надзирателем»? Простой вопрос про её номер заставил меня всего вспотеть.
В моих глазах она выглядела потрясающе, и я сказал:
– Не хочешь встретиться после школы?
- Конечно, согласна.
– Как насчёт Густава?
Густав Адольф – площадь в Мальмё, и я чувствовал, что идея ей
понравилась. Но когда я пришел туда, её не было. Я занервничал. Я был в
чужом районе и чувствовал себя неуверенно. Почему она не пришла? Разве я
ей не нравлюсь? Прошла минута, две, три, десять минут, и в конце концов я
не выдержал. Это было худшее унижение. Она обманула меня, подумал я.
Кто захочет свидания со мной? И ушёл домой. Я не проклинал её. Я
собираюсь стать звездой футбола. Зря я так поступил. Автобус девушки
просто опоздал. Водитель захотел выкурить сигарету или что-то другое, и она приехала сразу, как я уехал…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Тебе пора завязывать играть с этими мелкими засранцами»
Я поступил в среднюю школу Боргара с футбольным уклоном. Я
возлагал на это большие надежды. Теперь всё изменится! Теперь я стану
реально крутым! Но всё это походило на подставу. Ну, о’кей, я был готов ко
всему. В команде было несколько выскочек. Там были и девчонки тоже, ну и
крутые парни, которые стояли все такие модные и приодетые по углам и курили. Там у меня была спортивная обувь и экипировка от Nike и Adidas,
это было офигенно, я постоянно в ней ходил. Но я не знал, что мой главный
бренд — это Русенгорд. Это как знак. Будто меня преследовал
дополнительный учитель.
В школе они были одеты в рубашки от Ральфа Лорена, а обуты в
Тимберленды. Именно так! Я раньше очень редко видал парней в рубашках.
Я думал, что с этим надо что-то делать. Симпатичных девчонок в школе было предостаточно. Но если вы выглядите, как парень из гетто, то поговорить вряд ли удастся. Я обсудил это с отцом, вышел спор. Мы получали пособие 795 крон. Папа считал естественным, что деньги должен забирать он, ведь он, как он говорил, за всё платил. Я считал иначе:
Ты же знаешь, я не могу быть главным школьным выродком!
В Швеции в течение 3-х лет каждый ребёнок получает определенную сумму денег.
В каком-то смысле он принял мой аргумент. Я получил пособие и счёт
в банке. Деньги приходили 20-го числа каждого месяца, и многие из моих
кентов собирались у банкомата в 23:59 за день до этого и ждали денег. Они
шумели: дадут ли деньги прямо в полночь? Десять, девять, восемь…Я как-то
спокойнее к этому относился. Но утром я снял часть денег и купил себе пару
джинсов от Дэвиса.
Это были самые дешёвые. Иногда покупал несколько рубашек, три
вещи по цене одной. По-разному пробовал. Ничего не работало. Я всё ещё
был заклеймен Русенгордом. Я не вписывался. Мне так казалось. Я всю
жизнь был мелким. Но тем летом я за несколько месяцев вырос сантиметров
на 30. Как дрищ выглядел. Мне нужно было самоутверждаться, и впервые в
жизни я стал зависать в центре: в Бургер Кинге или на площадях.
Я занимался какой-то херней. Но так было нужно. Иначе у не было бы
никаких шансов в школьной тусовке. Я украл у парней МП3шник. У нас были
запирающиеся на замок шкафчики с кодом, и один мой друг сказал мне по
секрету код одного парня. Когда его не было, я брал его плеер и рассекал на
велике, слушая его песни. Это было, в принципе, круто. Но этого было
недостаточно. По-прежнему чего-то не хватало. Я всё ещё был ребенком из
гетто. Мой друг был умнее. Он завёл себе девушку из хорошей семьи,
подружился с его братом, и даже стал брать его одежду. Хороший трюк, серьёзно. Даже если б он не работал. Мы, из гетто, никогда не вписывались.
Мы были другими. Но всё-таки, мой друг ходил в крутой одежде, и у него
была классная подружка. А у меня был футбол.
Но не сказать, что всё шло хорошо. Я пробился в молодёжную
команду и играл с парнями, которые были на год меня старше. Вот это успех.
Мы были отличной бандой, одной из лучших команд в стране в нашей
возрастной категории. Но я сидел на скамейке. Это было решение Оке
Калленберга. Тренер, конечно, может кого угодно посадить на скамейку. Но
я не думаю, что причиной этому был футбол. Когда я пришел, я забивал. Я
был очень неплох. Но они считали, что я был плох в другом.
Мне сказали, что я не играю на команду. «Твоего дриблинга
недостаточно, чтобы вести игру!». Я сто раз слышал подобное. Я слышал, как шептались: Это Златан! Разве он может держать себя в руках? Это хоть были и злые языки, но всё-таки была доля правды в этих словах. Я иногда орал на своих одноклубников. Я кричал и много говорил на поле. Я мог даже со зрителями вступить в спор. Не то, чтобы там было что-то серьёзное. Но у меня был такой характер и стиль игры. Я был игрок другого типа, немного сумасшедший. И по-настоящему я не принадлежал ФК Мальмё.
