по-тихому. Лишь пара человек замечает. У полиции нет возможности уделять много времени каждому. А затем, месяцы спустя, их находят – мертвыми в поле или у дороги. Просто мертвыми. Не это ли случилось и с ней? Она так и сгинет, без тела и похорон?
Не могу допустить этого.
На похоронах Рори не было никого из семьи. Кроме нас с Грейс, остальные люди были из его новой жизни – в основном коллеги по работе. Пара друзей из Кембриджа, которые, как и он, жили и работали в Лондоне. Все эти молодые мужчины и женщины, собравшиеся у могилы, – с перекошенными от горя лицами, но в безупречно подобранной одежде. Похоронный шик. Женщины плакали, мужчины молча кивали. После этого кое-кто подошел выразить соболезнования и пожать мне руку.
– Они не знали его, – сказал я Грейс.
– Но все равно любили, – возразила она.
Она подняла глаза к небу, сверху начало накрапывать. Я посмотрел на нее и увидел, что она такая же, как они. На лице – печать горя, однако платье надела новое, по моде. На фоне черного траурного цвета ее золотистые волосы смотрелись легкомысленно.
– Спасибо, что пришла, – сказал я. – Даже с учетом, что мы не…
Она взяла мою руку в свои ладони.
– Конечно, я же любила его. И тебя тоже.
Она уставилась на небо, словно надеясь разглядеть хоть какой-то проблеск света среди металлических облаков.
– Не так уж и сильно, – ответил я, и она отпустила руку.
– Ксандер. Не здесь. Пожалуйста.
Лицо ее выражало мольбу.
– Соболезную вашей потере.
Перед собой я увидел молодую женщину – ее волосы были убраны в куцый черный пучок, челка свисала на глаза.
– Меня зовут Таз. Я работала с Рори.
Кивнув в ответ, я ждал, что она уйдет. Но она не спешила.
– Я… это… Как это произошло? Он казался таким тихим, – спросила она, от холода плотно кутаясь в свой шарф.
Я пристально взглянул на нее.
– Это я убил его, – сказал я.
Из-за воздуха во рту будто металлический привкус. У меня была целая жизнь, чтобы впитать, перестроить, перепридумать то, что со мной случилось. Боль вывернула мои клетки наизнанку, но со временем я адаптировался. Рори, хоть узнал обо всем, будучи старше, все равно оставался слишком хрупким, чтобы устоять под натиском этой боли. Но главное, я заранее знал, что так и будет.
Если б я остановил его, поговорил бы с ним за мгновение до прыжка, то рассказал бы ему обо всем. Может быть, о том, что он бы гордился собой, если б думал о себе так же, как я всегда о нем думал.
– Он… он просто не понимает, что говорит, – поспешно вставила Грейс и, развернув меня, повела к своей машине. Цокая каблуками, она тянула меня вперед, но поглядывала то и дело на небо. Надвигающийся дождь грозил испортить прическу.
Только когда Эмит хлопает меня по плечу, я осознаю, что плачу. Поднимаю глаза и вытираю рукой лицо. На холодном воздухе у него изо рта идет пар.
– Эмит? – спрашиваю я.
Он садится рядом, но его ногам неймется, и он снова встает.
– Послушайте, – начинает он, но затем передумывает говорить мне то, что хотел, – вы в порядке?
– Все нормально. Правда.
– Ладно. – Он все еще взвешивает, не стоит ли выложить мне то, что у него на уме. – Та женщина.
– Да?
Любопытно, он продолжил искать после того, как я ушел?
– Знаете, Фарм-стрит тут прямо за углом. Видел на картах.
– Да, я знаю, где это.
– Ну, если она там живет, почему бы просто не постучать в дверь.
Раздумываю над его словами, пытаясь составить в голове какой-то ответ. Не хочется зря его пугать.
– Она не совсем там живет. Это тот адрес, откуда она пропала.
– Не понимаю. Хотите сказать, она там жила, а потом пропала? – переспрашивает он в замешательстве.
– Вроде того.
– А сейчас там кто-то живет?
– Да, – отвечаю я.
– Не хотите с ними поговорить? Или вы уже поговорили?
– Я не могу.
– Почему?
– Потому что думаю, он и есть причина ее исчезновения, – отвечаю и, тут же осознав, спохватываюсь, но слишком поздно.
– Дерьмо. Думаете, это он убил ее?
Я молчу, но чувствую потребность рассказать всю правду этому мальчишке, который с легкостью мне поверит.
– Да, – отвечаю я наконец.
Он округляет глаза.
– Дерьмо. Вот же мрак.
– Ага, – соглашаюсь я и выкладываю ему все как на духу, радуясь, что нашел, с кем поделиться.
Все это время он не сводит с меня глаз, будто не веря своей удаче, тому, что я посвятил его в это дело. Постоянно напоминаю себе, что он еще ребенок, но не могу удержаться, чтобы не сравнивать его с Рори в этом возрасте. Таким взрослым. Ну почти.
Стоит мне закончить рассказ, как накатывает раскаяние.
– Эмит, – качаю головой я. – Прости меня. Не следовало тебе говорить это все. Я всего лишь бездомный сумасшедший. Ты ведь осознаешь это, да? Забудь просто.
– Получается, она может быть все еще там? Ведь даже и недели не прошло, – рассуждает он, приподнимаясь на цыпочках.
– Это была ошибка.
Встаю и шагаю вниз по дороге.
