бараками, на тренировки приезжал на ворованных велосипедах и не
отличался примерным поведением. Пару раз тренеры отправляли меня
домой, я кричал на них, ругался, всё время слышал: «Сделай пас, Златан!».
Это выводило из себя, и я чувствовал себя неловко. В MBI играли как
иностранцы, так и шведы, и многие родители ныли после моих финтов. Тогда
я послал их к чертям и через некоторое время сменил клуб, пришёл в FBK
Balkan, и это было что-то с чем-то!
В MBI шведские папы стояли и кричали: «Давайте, ребята! Отличная
работа!».
В FBK Balkan зашли немного дальше: «Я отымею твою маму в
задницу!» Эти югославы сумасшедшие, они много курили и разбрасывались
своей обувью. В эти моменты я думал: «Прекрасно, как и дома. Моё место
здесь!» Тренер был из Боснии. Там, в Югославии, он играл на высоком
уровне. Он стал для нас своего рода отцом. Иногда он нас подвозил до дома
и мог дать мне пару крон на мороженое или еду, когда я был голоден.
На некоторое время я стал вратарем. Почему так получилось я не
знаю. Возможно, что я сказал предыдущему, что он отстой, и я смогу сыграть лучше него. Скорее всего, так и было. Но в игре я пропустил много голов, а потом был взбешен. Я орал на всех, называл их дерьмом. Кричал, что футбол дерьмо. Что весь мир – дерьмо, и что я хотел бы играть в хоккей: «Хоккей намного лучше, долбанные вы идиоты! Я стану хоккеистом! Убейтесь!»
И я решил пойти в хоккей. Мне хватило одного взгляда. Черт побери,
сколько для него нужно всякой дряни. А главное, сколько на этот хлам нужно потратить денег. Единственным вариантом осталось возвращение в этот дерьмовый футбол. Но я перестал быть вратарем и пошёл в атаку. Подобрел.
Однажды мы готовились к игре. Меня там не было, но все
спрашивали: «Где Златан? Где Златан?» До начала матча оставалась минута,
а тренер и мои партнеры по команде, вероятно, хотели меня убить: «Где он?
Какого хера его нет на такой важной игре, как эта?». Но потом они увидели,
что какой-то сумасшедший парень едет на велосипеде, как последний идиот
на украденном велосипеде мчится к тренеру. Что за сумасшедший собирается переехать его? Прямо перед ним я резко затормозил, отбросил велосипед и ринулся на поле. Думаю, что тренер сошёл с ума от ярости.
Песок попал ему в глаза. С минуту он не видел. Но он позволил мне
играть и вроде мы выиграли. У нас была хорошая банда. Одно время меня
наказали за какое-то дерьмо, и в первом тайме я сидел на скамейке. Против
каких-то слабаков мы «летели» 4-0, иммигранты обыгрывали хороших
парней, в воздухе витала агрессия, я был очень зол и был на грани от срыва.
Как мог этот идиот оставить меня на скамейке?
– Ты тупой? - спросил я тренера.
– Спокойнее, спокойнее, в скоро я выпущу тебя.
Он позволил мне выйти во втором тайме, и я забил восемь мячей. Мы
выиграли 8-5 и я издевался над соперниками и, конечно, был хорош. Был
техничен, всю игру бежал в свободные зоны, и в блоке, где жила моя мама, я
стал маленьким чемпионом, за то, что творил неожиданные вещи на узком
пространстве. Но я очень устал от характеристик в стиле Дональд Дак и как-то ляпнул: «Я знал, что Златан станет кем-то особенным, бла бла бла».
Он был моим лучшим другом. Звучит по-идиотски.
Никто ничего не замечал. В мою дверь не стучали «большие» клубы.
Я был маленькой соплячной задницей. Слова менялись от «Ох, вам должно
быть приятно, что у вас такой талантливый мальчик» до «Кто выпустил этого
иммигранта?». Уже тогда у меня было много взлетов и падений. Я мог в одной игре забить восемь голов, а в другой выглядеть просто ужасно.
Я связался с парнем по имени Тони Флайджер. У нас был общий
учитель языка. Его родители были тоже с Балкан, и мы стали типо крутыми
ребятами. Он жил не в Розенгарде, а в непосредственной близости от
Ветемоллеггатан. Мы родились в один и тот же год, только он в январе, а я
в октябре, и я думаю, что это что-то да значило. Он был больше меня и сильнее, считался большим талантом. Тони часто повторяли: «Посмотрите на него, какой игрок!», а я был в его тени. Думаю, мне сыграло на руку, что я
понимал это. Мне нужно было быть андердогом. Но, как я уже говорил, я в
то время не был большим талантом. Скорее, диким, маньяком, юношей,
который не контролировал свой характер. Продолжал кричать на игроков и
судей, часто менял клубы. Играл в FK Balkan. Потом вернулся в MBI, затем
снова в FK Balkan, оказался в BK Flagg. Никто не приводил меня на
тренировки и иногда я поглядывал на стоящих у кромки поля родителей.
