Воспоминания об этом письме вспыхивают в голове во всех красках. Что-то мне эта фраза напомнила. В то время она могла значить больше или меньше того, чем кажется на первый взгляд, но вот больше или меньше – сейчас не определить. Кажется, она могла быть шуткой. Однако в ней присутствует сентиментальность, которая не вполне подобает шутке.
– Это была шутка, – говорю я.
– Не похоже на шутку, – впервые включается в разговор Блэйк.
Конвэй с укором смотрит на нее.
– Не прямо шутка-шутка. Шутка, понятная только нам, вот только я уже не вспомню, о чем она.
Джен вся извивается, как будто стремится выскочить из собственного тела.
– Хочу напомнить вам о совете, мистер Шют.
– Без комментариев, – говорю я.
– Хорошо. Но для вашего понимания – я продолжу задавать вопросы.
То немногое тепло, которое еще остается в комнате, сдавливает меня. Воздух подступает к горлу, я больше всего хочу теперь выйти. Бросаю взгляд на Блэйк, на ней ни капельки пота. И Конвэй чувствует себя совершенно комфортно. Вокруг меня же комната будто продолжает сворачиваться.
– Ладно. Давайте для разнообразия сменим пластинку. Хочу спросить вас о деньгах. Под запись: показываю подозреваемому вещдок РТГ/шесть, копию выписки с банковского счета в долларах США. Вы согласны, что на этой выписке указаны ваше имя и имя покойной – Мишель Макинтош?
Глаза Джен округляются, но я не считываю почему.
– Без комментариев, – отвечаю, хватая воздух ртом.
– Что ж, они все равно есть на документе. И, как мы упоминали на прошлом допросе, можно констатировать, что двести пятьдесят три тысячи долларов и двадцать центов исчезли с этого счета за две недели до ее смерти. Вы можете сказать нам, кто снял наличными всю эту сумму?
– Без комментариев.
– Это, вероятно, были вы или она, поскольку счет совместный. Это была она?
– Без комментариев.
– Это были вы?
– Без комментариев.
– Мы навели справки после прошлого разговора, и, согласно записям видеокамер банка, деньги сняли вы. По какой причине? Она давала согласие на снятие?
– Без комментариев.
– Вообще-то мы знаем, что она не подписывала заявку на снятие денег. Итак, мой вопрос: зачем вы сняли деньги перед ее смертью?
Во рту у меня все пересохло, отчаянно хочется сглотнуть. Но не решаюсь: столь жадный глоток будет похож на мультяшный жест.
– У вас были проблемы с деньгами, мистер Шют?
– Без комментариев.
– Надеюсь, вы поймете, если я скажу, что вы похожи на человека, у которого проблемы с деньгами.
– Это не вопрос, – вставляет Джен до того, как я успеваю произнести свои два слова.
– Ладно, тогда вопрос. Что вы с ними сделали?
– Достаточно. Прошу на этом сделать перерыв в допросе.
Я не до конца понимаю, почему Джен так переживает из-за этих вопросов, но я и сам больше всего хочу остановиться. Мне нужно выбраться из этой комнаты, хотя бы на несколько минут. Ослабляю воротник и набираю полные легкие этого липкого воздуха.
– Конечно, – усмехается Конвэй. – Мы приостанавливаем допрос, чтобы позволить вам проконсультироваться с солиситором, мистер Шют. На моих часах четырнадцать тридцать девять.
Глава тридцать седьмаяЧетверг
– Почему вы остановили допрос? – спрашиваю я у нее.
Кажется, я сам знаю почему: вот только слишком потерян, чтобы принять это. Я шел прямо ко дну. Каждый вопрос был как камень, каждый ответ как еще один шаг к погибели. От этой бесцветной комнаты мне становится дурно. Дышать все еще неимоверно тяжело.
– Я должна уточнить, – говорит она серьезно. – Деньги. Что с ними случилось?
– Что?
– Деньги. Что вы с ними сделали? Куда потратили? – спрашивает она.
По голосу слышно, что терпение ее, похоже, висит над пропастью на самом кончике ногтя.
– У меня их нет, – наконец выдавливаю я.
– Только мозги не надо пудрить. – Она смеряет меня взглядом. – Я знаю, что у вас при себе нет двухсот пятидесяти тысяч долларов. Но что с ними стало? Куда вы их потратили? Катер? Ренуар? Казино?
– Вы не понимаете. Я оставил их.
Джен прищуривается, словно я заговорил каким-то шифром.
– Ксандер, – она склоняет голову набок, – о чем вы? Оставили где, на счете?
– Нет. В сундуке. У Себа.
Услышав это, она медленно сползает на стул у стенки.
– Ксандер. Что вы со мной делаете? Пожалуйста, скажите, что они все еще там.
– Не могу. Их нет.
– И что теперь, сидеть и плакать? Нет у нас времени. Вы должны найти деньги до суда, или этот парень распнет вас.
– Я пытаюсь. – Мысли крутятся вокруг Нины, но я вовсе не уверен, что она захочет помочь мне. – А это правда так важно?
Она снова встает и смотрит на меня.
– Вот вы говорите, зачем мне убивать того, кого я любил. А они отвечают, на то есть четверть миллиона причин.
– Понимаю. Но в действительности какая разница, есть деньги или нет?
– Ладно. Смотрите. Вы взяли деньги?