– Нет, стойте. Нам надо пойти туда.
– Разве? – спрашиваю я. – Думаешь, именно этим нам и следует заняться прямо сейчас?
Не узнаю свою интонацию. Никогда не любил сарказм.
– Да. Следует. Если она мертва, то мы сразу узнаем, там она или нет.
– Как?
Я останавливаюсь.
– По запаху. Шесть дней гниения, мы проходили это на биологии. Такая вонь должна стоять. – Он морщит нос.
– Женщины там нет. Я думаю, какие-то люди пришли и забрали тело.
– Тогда хотя бы попробуем выяснить ее имя.
– Как? – спрашиваю я. – Я и приблизиться к этому месту не могу.
– Доверься мне. Я все сделаю. Тебе даже появляться там не придется.
– Нет. Это слишком опасно. – Я хватаю его за плечи, чтобы усилить эффект своих слов.
Он разворачивается на каблуках в противоположную от меня сторону.
– Я все равно пойду. Сорок два Б, так?
Собираюсь ответить, но он уже ускакал прочь.
Выбегая на Фарм-стрит, вижу, что он стоит у дома и ищет на нем номер. Догоняю его в тот момент, когда он готов через калитку пройти к главному подъезду.
– Эмит, нет! – ору я шепотом.
Темнота, в которой тонет дом, скрывает выражение его лица, и я не понимаю, как он реагирует.
– Ладно, – наконец соглашается он и вместе со мной возвращается на тротуар. – Ксандер? – спрашивает он после паузы.
– Да?
– На вашем месте…
– На моем месте что?
– Я бы спрятался.
Хочу задержать его, но он уже подбежал к двери и занес палец над звонком. Поворачивается, другой рукой делает мне знак уйти. Не успеваю опомниться, как он нажимает.
Времени мне хватает лишь на то, чтобы заметить на двери новый – второй – замок. Последствие новостей о моем втором неудавшемся взломе, наверняка полиция рассказала. Эмит уже стоит лицом к двери, и меня охватывает паника; я судорожно начинаю искать, где бы спрятаться. Перебежав дорогу, вижу машину, за которой можно укрыться. Тут же сажусь на корточки, чтобы меня не было видно. Сердце стучит дробью. Высунувшись из-за капота, вижу, что Эмит все еще стоит у двери. Надеюсь, дома никого нет.
Сердце отсчитывает секунды, которые гулким стуком отдаются внутри. С каждой последующей понемногу успокаиваюсь. Эбади, наверное, отошел. Вдруг из двери начинает понемногу сочиться свет, пока, разрастаясь, не превращает Эмита в контрастный силуэт.
На таком расстоянии невозможно разобрать, о чем они говорят, но я вижу, что Эмит активно жестикулирует в адрес человека, стоящего на пороге. Должно быть, это Эбади. Спустя минуту Эмит как будто разворачивается, чтобы уйти, но какие-то слова Эбади его останавливают. Эбади отступает на шаг, и только я надеюсь, что дверь между ними сейчас закроется и опасность минует, как Эмит проходит внутрь.
Глава двадцать шестаяПонедельник
Жду его здесь, в сгущающейся темноте, и меня охватывает паника. Эмит только что зашел в дом к убийце, а я не остановил его. Я даже не знаю, что Эмит планировал ему сказать. А если он начнет расспрашивать о мертвой, ну или пропавшей женщине, что, скорее всего, сделает Эбади?
Нельзя просто прятаться за машиной и позволить ему навредить Эмиту. Не в этот раз.
Встаю из-за своего укрытия и шагаю к дому, однако вдруг останавливаюсь от смутной мысли. В мозгу что-то защелкало, зашевелилось, и я решаю повернуть назад. Дверь мне не сломать. Значит, придется звонить. А если он откажется открывать? А если откроет, но откажется впустить меня? Вызовет полицию? А если, услышав звонок и увидев меня, он запаникует и сделает что-то с Эмитом? Сам я полицию вряд ли вызову. Они точно не приедут после шороха, что я навел вокруг его квартиры. А если и приедут, то чтобы арестовать меня. Сердце гулко застучало, меня накрыла слабость. Это выше моих сил, я теперь понимаю, почему все это время так старался избегать заботы о ком бы то ни было. В моей уличной жизни этому нет места. Столько сил положил, чтобы оставаться одному, но все равно вышло как вышло.
Безопаснее всего ждать. У него нет причин убивать мальчишку. Приметного, с длинными волосами и в школьной форме. Чью пропажу обнаружат сотни людей. Представляется картинка с Эмитом. На ней его душат. Трясу головой, чтобы вытряхнуть из нее это видение. Оно исчезает.
Но на его место уже нацелились другие. Пытаюсь думать о чем-то еще. О ком-то еще. О Рори. О Грейс. О Себе. Зажмуриваю что есть сил веки и вижу Эмита в гробу, его хоронят.
Рори. Грейс. Мне бы на что-нибудь переключиться и избавиться от паники, вызванной похоронами Эмита.
Грейс хоронить было труднее, чем Рори. С одной стороны, физическое погребение. Рори погрузили под землю со всеми присущими прощальными церемониями. Ритуалы дают понять, что пришло время оставить позади, двигаться дальше. Когда закрывается крышка и опускается гроб, когда бросают горсти земли и говорят слова, когда личные вещи разобраны и сложены, появляется надпись: оставь все это. Ничего больше нет. Прощания слишком затянулись.