Моего отца никогда я там не находил, ни среди югославов, ни среди
шведов, и я не знал о чём думать. Всё было так, как должно было быть. Мне
никто не был нужен. Я привык к этому. Но несмотря на это мне было больно.
Не знаю. Вы привыкаете к своей жизни, и я продолжал держать её на
расстоянии. Папа был папой. Он был безнадежен. Он был фантастическим.
Он был вершиной и одновременно низиной. Я не рассчитывал на него так,
как это обычно делают дети. Но все же, я думаю, у меня были надежды на его счёт. Блин, вот представьте себе его реакцию, если бы он видел
удивительный материал, какую-нибудь бразильскую вещицу? У папы были
моменты, когда он выглядел увлеченным. Он хочет, чтобы я стал юристом.
Не могу сказать, что я верил в возможность этого. В моих кругах
трудно стать адвокатом. Ты совершаешь сумасшедшие вещи и мечтаешь
стать крутым парнем. У нас не было практически никакой поддержки от родителей, но это было не всё: «Могу ли я рассказать шведскую историю для тебя?» Вокруг играла югославская музыка, валялись банки с пивом,
холодильники были пусты, а говорили лишь о балканских войнах. Но
иногда, вы знаете, шла речь и о футболе и когда папа заводил о нём, я был
просто счастлив. А в один прекрасный день, который я помню до сих пор,
тогда в воздухе парило торжество, он сказал:
– Златан, пришло время играть в каком-нибудь большом клубе.
– Что ты имеешь в виду под «большим» клубом?
– Хорошую команду, Златан. Мне нравится, например, «Мальмё».
Не думаю, что я его понял. Что было такого особенного в этом
«Мальмё»? Я ничего не знал о их составе. Но знал немного о самом клубе.
Как-то я и мой FK Balkan встречались с ними, и я подумал: почему бы и нет?
Тем более, если об этом говорит мой папа. Но я даже не знал, где находится
их стадион или что-нибудь ещё в городе, связанное с клубом. Мальмё для
меня был неизвестным. Это был другой мир. Мне было целых тринадцать
лет, прежде чем я оказался в центре города, и я, честно говоря, ничего не
понял о жизни там. Зато я разузнал дорогу и мне потребовалось тридцать минут, чтобы на велосипеде с полиэтиленовым пакетом в руках, где лежали мои вещи, добраться туда. Я, конечно же, нервничал. Мальмё – это серьёзно.
Это было не обычное «на, поиграй, малыш». Здесь ты был как на суде, ты
должен был занять чье-то место. Я сразу заметил, что не был похож на
других, и уже было приготовился собрать свои вещи и вернуться домой. Но
на второй день тренер Нильс сказал мне:
– Добро пожаловать в команду.
– Вы серьезно?
В клубе было несколько иностранцев и среди них Тони. Кроме того,
были и шведы, выходцы из Лимхамна, богатенькие. Я ощущал себя парнем
с Марса. Не потому, что у моего папы не было большого дома или потому,
что он не ходил на мои игры. Я разговаривал по-другому. Я использовал дриблинг. Я взрывался как бомба, боролся на поле. Однажды я получил жёлтую карточку за крик на моих товарищей по команде.
– Ты не должен так делать, - сказал тогда рефери.
– Можешь отойти и трахнуть себя, - крикнул я в ответ и увидел перед
собой красный свет.
Шведы разговорились. Их родители захотели, чтобы меня убрали из
команды, а я же думал: не позволю им сделать этого. Снова сменю команду.
Или уйду в таэквандо. Это круто. Футбол – дерьмо. Папа какого-то идиота
написал заявление. «Златан должен быть выгнан из команды», – писал он, и
практически все подписались. Они говорили об этом всё время: «Златану тут
не место. Мы должны выбросить его. Подпиши, бла-бла».
Это было безумие. Ладно, я был в контрах с папенькиным сынком. Он
наговорил всяких гадостей, и я не сдержался. Просто боднул его. Но позже я
действительно жалел о случившемся. Я взял велосипед и приехал к нему в
больницу, извинился. Это было идиотским решением, но заявление?
«Убирайся отсюда!» Тренер, Аке Калленберг, взглянул на список:
– Что это за дерьмо?
Он просто разорвал его на части. Он был хорош этот Аке. Или я просто
ничего не понимаю в хороших людях. Практически год он держал меня на
скамейке и как все остальные думал, что я слишком много дриблингую,
кричу на товарищей по команде, имею неправильных подход и всё в таком
роде. В те годы я узнал нечто важное. Если есть такой парень, как я, но уважаемый, то я должен быть в пять раз лучше, чем Леффе Перссон
и все остальные. Приходилось тренироваться в десять раз интенсивнее. Или не будет ни единого шанса. Ни в коем случае. Особенно, если ты вор великов.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«Кто вы все такие?»
Очевидно, что я должен был проявлять себя лучше, чем все остальные.
Вероятно, я хотел изменений. Я был не до конца безнадежен. Но
тренировочное поле было очень далеко, в семи километрах, и я часто ходил