– Джейджей же, вроде, отказался?
– Судя по всему, теперь передумал. Из тех сценариев, которые мне прислали, четыре вам стоит прочесть. У меня есть фаворит, но, как обычно, решать будете вы. Думаю, что именно по этой причине Финчер решил встретиться с нами пораньше.
– Пораньше? Когда?
– За обедом. Здесь. Сейчас. Вы что, совсем не слушали, что я тут говорил?
Я смотрю на свое непривычное платье и обращаю внимание на руки, лежащие на коленях. Неухоженные ногти прекрасно отражают мое общее состояние. Я вспоминаю о неуложенных волосах и отсутствии макияжа. Я так давно хотела встретиться с этим человеком, но представляла себе нашу встречу совсем иначе.
– Я не могу сейчас обедать с Финчером!
– Конечно, можете. Прыгайте, Эйми. Вы упадете, только если забудете, что умеете летать.
Шестьдесят
Мегги кажется, что она падает.
Время убегает от нее, и она уже не уверена, что успевает следом. Она так долго и так тяжело работала над тем, чтобы все получилось. Она заслуживает того, чтобы все снова стало так, как должно было быть всегда. Так было бы лучше для них обеих, нужно только убедить в этом Эйми. Она больше не может дожидаться, пока девчонка придет к этому выводу сама. Мегги открывает последнюю страницу своего альбома, посвященного Эйми Синклер. Она только что перечитала все вырезки из газет и журналов, которые собирала годами. Все равно альбом уже почти закончился. Наверное, и правда, уже пора.
Тень, в которой Мегги пряталась всю жизнь, стала еще темнее. Она уже чувствует его, этот бугорок в груди. Еще она ощущает боль, которой не замечала раньше, как будто у нее всегда была возможность почувствовать, как в ее теле растет рак, но она делала вид, что ничего не замечает. Мы все бежим от правды, если чувствуем, что правда причинит нам слишком много боли. Мегги ощупывает бугорок пальцем и удивляется, как могла не заметить его, принимая душ: он же огромный! Она чувствует резкую боль, отдергивает руку и понимает, что на этот раз неприятные ощущения у нее не в груди, а в пальце. Заноза из полена все еще сидит в ее коже, несмотря на несколько попыток ее достать. Мегги читала, что занозы могут путешествовать по организму с кровотоком, могут даже добраться до сердца и убить человека. Она не знает, правда ли это, но не хочет рисковать.
Она подходит к зеркалу в ванной и прихватывает розовую кожу пинцетом. Из пальца начинает идти кровь, но противная заноза все еще на месте. Собственное отражение отвлекает Мегги от боли, и она замечает, что из подбородка выросло несколько крошечных черных волосков. Она переключается на волоски, и каждый раз, когда ей удается выдрать один из них с корнем, чувствует небольшое удовлетворение. Извлечь удовольствие из боли.
Сегодня вечером Мегги хочет выглядеть на все сто.
Судя по приложению, которое отслеживает телефон Эйми, сегодня она ужинает в каком-то особенном ресторане, как будто ей есть что праздновать. Мегги проверила почту Эйми и прочла три последних письма от агента.
Мегги не хочет, чтобы Эйми снова снималась в фильме.
Это в ее план не входит.
Она слышала о ресторане, где ужинает Эйми. Места там нужно бронировать за несколько месяцев, если, конечно, вы не такая знаменитость, как Эйми. Или как Джек Андерсон. Поэтому Мегги понимает, что нужно приодеться.
Она надевает старый плащ Эйми и застегивает крошечный пояс на тонкой талии, которая досталась ей таким трудом. Потом еще раз напоследок подправляет губную помаду кусочком туалетной бумаги и любуется своим отражением. Надевает солнечные очки, хотя на улице уже стемнело, и выходит из дома. В последнее время Мегги много думала над тем, стоит ли любовь того, чтобы платить за нее горем, и решила, что стоит. Любовь – это все, чего Мегги хотела от жизни, и она добьется любви, во что бы это ей ни обошлось.
Шестьдесят один
– За тебя.