– Вы же знаете, что да.
– Откуда нам знать, что вы ее не убивали из-за денег? То есть как мы можем это доказать?
– Я не убивал ее, – отвечаю я, но обвинение выбивает меня из колеи. В меня швыряют словами «убить» и «убийство», словно игральными картами. Каждый раз, когда я их слышу, передо мной возникает ее лицо, застывшее на фото.
– Я знаю. Но просветите меня. Как доказать, что вы не убивали ее из-за денег?
– Так по мне видно: деньги – последнее, что меня интересует. Не найдете никого безразличнее к деньгам.
Чувствую, как к шее подступает шар. Гляжу на нее, и вдруг уже она перестает представляться моим союзником, как раньше.
– Ну и как же нам доказать, что деньги вас не интересуют?
– Джен? Взгляните на меня. Я выпускник Кембриджа. Я бы мог зарабатывать деньги. Я бы мог иметь больше денег, чем мне на самом деле нужно. Но мне неинтересно. Я сбежал от всего этого. И вот где я оказался, – показываю ей свои покрытые грязью ладони.
Она даже не смотрит на них.
– Даже будь у вас фигова туча денег, как нам доказать, что они вам неинтересны?
Этот вопрос – словно луч света, что просеивает тьму.
– Если мы покажем их в целости и сохранности после тридцати лет, – вздыхаю я.
– А мы сможем это сделать? Или продолжим «без комментариев»?
– Я не знаю, где они. Понимаю, звучит неправдоподобно, но это так. Их нет.
– Тогда без комментариев, Ксандер.
Она встает и направляется к двери.
– И умоляю вас, Ксандер, отвечайте «без комментариев» на все вопросы. А не только на те, что вам не нравятся.
Быстро киваю в ответ:
– Знаю. Простите.
Допрос возобновляется. Снова повторяются формальные вводные. Разглядываю Конвэя, пытаясь найти хоть намек на какое-то изменение в его поведении, однако по лицу ничего сказать нельзя. Блэйк, напротив, будто ожесточилась. Больше никаких полуулыбок. То ли показывает, что отрекается от меня, то ли хочет потрафить Конвэю.
– Итак, мистер Шют, вернемся к тому, на чем остановились, когда вы ушли консультироваться с солиситором. Вы удовлетворены временем, которое вам предоставили на консультацию?
– Да, – отвечаю я.
Джен сверкает глазами, и я тут же пытаюсь исправиться:
– Без комментариев.
– Так что вы сделали с деньгами, мистер Шют?
– Без комментариев.
– Как вам известно, мы узнали об этом деле благодаря вашему заявлению о совершенном убийстве молодой женщины. Вы помните, как рассказали нам, что по адресу Фарм-стрит, 42Б произошло убийство?
– Без комментариев.
– Вы согласны с тем, что раз молодую женщину и правда убили в квартире 42Б, то было бы логично предположить, что вы там были?
– Без комментариев.
– Что вы там делали?
– Без комментариев.
– Как вы попали в дом? Вас пригласили?
– Без комментариев.
– Или вы незаконно вломились?
– Я не вломился, – отвечаю я, не в силах сопротивляться.
– Так как же вы попали внутрь?
– Без комментариев, – отвечаю я, несмотря на жгучее желание сказать что-то в свою защиту.
– Вообще-то, мы не считаем, что вы незаконно вломились в дом. Никаких упоминаний незаконного проникновения нет. Полиция в то время не смогла с уверенностью квалифицировать это как убийство. Судмедэксперт сделал запись о смерти от несчастного случая. Однако, мистер Шют, это ведь не был несчастный случай?
– Нет, – отвечаю я.
Джен в негодовании бьет ладонью по столу.
– Я видел, как ее убили, – продолжаю я.
Я не могу отрицать. Об этом я уже говорил полиции раньше.
– Да. Вы рассказали нам об этом, когда вас допрашивали насчет убийства Сквайра. Итак, кто, по-вашему, убил ее, если не вы?
– Я не знаю. – Во мне закипает невесть откуда взявшаяся злость.
Блэйк оживает, встревая в разговор:
– Не совсем так, Ксандер, не правда ли? На допросе вы заявили следующее.
Она достает листок бумаги из лежащей перед ней папки и зачитывает:
– «Женщина. В доме. Видел, как ее душили. Ее парень». Вот что вы нам сказали.
Конвэй вопросительно смотрит на меня. Ждет.
– Без комментариев.
– Пожалуй, мы с вами согласимся, мистер Шют. Ее душил ее парень. Но ведь этим парнем были вы, не так ли?
– Я не душил ее, – вскрикиваю я, но тут же осознаю, что голос выдает мою неуверенность.
– Интересно, мистер Шют, что вы использовали слово «душить». Пусть, согласно отчету патологоанатома, она умерла от удара тупым предметом по голове, однако в том же отчете указано на наличие у нее синяков на шее. Отчет гласит: «На кожном покрове шеи присутствуют четыре кровоподтека, а также еще пять царапин от ногтей на руках. Задним числом невозможно установить точное время нанесения данных травм, однако разумно предположить, что не ранее чем за сорок восемь часов до ее смерти шея покойной была сдавлена напоминающим удушение способом». Итак, мой вопрос к вам таков, мистер Шют: вы душили ее?
– Без комментариев.
– Так вы узнали, что ее душили? Потому что сами это сделали?