– Все хорошо? – интересуется он.
Печаль, поразившая вчера его голос и жесты, исчезла без следа. Я киваю и смотрю на него: он делает большой глоток, а затем, раскурив сигарету, протягивает ее мне. Беру сигарету в рот. Она одновременно успокаивает и бодрит. Сквозь струйки дыма я пялюсь на чашку и вижу, как контуры ее размываются. Пробую заговорить, но мой голос иссох, а слова обращаются в кашель. Он подходит и кладет мне руку на плечо.
– Мне правда страшно, Себ, – всхлипываю я. – Думаю, это был я. Я убил ее. Что, если это я ее убил?
Тяжесть руки на плече вместо всех слов – она остается там, пока мои слезы не прекращают литься. Размышляю над тем, что говорил. Это правда. Я больше не понимаю, где проходят границы моего безумия.
Наконец он отходит от меня и снова садится на стул.
– Если и есть что-то, что я с уверенностью о тебе знаю, – говорит Себ, – это то, что ты на такое не способен. Ты ее любил. Ты не убивал ее.
– Как ты можешь быть уверен? – спрашиваю я. – Если даже я в этом не уверен?
– Ты сам говорил. Там был еще кто-то. Ты видел, как он это сделал. Тебе нужно лишь убедить в этом полицию. Я поговорю с ними, Ксандер. Расскажу, как много она для тебя значила.
– Спасибо, Себ. Но думаю, все это в прошлом.
Остаток дня мы проводим, тихо занимаясь другими делами. Себ делает какие-то звонки и отменяет намеченные встречи. Он меняет костюм на джинсы и темно-зеленый кашемировый свитер. А когда начинает смеркаться, Себ решается спросить о том, о чем долго, точно знаю, не решался:
– Могу задать вопрос?
– Конечно.
– Что у полиции на тебя? Они ведь зарегистрировали это как несчастный случай. Что изменилось?
Хоть я и ждал этот вопрос, готового ответа у меня нет.
– Я был там. Сказал им, что был свидетелем убийства. Ее убийства.
Он обдумывает услышанное.
– Но я уверен, что люди постоянно сознаются в убийствах, которых не совершали. Я видел этих ненормальных на телевидении, которые… – Тут он осекается. – Должно же быть что-то еще?
– Солиситор считала так же. Пока…
– Пока что?
– Доллары. Они обнаружили долларовый счет. Они знают, что я снял все подчистую незадолго до того, как Грейс… – Закончить предложение у меня не хватает духу.
– Что? – переспрашивает он и останавливается, чтобы закатать рукава.
Лицо его напряжено.
– Я вспомнил, Себ. Вспомнил, что принес их сюда.
– Ах, да. – Он хмурится. – Бенсы.
Пялюсь на него, снова услышав это непонятное слово.
– Бенсы. Мы называли их бенсами. От Бенджамина Франклина. Чье лицо на стодолларовых банкнотах.
Теперь я вспоминаю, как каждый раз, говоря о них, мы будто превращались в гангстеров из 1930-х. Цепляюсь глазами за Себа, надеясь выловить его взгляд, но он отворачивается. Одну или две секунды я смотрю на него, а потом момент уже отыгран. В голове крутится мысль, но я отбрасываю ее. С моей стороны было бы неблагодарным задаваться вопросом, специально ли он отводит взгляд.
– Себ, мне нужны деньги, – наконец произношу я.
Он кивает.
– Конечно. Только почему это так важно? Это же не улика в расследовании убийства? – Себ начинает ерзать на стуле.
– Они думают, я убил ее из-за денег. Вот почему мне они так нужны.
– Из-за твоих денег, Ксанд. Ты не мог убить ее из-за своих денег.
– Моих там только половина, Себ. Только половина. – Оглядываюсь вокруг, чтобы не смотреть ему в глаза. Мне неловко, но я должен спросить: – Что с деньгами, Себ?
Он елозит на стуле, быстро моргает.
– Ничего. Они все так же наверху на чердаке.
Меня кидает в жар.
– Так доллары еще там?
– Да.
– И ты не положил их в банк или, не знаю, не отдал Грейс, ее родственникам?
Он смотрит на меня.
– Насколько мне было известно, деньги принадлежали тебе. Я хранил их для тебя. К тому же она никогда их у меня не просила, а даже если б и попросила, не уверен, что я бы отдал.
Делаю вдох и пытаюсь обработать услышанное. Деньги все еще там. Невероятно, после стольких лет. Меня переполняет благодарность Себу за его дружбу, надежность.
– Где они? Можно их увидеть?
– Они на чердаке. Можешь увидеть когда вздумается.
– Пойдем сейчас?
– Сейчас? Правда? – спрашивает он и делает паузу.
Изучает мое лицо.
– Хорошо. Пойдем.
Мы проходим через коридор и поднимаемся по лестнице. На верхнем пролете он останавливается, уходит что-то искать. Что именно – не знаю, пока он не появляется из комнаты, держа в руках это – специальную удочку, чтобы открыть люк. Задрав голову, он цепляет удочкой за кольцо, и вниз плавно выезжает лестница.
– Пойду первым и включу свет, – говорит он и лезет наверх.
Следую за ним. Пол выложен фанерой, он достаточно опрятен и чист для чердака. Там пыль, но видны островки, где этот ровный слой нарушен. Наблюдаю, как он пробирается вперед, пригнувшись, чтобы не удариться о балки. Потом он останавливается, оглядывается и зовет меня.
