«Все может быть… чего-то не может быть… Чего? Чего не может… не должно было быть? Или… не было? Или было, но…» — целая куча мыслей разом возникла — и умчалась, оставив после себя легкую тошноту и головокружение. Возможно, Тим прав, да… ей, пожалуй, еще рано вставать… и принимать столько гостей сразу.
— Вы привезли альбомы? — спросила она слабым голосом.
— Да. Забрал все, какие нашел. И еще… вот это. — Илья протянул Кате что-то небольшое, глянцевое. Неровно отрезанная часть фотографии — смеющаяся молодая девушка в купальнике на фоне неправдоподобно синего моря. Черные волосы летят по ветру, на шее, на тонкой цепочке — кулон. Все было хорошо, и прекрасно, и красиво, но… глаз у девушки не было.
— Кто-то разрезал фотографию пополам и выколол моей жене глаза! — мрачно сказал Илья.
— А это точно Жанна? — спросила Катя, рассматривая фото и держа его почему-то за торцевые стороны.
— Это моя жена! — резко сказал он и потянулся, чтобы забрать у нее принесенное.
— Аккуратно! — Она отвела его руку. — Вы достаточно тут… пальцев наставили. — Здесь могут быть отпечатки того, кто это сделал. Не трогайте больше, я сейчас принесу файл… Доставайте пока альбомы, я хочу их посмотреть, — добавила она несколько более резко, чем собиралась. То, что Жанна отрезала волосы, наверняка было не чем иным, как капризом… но это фото — оно ей не нравилось! Тем более что никакая на нем не Жанна! Жанна сама сказала, что не носила кулон — сняла почти сразу после дня рождения, а вот ее сестра с подарком родителей не расставалась!
Альбомы уже были выложены на стол, когда она вернулась.
— Раз уж вы мой родственник — так, кажется, я вас отрекомендовала? — то поставьте, пожалуйста, чайник, пока я займусь… — Ей хотелось добавить: «Поисками неизвестно чего», — но теперь она уже не была в этом так уверена. Возможно, что-то действительно происходило… но в ее ли компетенции было это происходящее? Скорее, как она и предполагала ранее, Жанне нужна помощь профессионального психиатра… и как до Ильи это поделикатнее донести?
Первый альбом она просмотрела быстро и не слишком внимательно: сплошь какие-то бабушки-дедушки. Наверное, тот, кто занимался всеми этими фото, был очень педантичным человеком: все разложено строго по эпохам, поколениям, возможно, даже по степени родства.
— Кофе вон в той банке, — указала она. — А мне, пожалуйста, чай… зеленый, в пакетике. Да, правильно. Скажите, Илья, а Жанна давно заходила к матери… ну, туда, где вы альбомы взяли?
— Несколько дней назад. Она потеряла свой дневник и очень была этим обеспокоена. Буквально перевернула все в доме. И хотя говорила, что никогда его не выносила из квартиры, помчалась искать его туда.
— А что в этом дневнике? — заинтересованно спросила Катя.
— Не знаю… я его никогда не видел.
— То есть, возможно, его и в природе не существует?
— Она очень подробно мне его описала.
«Люди и инопланетян очень подробно описывают… Был недавно у нас и такой клиент. Пришел с жалобой, что его соседи — маньяки-убийцы. Очень подробно живописал всех, кто в квартиру входит — и никогда обратно не выходит. Оказался психически больным».
— Я так понимаю, дневник и у матери также не нашелся? Зато вы нашли в комнате вот это? — Катя кивнула на исковерканное фото. — С вашей тещей кто-то находится постоянно? То есть большую часть дня? Когда я приходила, чтобы посмотреть семейные фотографии, недели три назад, там была сиделка… забыла ее имя-отчество…
— Она у нас больше не работает. Сейчас там девушка, медсестра, она присматривает за мамой жены круглосуточно. А та сиделка уволилась. Теща умудрилась разделать ее пальто на вермишель, и Дже… Жанне пришлось ей и пальто купить, и улаживать скандал, хотя эта дура нарушила сразу два правила: не спать во время дежурства и запирать комнату со своими вещами на ключ! Там, кроме фото, и некоторые очень памятные для нас обоих вещи хранятся, кстати.
— То есть ножницы вполне могли оказаться у вашей тещи и она могла не только пальто испортить, но сделать и это?
— Она не стала бы… Кроме того, мы прячем от нее подобные предметы. Всегда запираем.
— Но пальто сиделки она ведь разрезала? Что, если вместе с пальто она одновременно сделала и это?
— Нет… она не стала бы! Ее дочь — это для нее… — Он запнулся, потому что хотел сказать избитое «святое», потом решил, что лучше прозвучало бы: «это для нее все», но это тоже не значило ничего, ровным счетом ничего! В результате он так и не сказал ничего. Но это «ничего» — им не сказанное, однако явно услышанное Катей, которая была не Катей, а Екатериной, явной, явной Екатериной! — оно вышло таким весомым, что хозяйка дома смягчилась:
— Послушайте, Илья, ни вы, ни я не компетентны в вопросе, что может и чего не может сделать человек с болезнью Альцгеймера… Я вас прошу: давайте просто посмотрим фактам в лицо, без лишних эмоций… Да, кстати, а почему этот альбом совершенно пуст? Насколько я помню, тут были детские фото вашей жены и ее сестры?
— Я не знаю, — растерянно сказал гость. — Я тоже помню, что они были на месте!
— А эта фотография, разрезанная, она тоже была из этого альбома?
