билеты и привел несколько друзей на матч. И я помню, как я получил
хороший пас в начале матча от финна Яри Литманена. Он мне нравился.
Литманен играл за «Барселону» и «Ливерпуль», и пришел к нам
совсем недавно. Но он сразу начал позитивно на меня влиять. Многие парни
из «Аякса» играли только ради себя. Они хотели уйти в более топовый клуб,
и возникало ощущение, что они соревнуются друг с другом, а не с
соперниками. Но Литманен действительно был командным игроком.
Профессионал. И когда он отдал мне пас, я пробежал вдоль боковой линии
рядом со штрафной, и рядом были два защитника: один впереди, другой
сбоку. В подобных ситуациях я бывал часто. Я знаю их вдоль и поперек.
Почти та же ситуация, что и с Аншо. Только теперь их было двое. Я
подбежал близко к лицевой, защитники меня закрыли. Казалось, что это
тупик, но я протиснулся в узкий коридор между ними, и пока я думал о том,
что только что произошло, я оказался на ударной позиции и пробил. Мяч
полетел низом и от штанги залетел в ворота. Я был вне себя от счастья.
Это был не просто гол. Гол-красавец. Я бежал мимо моих друзей, как
псих, радовался вместе с ними. Вся команда праздновали вместе со мной. А
чуть позже я забил еще один гол. Это было настоящее сумасшествие. Два
гола в дебютном матче Лиги Чемпионов. Сразу пошли слухи, что меня хотят
купить «Рома» и «Тоттенхэм».
Все шло хорошо. А когда футбольные дела идут хорошо, в мире
вообще все замечательно. Но вот с личной жизнью у меня было не очень. Я
еще не привыкк этому образу жизни. Все было, как в вакууме. Я много сидел
дома, маялся от безделья. Я поддерживал контакт с Хеленой, в основном
через SMS, без какого-либо понятия о том, что я делаю. Безумие это было
или что-то еще, не знаю.
Мы играли отборочный матч к чемпионату Европы против Венгрии
на стадионе «Rasunda» в октябре. Я рад был вернуться. Я еще не забыл
скандирования прошлого года. Но мы начали отборочный цикл не очень
хорошо, а стокгольмские газеты писали, что я – переоцененный футболист,
который локтями выбил себе место в команде. Это была важная игра. В
случае поражения мечта о Евро стала бы призрачной. И мне, и моим
партнерам по сборной было, что доказывать. Но Венгрия вышла вперед уже
на пятой минуте. Не имело значения, сколько мы создали моментов, забить
мы не могли. Казалось, что игра проиграна. Но на 74-й минуте Маттиас
Йонсон навесил в штрафную, и я открылся, чтобы сыграть этот мяч головой.
Вратарь вышел из ворот и пытался выбить мяч подальше. Не знаю насчет
мяча, но меня он вырубил. Все вокруг потемнело. Я упал.
Секунд 5-10 я был без сознания. А когда очнулся, партнеры по
команде стояли вокруг меня. Я не понимал, что вообще произошло. Зрители
ревели от восторга, а парни вокруг меня радовались и в то же время
выглядели обеспокоенными.
— Гол! – сказал Ким Чёлльстрем.
— Правда? Кто забил?
— Ты! Ты головой забил!
Мне было плохо, у меня кружилась голова. Они унесли меня с поля на
носилках. Пока меня несли, я вновь слышал: «Златан! Златан!» Весь стадион
приветствовал меня стоя, и я помахал им. Меня это воодушевило, как и всю
команду. Но при этом, счет стал лишь 1:1, а мы должны были побеждать. Ким
Чёлльстрем заработал чистый пенальти под конец игры, но судья предпочел
закрыть глаза на него. Я помню состояние, когда тебе плохо и хорошо в одно
и то же время.
Но потом мне стало плохо по другой причине. По всей Швеции ходила
вирусная инфекция, и заразились около 250 тысяч человек, и я в том числе.
Это повлекло за собой другую неожиданность, изменившую многое.
Это было за день до Сочельника. Я был дома у мамы. Начало сезона
получилось так себе, но несмотря ни на что, я был доволен. Я забил пять
голов в Лиге Чемпионов. Даже больше, чем в чемпионате Голландии. Помню,
Куман как-то сказал: «Эй, Златан, вообще-то еще и чемпионат есть». Меня
больше стимулировал крупный турнир. В любом случае, я был дома, в
Русенгорде.
Мы были в отпуске до начала января. Тогда мы должны были
вернуться в расположение команды и сыграть матч в Каире. А мне нужен был
отдых. Но у мамы дома было людно, стоял шум, не прекращались ор и ссоры.
Мирным это место явно не было. Мама, Кеки, Санела и я – мы привыкли
встречать Рождество, как все: обычный рождественский обед в четыре часа
дня с дальнейшим открытием подарков. Это должно было быть мило. Но
сейчас я не мог этого вынести. Меня мучили мигрени, и ныло все тело. Мне
надо было куда-то выбраться, в спокойное место. Или, в крайнем случае,
поговорить с кем-нибудь не из семьи. Но кому я бы мог позвонить?
