Делаю серию глубоких вдохов.
С Грейс все было по-другому. Она не находилась в каком-то одном определенном месте, чтобы ее взять и закопать под землю. Она продолжала жить в моей голове в сотне различных воплощений. Не было и ритуалов. Вот мы обращаемся по орбитам друг друга, как планеты двойной системы, а вот она уже сошла с этой орбиты. Ma belle. Она исчезла. Вместе с ней исчезло все, что она, вобрав когда-то в себя, привнесла в нашу с ней жизнь. После нее остался лишь самый минимум: заколка в ванной, забытая кружка с брендом компании, тот кулон, кое-какие общие с ней вещи вроде пластинок и книг. Но никаких ритуалов – потому ее, пусть она и жива, труднее оплакивать.
Я храню память о нашей последней встрече: когда я увидел перед собой ее туфли и поднял глаза.
– Ксандер, – сказала она, присев передо мной на корточки, будто я ребенок. Она была одета в офисный костюм, бледно-медовые волосы местами блестели. Недавно постриглась. Недавно покрасилась. Мне в лицо пахнуло легким парфюмом. В вырезе на груди примостился кулон.
Вспоминаю стыд, который почувствовал, когда она взглянула на мои руки.
– Пойдем, – сказала она, вставая, – вон в то кафе. Позавтракаем.
Я засомневался, но мне так хотелось побыть с ней.
– Только не туда, – возразил я. – Меня не пустят. Есть другое местечко за углом.
Я был знаком с владельцем еще в прошлой, доуличной жизни. Он был родом из Ирака, до получения убежища в Великобритании работал врачом-терапевтом. «Бомбы Саддама. Я исправлял то, что они портили. Поэтому он, конечно же, хочет меня убить, – говорил он. – И семью».
– Мистер Ксандер, – произнес он, как только я вошел. – Вам как обычно?
Тут он застыл, увидев со мной Грейс. Такую опрятную и безупречно чистую.
– Прошу вас, присаживайтесь. – Он протер стол у окна кухонным полотенцем.
Грейс улыбнулась, и мы уселись за небольшой пластиковый столик.
– Такой умный человек. Такой умный, – повторил хозяин несколько раз, обращаясь к Грейс с явным намеком на меня, после чего отошел.
Грейс вздохнула и натужно улыбнулась.
– Нина рассказала мне, ну ты знаешь, об этом. – Она жестом показала, что имеет в виду меня. – Но я не думала, что все так плохо. Ты в порядке? Ну, то есть я знаю, что нет, но…
– Я в порядке, – перебил я.
– Ни в каком ты не в порядке, – возразила она. – Нина и Себ заверили, что ты можешь оставаться у них сколько потребуется.
– Сколько потребуется? Для чего?
– Чтобы привести себя в чувство.
– Я и так в чувстве, Мэйб. Я в чувстве.
– А что тогда значит вот это все? – Она перешла на шепот, потому что нам в этот момент принесли пластиковые меню.
– Спасибо, Удей, – сказал я.
Тот грустно улыбнулся, после чего снова удалился.
– Ну? – спросила она.
– Что ну?
– Ты высококвалифированный, образованный человек. Хоть бы и самому себе, но ты обязан заниматься чем-то более значительным.
– Я и занимаюсь чем-то, – ответил я, взяв меню.
Она прижала меню ладонью к столу и посмотрела мне в глаза.
– Я знаю, что с Рори…
Жестом я прервал ее.
– Ладно. Прости, Ксандер. Я знаю, ты все еще его оплакиваешь, и я знаю, тебе нужно время, чтобы найти свой путь. Но не такой.
Несколько мгновений я сидел молча, рисуя большим пальцем на меню круги, а затем поднял глаза.
– Зато ты все знаешь про путь.
Вздохнув, она выпрямилась.
– К истине ведут тысячи путей, Ксандер.
– К истине? Думаешь, в его смерти есть истина? Думаешь, это справедливо? Что в ней есть какая-то своя мораль? Правда?
– Ну, что бы там ни было, к морали оно отношения не имеет.
Эти слова меня задели. Всегда задевали, когда она их произносила.
– Что? То, что делаю я, – аморально?
– Вот! Попрошайничество, Ксандер! У тебя есть все. У других – нет. Других вынуждают обстоятельства. А какое у тебя оправдание?
– Мне не нужно оправдание, Грейс. Это называется свободная воля, – заявил я в ответ. – Год назад ты бы поняла. До того, как изменилась.
Она фыркнула. Запах и звук готовящейся еды разбудили мой желудок.
– Вот скажи, что такого хорошего в твоей жизни? Будь у тебя всего двадцать четыре часа, ты провела бы десять из них в работе? Нет. Ты была бы здесь. На улице. Ты бы прожила их.
Она снова вздохнула и, сдаваясь, взглянула на меня.
– Давай просто сделаем заказ.
Когда принесли счет, я инстинктивно полез в задний карман, но затем смущенно замер. Грейс сделала вид, что не заметила, и положила двадцать фунтов, сказав Удею оставить сдачу себе.
– Знаешь, а доллары все еще лежат, – произнес я. – Они у Себа, так что… просто забери их, если хочешь.
– Да, он говорил. До сих пор не верю, что ты снял все наличными!
Она встала, собираясь уйти, но, передумав, снова села и достала кошелек. Я жестом остановил ее.
– Нет. Денег я не возьму.
Она удивленно уставилась на меня.
