– Привет, Мэйбл, – сказал я.
– Привет, Ксандер. Это Себ. Грейс у нас.
– А, – замешкался я, – и когда же она вернется?
– Зависит от тебя, – ответил он, вздохнув.
Я слышал, как телефон передали из рук в руки, и вот уже на том конце оказалась Грейс.
– Если хочешь встретиться, приходи на нашу скамейку, – просто сказала она и повесила трубку.
Вот я и пришел – на это самое место – и извинился перед ней. Море зелени и открытое пространство – как и сейчас – придавали мне ощущение свободы. Я чувствовал, что мой мозг способен отсеивать шелуху и рассуждать разумно. В тот момент я рассудил, что Грейс любит меня. Она знала меня, знала, что я люблю ее. Ариэль же никто, мимолетное увлечение. И моя ревность лишь доказывала то, как сильно я ее любил.
Сейчас, однако, от мыслительного процесса меня бросает в дрожь. Убийство занимает каждую клетку в мозгу, и голова начинает пульсировать. Дышу ровно, пока факты не расставляются по местам: тот мужчина, по всей видимости, убил женщину. Он организовал людей, чтобы вывезти тело. Об этом говорят улики: фургон и двое нанятых грузчиков.
Покрепче закутываюсь в пальто, стараюсь извлечь из него хоть немного тепла. Надо двигаться вперед. Надо заняться этим, пока не утекло время и он снова не улизнул. Пройдя через сад, оказываюсь на главной дороге – по ней совсем скоро я вновь возвращаюсь в Паддингтон, в Фиолетовую зону. Головная боль уже разошлась на полную катушку, но то, что я делаю, гораздо важнее. Толкаю стеклянную дверь полицейского участка Паддингтон Грин. Оказавшись внутри, первым делом проверяю, аккуратно ли убраны волосы. Затем спрашиваю у дежурного насчет Блэйк или Конвэя.
– Они уже идут, сэр, – отвечает офицер и предлагает мне сесть, чтобы их подождать.
Он обратился ко мне «сэр». Значит, магия одежды все-таки сработала и на мне. Через пару минут появляется молодой человек и ведет меня в комнату для ожидания. Мгновение спустя возникают Конвэй и Блэйк, их лица холодны. Я встаю.
– Мне надо поговорить с вами об убийстве в 42Б.
Они переглядываются.
– Сейчас с этим разберемся? – спрашивает он у нее.
Она кивает, глядя прямо на меня.
– Пойдемте. Найдем свободную комнату.
Меня ведут в такую же комнату, как та, где со мной беседовали два предыдущих раза. По лицам Блэйк и Конвэя вообще не скажешь, что мы знакомы. Они указывают мне, где сесть, но даже не смотрят на меня. Расположившись и включив запись, Конвэй сцепляет пальцы в замок.
– Ксандер Шют, мы арестовываем вас по подозрению в злоупотреблении временем полиции. Мы не будем повторять предостережение, но оно полностью применимо. Вы имеете право молчать, но можете навредить своей защите, если не расскажете то, на что затем будете опираться в суде.
Я киваю. Затем, опомнившись, произношу вслух:
– Да.
– Вы помните, как во время последнего разговора сделали заявление о совершенном убийстве? Что вы стали свидетелем убийства? Женщины.
– Да, – медленно отвечаю я.
– Для начала: вы подтверждаете, что именно это мне сказали? – серьезно продолжает Конвэй.
– Да.
– И что вы описали напавшего как белого мужчину чуть моложе или чуть старше тридцати?
– Да.
– И вы назвали адрес: дом 42Б, Фарм-стрит, Мэйфейр, Лондон?
– Да, вы все это знаете.
– И вы описали помещение, где, по вашему мнению, произошло убийство?
– Да.
– И вы подтверждаете свое описание во всех подробностях? – спрашивает он, скрестив руки на груди.
Замечаю, что один из манжетов его голубой рубашки – потертый на сгибе.
– Подтверждаю. Куда вы клоните? – Во мне нарастает недоумение.
– Тогда напомните мне, пожалуйста, как вы описали помещение.
Я знаю, что на моем лице написано замешательство, но ничего не могу с этим поделать.
– Ну, там черная входная дверь сбоку от парадной лестницы. На двери номер: 42Б.
– Ага, – кивает он, пощипывая себе мочку уха.
– Внутри прихожая, – продолжаю я, закрыв глаза, чтобы дать картинке всплыть в памяти. – На полу викторианская плитка. Черно-белая. На лампе – абажур Тиффани. Большое позолоченное зеркало в фигурной раме. Стены кремовые, кажется. В конце коридора еще одна дверь, за которой что-то вроде сдвоенной комнаты. Как будто стенку убрали. Прямо и налево – камин. Два кожаных дивана друг напротив друга. Вдоль стен – шкафы с книгами. В другой половине комнаты – обеденный стол и шесть стульев. Красное дерево. Шелковый ковер с узором на полу. Мне продолжать?
– Нет, достаточно. Это в целом совпадает с описанием, которые вы дали в прошлый раз, – отвечает он.
– И вы подтверждаете свои слова, Ксандер? – включается Блэйк.
– Да, конечно. – Я все еще понятия не имею, к чему все идет.
Что-то будет, я знаю, вопросы готовят почву. Но не представляю, что это может быть.
– Два офицера, одетые по форме, прибыли по этому адресу вечером в тот же день, когда вы заявили об убийстве, и установили отсутствие следов борьбы или какого-либо насилия, не говоря уже о причинении кому-то смерти.
