– Если не сотен, – проговорила Мария, передернувшись. Она-то крыс точно не любила. – А где, Паша, твоя невеста?
– Не смогла приехать. У нее работа.
– А-а-а, – со значением протянула женщина.
Паша сам понимал, что это как-то… не по-людски, что ли? Не поддерживать близкого человека, когда он хоронит члена семьи. Да, Эрнест ему был всего лишь двоюродным дедом, но еще и опекуном. И пусть не общались Субботины пять лет, но воссоединились же! И умер Эрнест на руках у Паши, пока Аня пьяная валялась в доме гостеприимной госпожи Лавинской.
Когда она узнала, что случилось, то примчалась. Пыталась поддерживать. Но когда выяснилось, что смерть Эрнеста расследуется полицией, а Павел остается в городе до похорон точно, быстро собралась и умотала в Москву. Она отпрашивалась у папы максимум на три дня.
Потом она ему звонила. Обычно по видеосвязи. Да так часто, что начала раздражать. У Паши визиты то к следователю, то в ритуальное бюро. Звонки по скорбным делам. Аня не помогала – мешала, скорее. И вот день похорон, а ее нет. А обещала вырваться!
Зато Ариадна тут, племянница Лавинской. Даже сын Гурама Адамяна Марк на кладбище…
А Ани нет!
Только бы не позвонила сейчас по видеосвязи, чтобы поддержать.
Эрнеста Глебовича Субботина похоронили на Бугровском кладбище города Энска. Рядом с родителями и братом. Благо оставалось место. Новые участки даже за большие деньги не продавались.
Поминки были организованы не в кафе – в ресторане. Это устроил Гурам. Паша протестовал, но его никто не стал слушать.
Паша не мог ни есть, ни пить. Попробовал влить в себя стопку водки – попросилась назад. Как и бутерброд с икрой. Он вышел из ресторана и увидел курящего на ступеньках мужчину. Он был на похоронах, но держался особняком.
– Можно стрельнуть у вас сигаретку?
– А ты разве куришь?
– Нет, но сейчас захотелось…
Ему протянули пачку. Паша достал одну сигаретку. Сунул в рот. Мужчина дал прикурить. Паша втянул дым и закашлялся.
– Не стоит начинать, потом не бросишь, – хмыкнул курильщик. Ему было за сорок. Спортивный, но с брюшком, на глазах очки с затемнением, не солнцезащитные – для зрения, одет в темные джинсы, рубашку и пиджак. Волосы пострижены очень коротко, под машинку, но не из-за алопеции. У него даже залысин не было.
– Почему вы сразу решили, что я не курю?
– Предположил.
– Вы кто?
– Человек, хорошо знавший усопшего.
– А можно узнать откуда?
– Я помогал Эрнесту справляться с кое-какими проблемами. Мы сотрудничали несколько лет. Но не виделись последние пару месяцев. Мне жаль, что он умер.
– И откуда вы узнали о скорбном событии?
– Из интернета. Эрнест Глебович Субботин пусть и не звезда, но личность известная. Он почетный гражданин города, между прочим. Так что позвони в мэрию, пусть организуют достойный памятник.
Паша попытался сделать еще одну затяжку, но едва поднес сигарету ко рту, как его замутило.
– У всех Субботиных аллергия на никотин, – услышал он голос своего нового знакомого.
– Вы узнали это от Эрнеста?
– От кого же еще? – И, бросив бычок в урну, стал спускаться с крыльца.
– Как вас зовут?
– Скоро узнаешь.
– Так нечестно! – выкрикнул Паша и бросился следом. – Вы в курсе вообще, что Эрнеста убили?
– Я предполагал это. Поэтому нам сейчас лучше не знакомиться. Сделаем это, когда придет время.
– Не придет. Я утром уезжаю в Москву. И больше в Энск не вернусь.
– Куда ты денешься?
– Не понял?
– Ты, Паша, наследник Эрнеста. Так что и вернешься, и встретимся…
Опять это? НАСЛЕДНИК!
Трехкомнатной квартиры, дачи на берегу Волги, каких-то счетов? Но это же пусть и не мелочь, но и не что-то грандиозное?
Не заводы, газеты, пароходы…
О чем вообще речь?
– Химическое оружие нового поколения, – услышал за своей спиной Паша. Обернулся. По ступеням вели под руку старого академика Пинчука. Ему было под девяносто. Или за? И он немного принял на грудь. – Эрнест разработал его еще в восьмидесятых. И не было равных ему по…
Старик замер, возвел глаза к небу. Завис то есть. Сопровождающая его Ариадна подсказала:
– Мощности!
– Нет, по чистоте, красоте и изысканности. Милая моя, химия – наука интеллигентная. В идеале, конечно. Любой дурак может приготовить раствор серной кислоты, чтобы потом облить ею кого-то. Любовницу мужа или брехливую соседскую собаку. Это грязно, согласитесь? – Ари кивнула. – Так же можно создать химическое оружие, которое приведет к смертям и мутациям. Вы бывали во Вьетнаме?
– Да. Ездила туда отдыхать.
– Сколько так инвалидов, заметили?
– Я ходила на массаж слепых. Их там много.
– Это последствия американских химических атак. А представьте себе оружие, которое не оставляет последствий. Оно не калечит, только обездвиживает, вырубает.
– Без побочек не бывает.