— Скорее всего, да.
— Куда же пропали все остальные? У вас есть телефон сиделки? Как ее зовут? Соня? Хорошо…
Чай совершенно остыл, и голова кружилась уже не слегка, а так, что Катю даже на стуле пошатывало.
— Соня, здравствуйте, я… родственница ваших работодателей, меня зовут Катя. Пожалуйста, не волнуйтесь, просто нужно задать вам несколько вопросов… Вам сейчас удобно говорить? Хорошо… Комнату, где хранятся альбомы с фотографиями, запирают на ключ? Всегда? А ключ у кого хранится? А запасные ключи от комнаты есть? Вы не знаете? Минуточку…
— Запасные ключи от комнаты есть? — это уже адресовалось Илье.
— Да, конечно! От комнаты и от квартиры в целом… у нас. А от нашей квартиры — как раз в той самой комнате… на всякий случай.
— Тещу вашу как зовут? — прикрыв трубку ладонью, спросила Катя.
— Мария Григорьевна.
— Угу… ладно. Да, Соня, простите, мне нужно было задать вопрос Илье. Думаю, ничего страшного не случилось. Я врач? Ну, можно и так сказать… Скорее, психотерапевт, да. Скажите, а Мария Григорьевна в последнее время как? Очень хорошо, что хорошо… прекрасно, что вы с ней рисуете! Да, весьма одобряю… — Катя не знала, одобрил бы настоящий врач, что с пациенткой рисуют, но что плохого в рисовании? А вот в инсталляциях с выкалыванием глаз хорошего точно не было ничего! — Еще вопрос: Мария Григорьевна имеет доступ в закрытую комнату? А вы с ней не занимаетесь аппликацией случайно? Ну, вырезанием из бумаги и все такое? А, это правильно, что стараетесь не давать острых предметов… А одна она остается? Иногда? Да, понимаю… а когда в последний раз вы оставляли ее надолго? Дочь приходила, а вы уходили по делам? У вас даже записано? Медицинский дневник? Очень хорошо! Можете мне сказать точно? То есть, выходит, что Жанна была у вас четыре дня назад, простите, пять… и до этого тоже. И это были внеурочные посещения, так? Она что-то искала? В первый раз ничего не искала, а просто долго сидела… с Марией Григорьевной? Нет? А на следующий день тоже сидела, запершись в той комнате? Тетрадь искала? А вы точно знаете, что она запиралась изнутри? Стучали, и она только потом открывала? Спасибо… Нет, никаких претензий. С вашей стороны очень профессионально. — Катя отдала трубку, и пока Илья успокаивал встревоженную странными и совершенно не врачебными расспросами сиделку, она задумчиво отхлебывала из чашки и покусывала губы.
Значит, так… Жанна приходила и запиралась в комнате. Якобы искала дневник. Приходила два раза… Что, если не для того, чтоб найти несуществующий дневник, а именно затем, чтобы извлечь из альбома все фотографии детских лет: собственные и сестры — и сделать с ними со всеми такое же, как и с этой? Допустим, за один раз у нее не получилось — не хватило времени, и она явилась и на следующий день тоже — и закончила. Да, но где тогда пропавшие снимки? Не проще было бы, если уж так хотелось этим заняться, принести все домой? Ах да, у них там ребенок… Да, и снова нелогично: сначала приходить два дня подряд, чтобы все разрезать, поглумиться, а потом вынести в неизвестном направлении. И куда она их дела? В унитаз спустила? Сожгла? И вписывается ли это в общую картину какого-нибудь психоза? Черт, посоветоваться не с кем! Еще и Тим должен вот-вот прийти… или пока не должен? Эта темнота за окнами и валяние в постели весь суточный ритм сбивают! И… да… этот, который не любит, чтобы женщины стриглись, прав: что-то происходит… Она вначале решила, что все сошло на нет: ну, привлекла дамочка к себе внимание мужа и на этом угомонилась. Но слишком много странного происходит снова!
— Послушайте, — внезапно сказал Илья таким тоном, что Катя взглянула на него даже удивленно. — Послушайте! Где… где вы взяли фото моей жены?! И что все это значит? Выходит, вы все-таки за ней все это время следили?!
Он двинул по столешнице к ней те самые снимки, которые Катя стыдливо задвинула в уголок как доказательство своей некомпетентности — подарок от Ритки Сорокиной, которая в любую бочку меда старалась впихнуть по тухлой селедке. Катя, если честно, не рассчитывала даже на них смотреть — зачем? Чтобы увидеть себя с глупым выражением лица, а позади — ржущих и тыкающих в нее пальцами наружников? Уж Сорокина такое умеет подобрать — закачаешься!
— Вот это… Это же она!
Это и впрямь была она! Она сама и…
И еще: Тим был прав — память вернулась внезапно, одномоментно, словно вспышка. Будто резануло по глазам изнутри, высветив все закоулки, сомнительные углы, тупики, давно позабытые схроны…
Она вспомнила все: и зачем пошла туда, в тот самый замусоренный ржавым железом двор с рельсами, пустынный и протяженный; пошла, потому что узнала человека, виденного много раз, и лицо, и фигуру которого она запомнила так, что ошибиться просто не могла! Вспомнила и самый миг падения: металлическое эмалевое небо солнечного зимнего дня и облака; твердыми они ей показались, потому что в этот миг ее голова, спина и все остальное пришли в соприкосновение с твердью земной, рельсовой, шпальной… арматурной…