– Я и не собиралась давать тебе денег, Ксандер. Да что с тобой не так? У тебя четверть миллиона долларов. Тебе не нужны мои деньги. Вот об этом я и говорю.
– А что тогда?
Она вздохнула.
– Я просто хотела сказать, что мы… Я уезжаю в декабре на пару недель.
Услышав новости, я всеми силами контролировал мышцы лица. Мы.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил я у нее.
– Просто… вот, – пробормотала она, после чего достала что-то из сумочки и подтолкнула по столу ко мне.
– Что это?
– Запасной ключ. От моей квартиры. Я подумала, что если тебе понадобится где-то пожить, то после Рождества там никого не будет и… ну ты, на самом деле, окажешь мне услугу. Будет кому присмотреть.
Я толкнул ключ обратно к ней.
– Мне не нужно. Спасибо, – сказал я, вставая.
Она подобрала ключ и положила рядом со мной.
– Возьми. Если не воспользуешься, ничего страшного. Можешь сунуть в почтовый ящик в любое время. Просто на всякий случай, вдруг это будет, я не знаю… твоя последняя надежда.
Я неохотно положил ключ в карман. Мы вышли на улицу и стояли, не зная, что еще сказать друг другу. Наконец она просто дотронулась до моей руки и ушла.
Возможно, то был последний раз, когда я ее видел.
Леденящий ветер пробивает одежду насквозь, и мое сознание рывком возвращается на улицу. Эмит все еще в том доме. Уже слишком долго. Скоро придется действовать, иначе…
Озираюсь вокруг, ищу, что бы такое схватить. Потяжелее, вроде кирпича, – вот что мне нужно. Можно постучать в дверь, а как только он откроет, вмазать ему по голове. Ворваться внутрь. Или еще лучше: разбить окно наверху, выманить его на улицу разобраться, что произошло, – быть может, тогда он или миссис Уилберт из главного подъезда вызовут полицию.
Беглый осмотр приводит меня к заключению, что свободных кирпичей в Мэйфейре нет. Принимаюсь расхаживать мелкими кругами; меня охватывает отчаяние. У меня нет мобильного, и я не смогу позвонить, даже если бы захотел. А телефонные будки, когда-то стоявшие на каждом углу, за эти годы исчезли как вид.
Делаю вдох и, перейдя улицу, подхожу к дому. На первом этаже нет окон, чтобы заглянуть внутрь. Видимо, они расположены на другой стороне и выходят на сад с высоким забором. Зато есть щель для почты.
Обзор сквозь заслонку заслоняет бахрома из искусственной щетины. Прикладываю ухо и слушаю. Ничего. Вдруг слышу, как отпирается дверь, до меня едва различимым гулом доносятся голоса, говорящие приближаются. Они идут обратно. С ним все в порядке. Опускаю заслонку, бегу к машине и снова прячусь за ней.
Спустя минуту открывается дверь и, к моему облегчению, в лучах света появляется Эмит. Он пожимает руку второго мужчины. Эбади. Тот машет и, дождавшись, когда Эмит уйдет, медленно закрывает дверь.
Я снова могу дышать.
Эмит вертит головой, ищет меня, и я, вскочив, подаю ему знак. Он тут же бросается ко мне. Пока он бежит, я внимательно изучаю его лицо, нет ли следов причиненного вреда или чего-то еще, что может внушить беспокойство.
Эмит улыбается.
– Эмит, ты в порядке?
Продолжаю разглядывать его лицо.
– Что? Да, все нормально, – отвечает тот, проведя рукой по волосам.
– Какого черта? Когда ты зашел внутрь, я подумал, что тебя могут убить! – Я теряю контроль над голосом.
– Все хорошо, Ксандер, – со смехом успокаивает он.
Чувствую, как меня немного отпускает, но горло все еще сжимается.
– Как же тебе удалось войти?
– Ах, да. Сказал ему, что жил здесь в детстве, и спросил, могу ли посмотреть свою старую комнату, – говорит он, расправляя плечи.
– Ты сделал что?
Не могу поверить, что он настолько безрассуден.
– Я нашел кое-что, тебе наверняка будет интересно, – продолжает он и кивком зовет следовать за ним.
Глава двадцать седьмаяВторник
Я снова в Гайд-парке. Один, как и прежде. В густых зарослях растущего по периметру кустарника нашел клочок сухой земли, пусть после истории со Сквайром мне и не следует торчать здесь в темноте. Вдруг он снова объявится и начнет меня доставать? Не создам ли себе новых проблем? Гоню эту мысль. Детская площадка Сквайра – на противоположном конце парка, а мне надо держаться поближе к 42Б – вот что сейчас самое важное.
Кустарник достаточно плотный, чтобы оградить меня от ветра, дождя и других людей. Отправляюсь в темно-синюю глубину ночи на поиски еды и упаковочных материалов. Проходя мимо домов, подбираю сухие коробки, которые лежат на траве у входных дверей. В этом мире все доставляется прямо ко входу, и коробок теперь в избытке. А вот с едой труднее. В конце концов, отчаявшись, я просто захожу в супермаркет и спрашиваю, нет ли сандвичей с истекшим сроком годности. Молодая женщина на кассе говорит, что раздавать еду им запрещают из-за риска причинения вреда здоровью, но, если я вдруг решу сам их взять, останавливать меня она не станет. Благодарю ее, беру три упаковки сандвичей и еще один завернутый кусок пирога со смородиной.