Каждая семья встречает Рождество по-своему. Это святое. Может,
Хелена? Я набрал ее, особо ни на что не надеясь. Она ведь все время работала,
и, скорее всего, была с семьей в Линдесберге. Но нет, она ответила, она была
у себя дома. Она сказала, что не любит Рождество.
— Мне плохо, – сказал я.
— Бедняжка.
— Я не могу терпеть весь этот цирк дома!
— Ну тогда приезжай ко мне. Я о тебе позабочусь.
Честно, меня удивил ее ответ. Мы в основном встречались за кофе и
переписывались. Ночей у нее дома я еще не проводил. Но да, конечно,
звучало это отлично. И, извинившись перед мамой, я свалил.
— Ты теперь и Рождество с нами не проведешь?
— Извини.
За городом было спокойно и тихо. Как раз то, что нужно. Хелена
уложила меня в постель. Не казалось странным, что я провожу Рождество с
ней, а не со своей семьей. Это было одновременно естественно и
необыкновенно. Но все равно, мне было плохо.
Я все еще был слаб. Но я пообещал отцу, что приеду к нему на
следующий день, в Сочельник. Он не празднует Рождество. Он сам по себе,
и на Рождество он занимается своими делами. С того дня в Мальмё у нас с
ним были отличные взаимоотношения. Детские обиды давно были позади. И
он даже смотрел некоторые матчи. Из уважения к нему я сменил «Zlatan» на
«Ibrahimovic» на своей форме.
Но когда я приехал, он уже был в стельку пьян. Так что, не оставаясь
там ни секунды, я поехал обратно, к Хелене.
— Как, уже вернулся?
— Да.
Это все, что я мог тогда ответить. Чувствовал я себя просто
отвратительно, температура была под 41. Клянусь, я никогда так дерьмово
себя не чувствовал. Это был какой-то супергрипп. Три дня я был никаким.
Хелене приходилось водить меня в душ, менять мокрые от пота простыни. У
меня кружилась голова, и я не мог связать два слова: речь была похожа на
скулеж. Возможно, это что-то для неё значило. До этого момента я для нее
был дерзким югге. Забавным парнем, который играл в мафиози, водил
модные тачки. Надеюсь, что забавным. Но не для нее.
А теперь я был развалиной. По ее словам, ей это даже как-то
нравилось. Я стал человеком. Когда мне стало получше, она взяла в прокате
несколько фильмов. И я впервые посмотрел шведские криминальные
фильмы, одним из которых был «Комиссар Мартин Бек». Для меня это было
пробуждением. И откровением: оказывается, шведы могут творить такое!
Меня зацепило, и мы сидели вместе, смотрели серию за серией. Мы отлично
проводили время. Но парой мы еще не стали.
В эти дни ее часто не было дома. Она ходила на работу, а затем
возвращалась и ухаживала за мной. Конечно, иногда мы не понимали друг
друга. И мы до сих пор не знали, чего нам хотелось. Ведь мы по-прежнему
были такими разными. Это было неправильно. Но думаю, что так все и
началось. Быть с ней рядом очень хорошо, и я очень скучал по ней, когда
вернулся в Голландию.
Как-то я спросил у нее, не хочет ли она приехать ко мне. Она
согласилась и навестила меня в Димене. Это было мило. Но моим маленьким
домиком она, мягко говоря, не была впечатлена. К тому времени мне начало
нравиться жить там. И холодильник был всегда полным.
Но, по ее словам, был тот еще беспорядок. Она помыла все полы у
меня дома. Говорила, что у меня всего лишь три тарелки, да и те не
сочетаются. А стены вообще странные. Смесь фиолетового, желтого и
персикового цветов, и в плюс к этому – зеленый ковер. Никакой гармонии.
Полная катастрофа. Да еще и я, одетый, как лузер, который только и делает,
что лежит в кровати и играет в видеоигры, от которых повсюду провода.
Никакого порядка. А я говорю: «Суперстерва».
Чертовскишикарнаясуперстерва, на одном дыхании.
Когда она уехала, я снова скучал по ней. И начал звонить и писать ей
все чаще. От этого мне стало спокойнее. Боже, она классная. Она всему меня
учила. Например, тому, как выглядят вилки и ножи для рыбы. Или тому, как
надо пить вино. До того момента я думал, что дорогие вина пьют так же, как
и молоко. Нет, нет и еще раз нет. Его надо медленно потягивать. Я начал это
понимать. Но это не делало меня спокойнее. Я все время продолжал
возвращаться в Мальмё, и не только для того, чтобы увидеться.
Как-то я привел в ее дом некоторых моих друзей. Мы бегали по ее
гравийным дорожкам, и ее это взбесило. Она заорала на нас, мол, они же были
ровными, а сейчас… Меня, конечно, замучила совесть. Надо было что-то
делать с этим. Я отправил моего младшего брата. Он пришел, взял в руки