– А мне нет дела до того, потеряешь ли ты свою работу, свой дом и свою коллекцию порнушки (а глядя на тебя, я сильно сомневаюсь, что ты женат), если мне придется подать официальную жалобу и уволить твою задницу из этого учреждения. Я знакома с людьми, которым достаточно поднять трубку, – и тебе конец.
Он щурится и пристально смотрит на меня.
– К тебе посетитель.
– Кто?
– Я тебе, мать твою, не секретарь. Сама увидишь.
Он открывает еще одну дверь, и я вижу ее. Она сидит за столом и ждет меня.
– Присядьте, – говорит инспектор Алекс Крофт.
Я остаюсь на месте. Я уже подустала от того, что все раздают мне указания.
– Пожалуйста, присядьте. Мне нужно с вами поговорить.
– Я не убивала своего мужа, – говорю я, полностью отдавая себе отчет, что напоминаю заевшую пластинку.
Она кивает, откидывается на спинку стула и складывает руки на груди:
– Я знаю.
Пятьдесят три
– Знаете?
В холодном тюремном помещении мой шепот еле слышен.
Инспектор Крофт подается вперед на своем стуле. Напарника сегодня с ней нет. Как обычно, на ее молодом лице невозможно ничего прочитать.
– Да, я знаю, что вы не убивали своего мужа.
Наконец-то. Мне кажется, что я сейчас засмеялась бы или заплакала, не будь я такой уставшей и злой.
– Вам знаком этот человек? – Она придвигает ко мне по столу свой «Айпад». Это та самая фотография из статьи на сайте «Ти-Би-Эн».
– Нет. Кто это?
– Это Бен Бейли.
– Это не мой муж.
– Я знаю. Но так его зовут, и это его тело мы нашли в вашем саду. В «Ти-Би-Эн» подтвердили, что это тот самый Бен Бейли, который у них работал, и, согласно земельному кадастру, он владел вашим домом в течение десяти лет еще до того, как его купили вы. Этот человек умер и был похоронен более двух лет назад, хоть и в другом месте. Он потерял работу, совершил самоубийство, был похоронен в Шотландии, а потом кто-то решил его откопать и спрятать под деревянным настилом у вас в саду в Западном Лондоне. Что-то в этом деле мне уже ясно, но далеко не все. Для начала, мне непонятно, при чем тут вы.
Она смотрит на меня так внимательно, словно ожидает ответа, но я слишком занята осмыслением того, что только что услышала. Я пытаюсь найти какой-то смысл в этой бессмысленной истории. Это все просто не может происходить в реальности и, тем не менее, происходит. Противоречивые мысли и чувства перемешиваются у меня в голове и складываются в выводы, которые не так просто разложить по полочкам.
– Кто-то не пожалел усилий, чтобы вас подставить, – говорит инспектор.
– А вы и попались, – ненависть развязывает мне язык. – Я пыталась вам сказать, что меня подставили, а вы мне не поверили.
– Ваша история казалась несколько притянутой за уши.
– Вы облажались!
Видно, как Крофт взвешивает эту мысль, решает, что она не годится, и отбрасывает ее в сторону.
Мой голос возвращается к нормальной громкости:
– Что теперь будет?
– Вас выпустят. Мы не можем посадить вас за убийство человека, который уже был мертв.
– А потом?
– Ну, мы его ищем. Человека, который притворялся Беном Бейли, женился на вас, предъявив свидетельство о рождении, позаимствованное у умершего человека, и убедил вас купить дом, принадлежавший раньше тому же человеку. И чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию сути происходящего, я хотела бы знать, зачем это было сделано. Зачем кому-то тратить столько усилий, чтобы так с вами поступить?
– Не знаю.
– Если человек, за которого вы вышли, на самом деле не был Беном Бейли, то кто он был?
– Я. Не. Знаю.
Какое-то время инспектор изучающе на меня смотрит и, кажется, приходит к выводу, что я говорю правду.
– Как вы познакомились?
– В Интернете, на сайте знакомств.
– Вы – на сайте знакомств??? Под своим именем?
– Да. Это было еще до того, как я получила первую серьезную роль, больше двух лет назад. Тогда мое имя еще никто не знал.
– Кто написал первым?
– Он.
– Что ж, наверное, он как раз знал ваше имя. Кто бы это ни был, ему пришлось сначала подготовиться. Наверное, как раз через сайт знакомств он вас и нашел. И он вам сразу же сказал, что его зовут Бен Бейли?
– Да.
– На сайте была фотография человека, за которого вы вышли замуж?
– Да, конечно.
– Хорошо, мы этим займемся и проверим, вдруг она еще там. Я предполагаю, что вы не могли найти его фотографии в доме, потому что он специально их убрал. И он сказал, что работает в «Ти-Би-Эн»?
– Да, мы даже встречались возле офиса «Ти-Би-Эн», и не один раз.
– Но внутрь вы не заходили? Не встречались с его коллегами?
– Нет.
– А с его семьей?
– Он сказал, что у него никого не осталось из родственников. Совсем как у меня.
– И он не знакомил вас со своими друзьями?
– Он сказал, что все его друзья остались в Ирландии. Он не так давно переехал в Лондон и, как я поняла, слишком много работал, чтобы успеть завести друзей.