– Да, вы говорили в прошлый раз, – возражаю я, – и вы пообщались с парнем, который там живет. Эбади? У него алиби. Я помню. Но у меня есть новая информация, которая все меняет.
К моему удивлению, они игнорируют это замечание и, как ни в чем ни бывало, продолжают задавать вопросы:
– Показываем подозреваемому вещдок ПЖВ/два. Мистер Шют, взгляните, пожалуйста, на съемку.
Блэйк открывает ноутбук и включает видео, похожее на запись с камеры наружного наблюдения.
– Что это? – спрашиваю. – Камера наружного наблюдения?
Она отвечает, не поднимая головы:
– Нет. Это запись с камеры на теле одного из офицеров, осматривавших место.
Она поворачивает экран, чтобы нам обоим было видно.
– Как вы можете заметить, он подходит к 42Б. Вы узнаете дверь?
– Да, это она, – отвечаю я.
– Хорошо, через минуту вы увидите джентльмена, который откроет дверь. Мистера Эбади.
Я сижу, пригвожденный к своему месту. Это почти точь-в-точь события сегодняшнего утра. Вспоминаю соседку, миссис Уилберт, ее руку, зависшую над звонком. Мотаю головой и фокусируюсь на экране. Дверь открывается, и я вижу лицо. Узнаю его по тому кадру, который мне показали в прошлый раз. Приглядываюсь. На видео он другой. Не похож на мужчину, который на моих глазах в полумраке душил женщину.
Офицер с камерой и этот самый Эбади несколько секунд разговаривают друг с другом. Эбади сначала улыбается, затем на лице появляется беспокойство, даже смятение. Сделав паузу, он кивает и уверенным жестом приглашает полицию зайти. Однако я знаю причину. Он не боится полиции, потому что тело уже вывезли. Он так основательно все убрал, что теперь, сутки спустя, может пригласить полицию внутрь без малейших колебаний. Он либо уверен, что полиция ничего не найдет, либо просчитал, что лучше он разрешит им войти сейчас, чем если они вернутся с ордером на обыск.
Видео еще некоторое время продолжается, а затем Конвэй нажимает на паузу, и я тоже застываю. У меня отвисает челюсть. И перехватывает дыхание.
Такого не может быть.
Чувствую, будто бы мир перестал вращаться вокруг своей оси. Кажется, что вся вселенная на бешеной скорости проносится мимо. А я просто стою, не смея пошевелиться.
Это не похоже на то чувство, которое возникло у меня после Рори. То было неверие. Реальность настигла меня, как туман.
Под тяжестью происходящего я чувствую, как мое сознание покидает эту комнату.
Рори.
Снова тянет меня к себе.
Мы так и не переросли наше подростковое соперничество. Уже будучи взрослыми, мы пытались поверить в незначительность прошлого, но оно, напротив, заполняло собой все пространство и отталкивало нас друг от друга, только мы хотели сблизиться. И неважно, находились ли мы на нейтральной территории или нет, никто из нас был будто не в состоянии перейти по мосту к другому. Не знаю, мог ли я приложить больше усилий, но, возвращаясь, вспоминаю, что действительно старался. Я приехал в его новую квартиру вскоре после того, как он ее купил. Он ко мне – никогда. Но я-то приехал.
Я вошел в его дом на Ладгейт-серкус, принеся с собой уличную жару. Этот дом был из тех, что попали под «обновление». Черты бывшего склада, где хранилось стекло или кофе, или какое-то другое славное прошлое этого здания все еще местами проглядывало из-под новой кирпичной кладки. Но рост спроса и взлетевшие цены на землю соскребли с него ржавчину, окрестив новым.
С грохотом подъехал старый лифт, и я сразу вспомнил тот запах – когда раздвигал решетчатую железную дверь и когда затем трясся, поднимаясь наверх. Пульс мой участился, как и всегда в ограниченном пространстве. Наконец, медленно перемолов минуты, двери открылись.
Я почему-то ожидал увидеть вечеринку в полном разгаре. Девушек в золотых платьях и на шпильках, размахивающих руками мужчин в рубашках с закатанными рукавами. Ожидал, что весь балкон, выходящий на улицу, будет полниться смехом и сигаретным дымом. Ожидал увидеть то, что соответствовало моему представлению о жизни крутого финансиста из хедж-фонда. Вместо этого я оказался в царстве тишины, куда проникал лишь приглушенный плаксивый джаз из колонок фирмы «Ворфедейл Даймондс».
– Рори, – произнес я и неуклюже его обнял, держа в одной руке бутылку шампанского, – поздравляю с переездом.
– Спасибо, Ксанд. – Он жестом пригласил меня внутрь. – Ты без Грейс?
– Ты ведь знаешь Грейс, она хотела прийти, но у нее, как всегда, столько дел. Что-то связанное с аюрведой.
– Выпьем? – спросил он, свернув на кухню, которая располагалась прямо в гостиной.
– Давай, она еще холодная. – Я протянул ему бутылку.
Квартира выглядела ровно так, как и должна выглядеть квартира Рори. Повсюду расстилался начищенный паркет. Там и тут на полу были изысканно уложены ковры. Некоторые из них даже вскарабкались на стены. Окна были бесподобны: растянулись от пола до потолка, открывая вид на весь Лондон. Я подошел и раздвинул одно из них.