– Вот.
Пока иду к нему, замечаю то, что искрой разжигает память. Маленькую картонную коробочку. Воспоминания о ней стрелой пронзают меня. Протягиваю ее Себу.
– Твоя? – спрашиваю я.
Он косит на нее глаза и отвечает:
– Твоя же, нет? Одна из вещей, что ты оставил. Полиция успела забрать кое-что во время обыска, пока я не выставил их. Прости. Не смог их остановить. Вот дерьмо, только погляди на бардак после них.
Он обводит взглядом перевернутые коробки и торчащие доски от сломанной мебели.
Открываю коробку – в ней всякое барахло из прошлой жизни. Миниатюрная куколка с головой кошки. Полированный зеленый камень, который подарила мне Грейс. Билет на концерт. Какие-то пластиковые позолоченные монетки. А в самом низу – томик Пруста. Беру его и не могу отвести взгляд – это вещь, которой я обладал треть века тому назад.
– Ксанд? – зовет Себ.
Он ждет меня.
Кладу книгу в карман и, подойдя к Себу, смотрю туда же, куда и он. На сундук. Совершенно забыл о нем, до этого момента. Когда я пришел сюда с деньгами, в саду стоял старый сосновый сундук. Себу и Нине он служил кофейным столиком. На одной из стенок со временем образовалась трещина – достаточно большая, чтобы Нина решила избавиться от него. И когда мы поднялись на чердак с деньгами, я о нем вспомнил.
– Конечно, – ответил Себ, когда я предложил сложить деньги в сундук.
Я затащил сундук по лестнице наверх, и мы запихали туда мешки. Себ запер его на висячий замок, который где-то нашел, и вручил мне ключ.
На крышке сундука слой пыли – несколько тоньше, чем можно было бы ожидать. Наклоняюсь, чтобы открыть, но тут же осознаю, что он заперт, а ключа у меня нет. Сохранил ли я ключ? Был ли он у меня? Память об этом теплится где-то глубоко, но на ней слишком толстый слой грязи, не дотянуться.
Мозг тут же начинает подбрасывать то, что я знал когда-то о взломе замков. Это простой замок. Принцип похожий, как кажется, и я роюсь в голове, чтобы вытащить из нее то, что мне нужно. Что-то тонкое и металлическое, как зажим для ручки. Беру замок в руки, изучаю механизм и подмечаю то, что приводит меня в замешательство. Он открыт. Не заперт.
Ищу глазами Себа, чтобы показать ему замок, но он занят, подбирает вещи, которые уронили во время обыска.
– Себ, – показываю ему замок.
Тот перестает шарить по полу и смотрит. Тут же хмурится, потом бледнеет.
– Что за… – произносит он.
Я медленно поднимаю крышку сундука и встаю.
Мы с Себом таращимся друг на друга. Сундук пуст.
Глава тридцать четвертаяСреда
– Полиция, – говорю я. – Здесь была полиция. Они наверняка и забрали.
Себ застывает в раздумьях.
– Нет. Они были здесь, но деньги не брали. Все, что решили унести, сложили сначала в прозрачные пакеты и заставили меня расписаться.
Спускаемся вниз. Прокручиваю в голове варианты.
– Если только затем полиция не вернулась забрать их, – добавляет он, захлопывая крышку люка.
Пока он защелкивает замок на люке, я развиваю его мысль.
– Но разве они не должны были оставить сообщение о своем приходе? Записку или что-то такое?
– Да, пожалуй.
Он направляется на кухню.
– У кого еще был сюда доступ?
Следую за ним на кухню, мельком поймав свое отражение в черноте окна.
Себ включает чайник и вдруг замирает.
– Нина. Она могла взять. Да больше и некому. Никто наверх не поднимался.
– Думаешь, это Нина украла? – не верю я.
Вспоминаю о тонком слое пыли на крышке.
– Знаю. Не похоже на нее. Ты ведь ее помнишь – даже тогда у нее водились деньги. Представить не могу, чтобы она украла. Но других кандидатур нет. Если только… нет, сантехник вряд ли находился там дольше десяти минут. Не знаю, кто еще это мог быть.
– Себ, я должен их вернуть или хотя бы выяснить, что с ними стало.
– Лучше, наверное, я сам с ней сначала поговорю, разузнаю, что к чему. Возможно, у нее имеется разумное объяснение.
– Себ. Если я не верну деньги, меня обвинят в убийстве.
– Ладно. Наберу ей утром, – отвечает он.
Подумав, я понимаю, что завтра будет слишком поздно.
– На завтра назначена встреча с солиситором. Она ждет ответа по деньгам. Я правда должен узнать, где они. Ты не понимаешь. Мне нельзя доводить до уголовного дела. Я не вынесу.
Себ перестает наливать себе кофе.
– Ладно.
Достает телефон, выдыхает.
– Хорошо, – говорит он и набирает на экране номер.
Доносятся гудки. Все идут и идут, и я уже решаю, что никто не ответит. Вдруг на том конце раздается голос.
– Нина. Это Себ. Привет, – говорит он и делает паузу. – Да. Прости. Знаю, что поздно. Тут надо бы увидеться. Это важно.
Ее голос в телефоне отдает металлом.
– Нет. Прямо сейчас. Могу сам приехать к тебе или… Нет, – он переводит взгляд на меня, – подождать не может.
Он делает паузу и ждет, пока Нина выскажет все, что думает об этом.
– Лучше лично, поверь мне, я бы не просил, если бы не было так важно.