Мика Андерссона,
критиковали. Я лично против него ничего не имею, в близких отношениях
мы не были. Если у меня были какие-то проблемы, я шёл к Хассе Боргу.
Но была одна хреновина, которая начала меня раздражать. Мне
казалось, что Мик слишком уж уважительно относится к ветеранам команды.
Он реально боялся. А когдаменя снова удалили в матче с «Эребру», ему это,
мягко говоря, не понравилось. Было напряженно. У нас была игра на
тренировке. Летом. Мик Андерссон был в роли судьи. У меня произошло
столкновение с Джонни Феделем, вратарём, который был одним из старших
игроков в команде. Мик, понятное дело, побежал к нему. Я просто офигел. Я
подошел к нему.
«Боишься за старших игроков команды, привидений, наверное, тоже
боишься, а?», — крикнул я. На поле было много мячей, и я начал по ним бить.
Они летели как снаряды, и приземлялись на машины, которые стояли за
полем. Сирены начали гудеть. Всё просто остановилось. А посреди всего это
безобразия стоял, дикий парень из гетто. Мик Андерссон попытался меня
успокоить, но я крикнул ему: «Ты, что, моя мать что ли?»
Я был просто разъярен. Пошел в раздевалку, забрал свои вещи, снял
со шкафчика своё имя и объяснил, что возвращаться не собираюсь. Хватит с
меня! Прощай, «Мальмё», спасибо за всё, и счастливо вам, идиотам,
оставаться. Я уехал прочь на своей Тойоте, и больше не появлялся на
тренировках. Вместо этого я играл в Playstation и бродил вокруг со своими
друзьями. Выглядело так, будто я школу прогуливаю. А Хассе Борг истерил:
«Где ты, чёрт побери? Ты должен вернуться!».
Я был просто невыносим. Спустя 4 дня я вернулся, и был белым и
пушистым снова. Честно говоря, даже не мог осознать, что я действительно
так сорвался. Такое бывает в футболе, адреналин, знаете ли. Кроме того, не
так долго меня и не было. Я вообще в мыслях уже был на пути в Голландию,
и даже не думал о каких-то там штрафах. Я думал скорее о том, как они будут
меня благодарить. Ну а что, пару месяцев назад в клубе был кризис. Им
нужны было миллионов 10, ведь покупать игроков-то было не на что.
Но теперь они были самым богатым клубом Швеции. Я дал им
кругленькую сумму. Даже президент клуба, Берндт Мэдсен, как-то сказал:
«Такие игроки, как Златан, рождаются раз в 50 лет». Но нет, это не было
странным. Я думал, что они планируют как-то особенно со мной
попрощаться, ну или хотя бы сказать «Спасибо за 85 миллионов». Особенно
учитывая, что неделю назад чествовали Никласа Киндваля перед тридцатью
трёма тысячами зрителей в игре против «Хельсинборга». Я чувствовал, что
они всё ещё меня боялись. Ведь я был единственным, кто мог испортить
соглашение с «Аяксом», сделав что-то ещё более сумасшедшее. И как раз
подходило время моей последней игры в чемпионате Швеции.
Играли против «Хальмстада». Я хотел хорошо попрощаться с
болельщиками. Я ведь сделал себе имя здесь. Хоть и мыслями уже был в Голландии. Тем не менее, время шло и нужно было двигаться вперёд. Я помню, как бросил свой взгляд на список на стене. В частности, на линию
нападению. Я не поверил своим глазам.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
«И это благодарность за 85 миллионов?»
Моего имени там не было. Даже в запасе. Я понимаю, наказание, да.
Мик решил таким образом показать, кто тут главный. Ну, а что я мог? Я даже
не особо сердился, когда он втирал журналистам, что я якобы под давлением
сейчас, что я не в форме, что отдых мне нужен. Он ж славный парень так-то.
Я ещё продолжал наивно думать, что руководство планирует огранизовать
для меня хоть какое-нибудь прощание с болельщиками.
Через некоторое время меня вызвали в кабинет Хассе Борга. Не
люблю я этого, знаете ли. Мне всё время кажется, что меня там ждут какие-то нравоучения. Но тогда столько всего произошло, что я просто пошел туда
без всяких ожиданий. В кабинете были Хассе Борг и Бенгт Мэдсен. Стояли
молча, погруженные в себя. Я что-то не понял, что вообще происходит, мы,
что, на похоронах?
— Ну что, Златан, наступило время прощаться
— Только не говорите, что вы…
— Мы хотим сказать…
— «То есть, вы хотите поблагодарить меня и попрощаться вот здесь?»,
— выпалил я и огляделся. Мы стояли в чертовски скучном офисе Хассе. И
нас тут было только трое.
— Значит, вы не хотите сделать это перед фанатами?
— «Знаешь, говорят, делать это перед игрой — плохая примета», —
ответил Мэдсен.
Я выразительно на него взглянул. Плохая примета?
— Вы чествовали Никласа Киндваля перед тридцатью трёмя
тысячами, и всё нормально прошло.
—Да, но…
— Что но?
— У нас для тебя кое-что есть.
— Что это ещё за хрень?
Это был какой-то хрустальный шар.
— Это на память.
— А, то есть, вот так вот вы решили отблагодарить меня за 85
миллионов?
На что они надеялись? Что я буду плакать, глядя на него, когда буду в
Амстердаме?
— Мы хотели выразить тебе нашу благодарность.
— Спасибо, оставьте себе.
— Но ты не можешь…
А я мог. Положил этот шар на стол и ушел. Вот такое вот прощание с
клубом вышло. Не очень-то радостное. С другой стороны, это всё. Я был уже
на полпути в Голландию, что мне этот «Мальмё». Жизнь на месте не стоит, я