– Как же вы согласились выйти замуж за абсолютно неизвестного вам человека через два месяца после знакомства?
Она смотрит на меня так, словно я самое жалкое и глупое создание из всех, кого ей доводилось видеть. Я полностью разделяю ее чувства и начинаю думать, что, пожалуй, так и есть. Мне уже давно следовало научиться отпускать, но я слишком сильно цеплялась за то, о чем, как мне казалось, мечтала, – за шанс начать все с начала. Я сама во всем виновата. Прошлое имеет над тобой власть, только если ты сама ему позволяешь.
– Он сказал, что мы столько лет потратили напрасно, живя порознь, пока не нашли друг друга. Он сказал, что незачем ждать, если знаешь, что встретил того, кто тебе предназначен судьбой, – говорю я наконец.
Инспектор выглядит так, словно ее сейчас стошнит.
– Одно совершенно ясно: где-то вы нажили себе врага. А эта сталкерша, о которой вы говорили, каким именем она подписывалась?.. А, Мегги. Вам знакомо это имя?
– Мегги умерла. Это не может быть Мегги. Я видела, как она умерла.
Инспектор Крофт откидывается на стуле. Кажется, она не знает, как сформулировать то, что хочет сказать дальше, и я нисколько не сомневаюсь, что не хочу этого слышать.
– Я читала о том, что случилось с вашими родителями, когда вы были еще ребенком…
От ее слов мне становится нехорошо. Я никогда не разговариваю на эту тему. Не могу. Не разговаривала и не буду.
Она велела молчать.
– Я знаю, как умерла ваша мать. Наверное, для вас это был ужасный шок.
– Мой отец тоже умер, – говорю я, вспоминая роль.
– Джон Синклер? – на ее лбу складывается глубокая морщина.
– Да, именно.
– Джон Синклер не погиб при ограблении. Он провел три месяца в больнице, а оттуда отправился в тюрьму.
– Что? Нет. Джон погиб. Ему дважды выстрелили в спину. Я сама там была.
Инспектор снова касается пальцами «Айпада», несколько раз прокручивает экран, а потом читает:
– Джон Синклер был приговорен к десяти годам в тюрьме «Бельмарш», через восемь вышел на свободу.
Я пытаюсь осознать эту новость.
– За что?
– Он застрелил предполагаемых грабителей из нелегально приобретенного оружия. Пистолет, найденный в его руке, был связан еще с тремя серьезными преступлениями.
Джон жив. Джон из-за меня попал в тюрьму. Это я вложила пистолет в его руку.
– Где он сейчас? – спрашиваю я.
– Не знаю. И уже совсем не знаю, что думать о вашем деле.
Она встает, собираясь уходить, и машет рукой стоящему за дверью охраннику, чтобы тот ее выпустил.
– Это все?
– Пока все.
– И куда мне теперь идти?
Она пожимает плечами:
– Домой.
Кажется, она не понимает, что никакого дома у меня нет.
Пятьдесят четыре
Мегги возвращается в квартиру и, сама того не желая, громко хлопает дверью. Она понимает, что дверь не виновата в том, что у нее был тяжелый день. Эти чертовы мертвые бывают такими требовательными. Она надевает белые хлопковые перчатки, чтобы скрыть кисти рук. Руки, конечно, тоже не виноваты, но все-таки они служат уродливым напоминанием о том, кем ей суждено быть, а кем нет. С ранних лет Мегги учили быть сильной и черствой, но она может чувствовать боль. Толстая кожа истончается, если носить ее слишком часто.
Мегги вспоминает, что не ела весь день, опускает усталые ноги в тапочки и, шаркая, плетется на кухню, чтобы порыться в холодильнике. Все, что там лежит, оказывается отвратительно здоровым и диетическим, а ей сейчас нужно совсем другое. Она возвращается в гостиную, берет телефонную трубку и набирает знакомый номер. И все время, пока она ждет ответа, с нее не спускает глаз детская фотография Эйми в рамке.
– Иди ты к черту, – говорит она фотографии и кладет ее изображением вниз, чтобы больше не приходилось смотреть на Эйми. – Это я не вам, – добавляет она, осознав, что трубку с той стороны наконец-то сняли.
Мегги отсчитывает деньги – точную стоимость пиццы, – кладет их в белый конверт из третьесортной бумаги и оставляет на пороге, снабдив запиской «Оставьте еду здесь». Она уже смыла косметику и никого больше не хочет сегодня видеть. Мегги закрывает глаза, кладет три пальца своей левой руки в правую, и представляет себе, что утешает маленькую испуганную девочку Эйми. Как бы ей хотелось вернуться в то время! Просидев так две минуты в темноте, она открывает входную дверь, наклоняется и добавляет к записке «спасибо». Она не хочет быть грубой и срывать свое плохое настроение на окружающих.
Съев большую пиццу пеперони с дополнительной порцией сыра почти до конца, она идет в туалет и вызывает рвоту. Потом дважды спускает воду в унитазе и вытирает рот квадратиком двухслойной туалетной бумаги. Делает себе зеленый чай, добавляет туда каплю холодной воды из крана и садится на диван смотреть новости.
Увидев лицо Эйми, она чувствует новый приступ тошноты.
А когда она слушает новости, ей становится еще хуже.