– Мой агент позвонил тебе?
– Да, он сказал, что ты не подходишь к телефону.
– Но откуда он знает, что я с тобой?
Джек хмурится.
– Дорогая, ты хоть иногда заглядываешь в «Твиттер»? В «Фейсбук»? Читаешь новости?
– Нет, только в самом крайнем случае…
Он возвращается в гостиную, берет телефон с журнального столика, несколько раз касается экрана и подносит аппарат к моему лицу. Там открыто новостное приложение «Ти-Би-Эн», и вот она я, снова в сводке новостей, а рядом фото, на котором я обнимаю Джека на пороге его дома менее часа назад.
– Это ты ей сказал, что я здесь? – спрашиваю я.
– В этот раз невиновен. – Кажется, его это задело. – Извини, мне очень жаль. Несколько лет назад я совершил жуткую ошибку. Моя жена была больна, а я сделал то, чего никак не должен был делать. Но было так ужасно наблюдать, как она уходит. Я должен был справляться с этим один. Я не ищу себе оправданий, но мне было так страшно и… одиноко. Дженнифер Джонс знала о том, что я натворил, и угрожала меня выдать. Она шантажирует меня с тех самых пор. Если бы у меня был выбор, я ни за что бы не сделал, как она просила, и даю тебе слово, что больше такого не случится. Если бы я в тот день не впустил ее в твою гримерку, не отправил бы ей потом наши фотографии, она бы меня уничтожила. И не только мою карьеру, но еще и мои отношения с дочерью. Я не могу допустить, чтобы Лили однажды прочла в Интернете о том, что я сделал в тот день. Она ни за что бы меня не простила.
– Ты что, переспал с кем-то, когда твоя жена была больна? – высказываю я догадку, надеясь, что ошиблась.
Он смотрит в пол.
– Да. Не нужно на меня так смотреть, мы все совершаем ошибки в ситуации серьезного стресса. Я был пьян, опустошен эмоционально, это ничего не значило.
– С кем ты переспал? – шепчу я, сомневаясь, что хочу знать ответ.
– У нее была крошечная роль в фильме, где я играл. Это была такая глупость, но дома было так тяжело, и…
– С кем?
– С Дженнифер Джонс. Поэтому она и знает, что я изменил больной жене. Потому что я изменил с ней. Может, она считала, что я помогу ей с ее незадавшейся актерской карьерой, не знаю, но я не мог ничем помочь и видеть ее тоже больше не мог. Я и тогда понимал, что совершаю ошибку, но не знал, что эта ошибка будет преследовать меня так долго. Вскоре после этого она отказалась от актерской карьеры и стала журналисткой, но все равно продолжала мне мстить за этот эпизод.
От этого открытия мне становится немного дурно. Мне в принципе не нравится думать о том, как Джек с кем-то спит, хотя у меня и нет права иметь какое бы то ни было мнение по этому вопросу, но почему, почему именно Ворона? Не удивительно, что она нас обоих так ненавидит. И тут новая мысль приходит мне в голову, прерывая эти размышления:
– Но если ты ей не говорил, что я здесь, тогда откуда она об этом узнала?
Он пожимает плечами, и мы оба смотрим на заголовок свежей статьи Дженнифер Джонс:
Пятьдесят восемь
Мегги сама толком не помнит, как добралась домой из клиники. После таких новостей возвращаться в холодную пустую квартиру – не лучший вариант, но у нее нет никого, кому она могла бы позвонить. В такие тяжелые минуты она иногда жалеет, что у нее нет какого-нибудь питомца. Животные всегда нравились Мегги больше людей: они точно знают, кто они такие. Сейчас ей кажется, будто она стала меньше ростом. Как будто осознание хрупкости жизни, снизошедшее на нее таким образом, заставило ее немного уменьшиться.
Мегги голодна, но сейчас ей не до еды. Она подозревает, что ожидание близкой смерти хуже, чем сама смерть. Ее родители не знали заранее, что их время на исходе, и Мегги гадает, что бы они сделали иначе, если бы знали. Ответ, который кажется ей правильным, заключается в одном слове: все. Когда все идет не так, иногда достаточно поменять свою точку зрения, размышляет она, и в итоге приходит к более оптимистичному выводу:
Смертный приговор – это шанс все исправить, пока не поздно.
Мегги решает, что все-таки стоит поесть: чтобы все получилось как надо, ей понадобятся силы. Холодильник почти пуст, поэтому она готовит фасоль на гренках. «Ничего вредного, сплошной белок», – бормочет она, перемешивая оранжевую массу в кастрюльке.
Поев, она разжигает огонь в камине. Во-первых, он согреет комнату, а во-вторых, ей, пожалуй, стоит начать сжигать все вещи, которые никто не должен найти после ее смерти. В спешке она берет полено без перчаток и сажает в палец занозу. Пытается вытащить ее пинцетом, но заноза ломается надвое, и большая часть остается под кожей. Не обращая внимания на боль, Мегги чиркает спичкой, поджигает кучку газет и хвороста и смотрит, как бессмысленные слова на бумаге тлеют и горят. Вдруг она понимает, что улыбается. Что ж, пусть жизнь и изменила исподтишка правила игры, но Мегги не сомневается, что если совсем немножко подредактирует свой план и свою цель, то все еще может выиграть.