– От рвоты и головной боли никуда не деться. Но так и с похмелья страдают. – Пинчук, Прихрюкнув, хохотнул. – То чудо, что изобрел Эрнест, могло бы помочь и армии, и милиции, и Интерполу. Представьте, террористы захватили школу. Или простые бандиты банк, взяв заложников. Пустил «Муху», все отключились, и не нужно идти на штурм здания, жертвовать людьми.
– «Муху»? – переспросил Паша.
– Совершенно верно, – кивнул академик. Он был рад тому, что аудитория увеличилась вдвое. – Эрнест дал имена своим газам. Этот назывался «Мухой». Он обычный, без изысков. Как привычное нам насекомое.
– А какие еще были?
– Точно «Клоп» и «Оса». Еще Эрнест работал над «Оводом», самым мощным газом, но свернул свою деятельность.
– Почему?
– Побоялся, что его изобретения принесут больше вреда, чем пользы. Мы, ученые, обычно не думаем о последствиях, работая над своими идеями. Наши помыслы чисты. Тот же Нобель динамит изобрел, чтобы помочь металлургам добираться до природных ископаемых. А им до сих пор людей взрывают.
– Но как могли Эрнесту остановить эксперимент? Дирекция, партия… КГБ, в конце концов?
– Он не прошел испытание. Проект свернули.
– Значит, никакого совершенного, интеллигентного оружия не получилось? Были попытки его создать и только?
Ресторан имел еще и террасу, которая сейчас не обслуживалась, но была открыта. Они втроем уселись за столик.
– Молодой человек, напомните, кем вы приходитесь покойному?
– Я внук его родного брата.
– Саши? Очень талантливый был парень.
– Эрнест считал, что гений.
– Он переоценивал брата. Любил его безмерно. Восхищался им. Но Александру далеко было до Эрнеста. Человечество должно каждый день благодарить небеса за то, что Эрнест родился добряком. Его знания и умения могли дать ему абсолютную власть над миром. Он и изобретал газы, смеси, сыворотки, которые могли истребить миллионы. Как-то он, играючи, создал яд, который назвал «Красным муравьем». Он разрывал человека (в нашем случае крысу) изнутри, но без мучений. Тело немело, а мозг работал на максимуме. Чтобы вся жизнь перед глазами…
– Ему об этом крысы сказали?
– Милый мальчик, у Эрнеста была такая лаборатория, о которой мы, не гении, только мечтали. Он сканировал мозг крыс, изучал их рефлексы при помощи новейшего оборудования. Ваш дед был не только химиком, он разбирался и в физике, и в биологии, и в электронике. Ему поставляли все самое лучшее, он это усовершенствовал и получал приборы, которые только сейчас, наверное, изобрели.
– Зачем он придумал «Красного муравья»?
– Из интереса. Эрнест хотел понять, когда достигнет грани. А еще «муравей» мог применяться системой правосудия. Тогда еще смертная казнь не была отменена, приговоренных расстреливали, и его изобретение могло стать альтернативой пуле. Но когда Эрнест понял, что заигрался, уничтожил все разработки. В том числе те, о которых я говорил. Он намеренно испортил свои работы, подделал формулы, потому что не хотел, чтоб его творения попали в недобрые руки… – Он часто-часто заморгал. – Но вроде я уже об этом говорил?
– И КГБ от него сразу отстало?
– Конечно, нет.
– Его на Лубянку вызывали. Допрашивали с пристрастием. А испорченную работу отдавали лучшим специалистам научного отдела для исследований. Но обычный, пусть и блестящий, ум не может постичь гениальный. До сих пор ученые бьются над загадками Да Винчи. Между прочим, Эрнест очень уважал его. Все мечтал побывать на его родине.
– У него же была возможность выехать за рубеж?
– В начале девяностых, когда все летело в тартары, да. И его наперебой звали лучшие университеты мира. Но Эрнест понимал: обратного пути не будет. Его, быть может, и выпустят, но назад вернуться не дадут.
– И ладно.
– Сынок, тут родина. В России он рос, и брат его, и мама с папой. А там что? Только музей Да Винчи? – Он попросил у Ари воды. Была при ней бутылка. – Только не говори мне, что огромные гонорары. Их Эрнест мог и тут получать. Но ему хватало того, что имел. Еще и оставалось.
– А как вы считаете, правильные формулы своих изобретений Эрнест уничтожил?
– Нет. Они для него как дети. Разве можно убить сына или дочку?
– Некоторые так поступают.
– Повторяю, ваш дед был добряком.
– А как комитетчики узнали, что Эрнест запорол эксперимент? Кто-то настучал?
– Естественно. Была у него помощница. Как зовут, уже не помню.
На юбилее института все вилась рядом с Эрнестом, а с его другом кавказской внешности отплясывала, видел я его на похоронах – невысокий, бородатый. Очень барышня хотела из общаги в отдельную квартиру переехать, вот и сотрудничала.
– Почему эта дамочка не могла срисовать формулы?
– Эрнест держал их в голове. Вы просто не представляете масштаб его гения. Это уровень Да Винчи.
– И все же он сделал записи?
– Безусловно. Чтобы оставить потомкам. Но где их Эрнест сокрыл, я не знаю. Он перестал доверять людям. Даже близким. Но этим потому, что боялся за них. Когда убили Александра, Эрнест чуть с ума не сошел. Думал, что это из-за его разработок.