Многие так на это смотрели. Я помню молодёжный чемпионат
Швеции. Мы попали в плей-офф, это было большим успехом. Но Оке
Калленберг не брал меня в команду. Даже на скамейку запасных.
«Златан травмирован», — сказал он перед всеми, заставить меня
вскочить. Что он имеет в виду? Я возразил:
«О чем это вы? Как вы можете такое говорить?»
«Ты травмирован», повторил он. Я поверить не мог. Зачем он так
делал, когда на носу были игры в чемпионате.
«Вы так говорите только потому, что не хотите, чтобы я играл».
Но нет, он всё думал, что я травмирован, и это меня бесило. Всё это
было очень странно. Никто мне ничего подобного не говорил. В том году Мальмё выиграл молодёжный чемпионат Швеции без меня, что уверенности мне, конечно, не придавало. Да, я много дерзил. Когда мой учитель итальянского выгнал меня из класса, я сказал: «Да плевать я на вас хотел. Я всё равно выучу итальянский, когда стану профессиональным футболистом и буду играть в Италии». Забавно, правда? Тогда это было пустой болтовнёй.
Я и сам-то не особо верил в это. Да и как я мог в это поверить, даже не будучи основным игроком в молодёжной команде?
В то время у взрослой команды были проблемы. Мальмё — лучшая
команда страны. Когда старикан вернулся в Швецию в 70-х, клуб тотально
доминировал. Они даже доходили до финала Лиги Чемпионов, или Кубка Чемпионов, как он тогда назывался. Но никого из юниоров в команду не брали. Вместо этого переманивали персонал из других топ-клубов. Но в том году ситуация изменилась. Клуб провалил сезон, и никто не знал этому причин. Мальмё всегда был в авангарде, а сейчас спустился в арьергард. Они действительно плохо играли. Экономика была ни к чёрту. На других игроков денег не было, и парни из молодёжной команды получили шанс. Вы представить себе не можете, как мы это обсуждали! Кто получит шанс следующим? Он? Или он? Это Тони Флайгер, конечно же, а ещё Гудмундур Мит и Джимми Таманди. Обо мне они даже не думали. Я был последним из тех, кого стали бы брать. Ну, я верил в это. И другие тоже. Честно говоря, не на что там было надеяться. Если уж даже тренеры молодёжной команды держали меня на банке. С чего бы я понадобился взрослой команде? Да ни с чего. Но я был не хуже Тони, Мита и Джимми. Я это показывал за то маленькое время, что мне
выделяли. В чем проблема? Чем они лучше? Это грызло меня изнутри, и я
всё больше думал, что это политика у них такая.
Когда я был поменьше, быть не таким, как все, дерзким, было, может
и круто, но дальше это только мне мешало. Когда на чашу весов поставлено
много, никто не хочет, чтобы какой-то дикий иммигрантишко мутил свои бразильские штучки. Мальмё — самый гордый и хороший клуб. Во все времена их игроки были белыми и пушистыми, они всегда говорили только хорошее. С тех пор ребят иностранного происхождения в клуб особо не брали. Ну, хорошо, да, играл там как-то Эксель Осамновски. Он был тоже из Русенгорда. Он потом ещё в Бари играл. Он был славным парнем. Нет, нет, никакой взрослой команды для меня. У меня с молодёжной был контракт.
Мне приходилось довольствоваться этим U-20. U-20 они создали по
специальному футбольному согласованию со школой Боргара. Молодёжная
команда была до 18-ти. U-20 соответственно до 20-ти.
Туда брали не всех, лишь немногие могли стать частью команды.
Покидать клуб нам не разрешали, и частенько мы играли с парнями из
резервной команды, или против команд из третьего дивизиона. Это было не
очень-то круто, но зато у меня был шанс засветиться.
Иногда мы тренировались с первой командой, но я отказывался
привыкать. Обычно юниоры в таких ситуациях не показывают сложные
трюки. Нужно быть паиньками. Но я подумал: а почему бы и нет? Терять мне нечего. Я делал всё, что умею, и меня, конечно, заметили, шептались там. «Да что он о себе возомнил?» или что-то в этом роде. А я бормотал: «Да идите вы нахер», и продолжал. Я финтил, изображал крутого парня, и иногда тренер главной команды, Роланд Андерссон, за мной приглядывал.
Я сначала подавал надежды: «Интересно, он думает, я хорошо
работаю?». Но всё изменилось, когда со мной случилась очередная херня.
Когда я на следующий день увидел его у кромки поля, я подумал, что кто-то
ему настучал. Какая-то жалоба. И тогда я всё больше разочаровывался в футболе, да и других сферах успехов у меня не было, особенно в школе. Я
был застенчивым и робким, иногда всей моей едой был только школьный обед. Я набрасывался на него как безумный. Все остальное меня не