Есть вещи, о которых Мегги жалеет, но она не хочет ими делиться даже сама с собой. Если всю свою жизнь проводишь во лжи, иногда бывает поздно рассказывать правду. Она проверяет свою электронную почту, потом почту Эйми: она знает все пароли. Еще она точно знает, где сейчас находится Эйми, потому что установила специальное приложение на ее телефон. Вот знала же она, что у Эйми роман с Джеком Андерсоном. Наверняка они сейчас трахаются. Мегги крепко зажмуривается, чтобы отделаться от этой картинки. Шлюха. Мегги слила информацию журналистам, и теперь с удовольствием видит, что новость уже в Интернете. Да, Дженнифер Джонс оказалась очень полезной.
Мегги закрывает ноутбук и сидит неподвижно возле потрескивающего огня, стараясь утихомирить мысли, которые теперь звучат слишком громко. Наверное, это оттого, что она ясно понимает: ее путь подходит к концу. Она обводит взглядом комнату и признает, что ничего существенного в жизни не достигла. Смотрит на груду неоткрытых писем на журнальном столике: прямоугольники белой бумаги с крошечными пластиковыми окошечками, в которых виднеется ее имя.
Мегги О’Нил.
Правда, имя-то на самом деле не ее.
Знать имя человека – не то же самое, что знать человека.
Она уже так давно пользуется этим именем, что иногда забывает, что оно изначально не ее, что оно одолжено, украдено. Интересно, чувствует ли Эйми то же самое? Мегги смотрит в огонь и думает о том, что, наверное, у нее больше общего с другими людьми, чем ей казалось раньше. Мы рождаемся одинокими, одинокими умираем, и все мы немного боимся, что о нас забудут.
Мегги не всегда была Мегги.
Мегги – это та, кем она стала, чтобы спрятаться.
Нельзя найти бабочку, если ищешь гусеницу.
Как только Мегги воссоединится с Эйми, она снова станет тем, кем была когда-то.
Пятьдесят девять
Сегодня я точно могла бы обойтись без встречи с агентом, но Тони по телефону был очень настойчив и уверял, что дело срочное. Думаю, выгляжу я не лучшим образом, но, наверное, это уже не важно. Я бы никогда не выбрала себе такое платье, как то, что купил мне Джек. Облегающее, фиолетовое – пожалуй, на мне оно смотрится неплохо, хоть оно и более открытое, чем я обычно ношу. Мои волосы после мытья легли естественными кудрями, и я совсем не накрашена, потому что вся косметика осталась в моем прежнем доме, а там я в ближайшее время не решусь показаться.
Я вхожу в ресторан и сразу его замечаю. Тони из тех людей, кто много и охотно ест и у кого везде, куда бы он ни пришел, есть любимый столик. Он читает меню, хотя всегда заранее выбирает, что будет есть, и, кажется, нервничает.
Он точно меня бросит.
На этот раз я в этом не сомневаюсь и после всего, что случилось, даже не могу его в этом винить. Никто не захочет работать с актрисой, которую подозревали в убийстве. Наверное, именно так поступают агенты, когда решают больше с вами не работать, – приглашают вас на обед в какое-нибудь модное заведение, чтобы смягчить удар. Я начинаю было пятиться в сторону выхода, но тут он поднимает взгляд от меню и замечает меня. Для побега уже слишком поздно.
– Как ваши дела? – спрашивает он, когда я сажусь.
Его лицо выражает искренний интерес, и я не знаю, как ответить. Не дожидаясь ответа, Тони продолжает говорить, а я все еще размышляю над его вопросом. Если честно, я еще никогда не чувствовала себя так близко к провалу. Не позволяла себе. Не давала жизни себя сломать, хотя она много раз отчаянно пыталась это сделать. Я горжусь своей стойкостью. Горжусь, что оставалась сильной, по крайней мере, внешне. Броня, которую я ношу, чтобы прятать то, что внутри, за годы использования потяжелела и тянет меня вниз, так что становится все труднее и труднее снова подниматься. Люди часто мне завидуют, но они не стали бы завидовать, если бы знали, какую жизнь мне приходилось вести, чтобы прийти к той жизни, которой я живу теперь.
– …ну, я и подумал, что мы можем просто пообедать и посмотреть, что получится, – говорит Тони, когда я снова включаюсь и начинаю слушать.
Мое утомленное сознание снова заплутало, и теперь мы оба, и я и оно, чувствуем некоторую растерянность.
– Пообедать? – тут подают отличную жареную картошку, но я, пожалуй, слишком волнуюсь, чтобы думать о еде.
– Да, именно. Пообедать. Вы, кажется, похудели, но вы все еще едите, я надеюсь?
– Я думала, вы меня бросаете.
Он хмурится.
– Почему это я должен вас бросить?
– Я вас подвела.
Он качает головой.
– Вы ничем меня не подвели. А кроме того, я уже говорил вам, что любая слава хороша. Сегодня утром я получил семь сценариев, где вам предлагаются главные роли. Со мной даже связались люди Джейджея.
В прошлом году мне почти удалось поработать с Джейджеем. Я была в восторге, но в итоге все сорвалось.