– За тебя, – отвечает Джек, чокаясь со мной шампанским. – Расскажи мне еще о вашей встрече. Я хочу знать все. Каждое слово, которое он сказал.
Я смеюсь.
– Нет, не хочу сглазить. Думаю, обед прошел хорошо, и теперь нужно просто немного подождать и посмотреть, получила ли я роль.
Мы сидим у стойки бара в престижном лондонском ресторане, ждем, когда будет готов наш столик, и уже заранее начали отмечать. Я позволяю себе немного расслабиться и с наслаждением ощущаю, как алкоголь приглушает чувства и притупляет страх, который рос во мне с тех пор, как начался этот кошмар.
Я и так рассказала слишком много о встрече с агентом и с Финчером. Не сдержалась: все это так захватывающе. Я немножко приукрасила правду, добавила парочку штрихов тут и там, просто чтобы история звучала так, какой я хочу ее запомнить. Может, я и подраспустила немного пояс своего рассказа, чтобы дать ему вздохнуть, но в этом нет ничего страшного. Наверно, мы все это делаем. Истории из нашей жизни, которые мы рассказываем окружающим, похожи на стеклянные шары с искусственным снегом. Мы мысленно встряхиваем все факты, а потом смотрим, как их кусочки складываются в рассказ. Если нам не понравилось, как упали снежинки, мы просто встряхиваем рассказ еще раз, и так пока он не будет выглядеть, как мы хотим.
Когда-то я считала, что у каждого события есть причина, но не так давно я перестала верить в подобную чепуху. И все же, если в этих адских последних днях был какой-то смысл, может, он именно в этом. Может быть, эта роль изменит мою жизнь к лучшему. Я пытаюсь сохранять спокойствие и держать себя в руках, несмотря на охватившее меня возбуждение. Не хочу, чтобы прекрасные мечты внушили мне фальшивое чувство безопасности. Мне уже случалось допускать подобную ошибку.
– Не могу выкинуть из головы одну вещь, которую сказал Финчер, – говорю я и, делая очередной глоток шампанского, чувствую, с каким нетерпением смотрит на меня Джек.
– Какую?
– Он сказал, что героиня, роль которой он мне предлагает, совершенно аморальна, но очаровательна, и, знаешь, я подумала, что, может, это можно сказать и обо мне.
Джек рассматривает меня несколько секунд, потом вокруг его глаз собираются морщинки, рот раскрывается в широкой белой улыбке, и он смеется. Искренне смеется, совершенно не подозревая, что я говорила серьезно.
– Я так горжусь тобой, ты же это знаешь? – Он берет меня за руку.
– Я еще не получила роль.
– Я говорю не только о сегодняшней встрече, а вообще. Большинство людей бы просто сломались, уползли бы и спрятались под камнем, но ты такая сильная.
Я сильная только снаружи.
Я уже не очень хорошо понимаю, что между нами происходит. Что бы это ни было, я уверена, что не стоит это поощрять: в моей жизни сейчас все и так достаточно сложно. Мы сидим лицом к лицу на дорогих барных стульях, гораздо ближе, чем нужно, и ближе, чем стоило бы. Колени Джека касаются моих колен, и мне нравится ощущать тепло его тела. Находясь так близко к нему, я чувствую себя в безопасности, и мне все больше хочется поддаться его очарованию.
Несмотря на выпитый алкоголь, я ясно понимаю, что это чувство уюта, которое переполняет меня, когда Джек держит меня за руку, не более чем плацебо. Оно не настоящее, но я все равно глотаю его, желая продлить это чувство, насколько получится. Джек залпом допивает свое вино, забирает у меня пустой бокал и ставит рядом со своим на стойку бара. Внезапно его лицо становится серьезным.
– Я хочу, чтобы ты знала: со мной ты в безопасности.
Я сейчас действительно чувствую себя в безопасности и готова поверить, что все, что со мной случилось, было просто дурным сном.
– Ты можешь мне доверять.
Я так бы этого хотела, что даже не отворачиваюсь, когда он наклоняется, чтобы меня поцеловать. Не так, как мы целовались на съемочной площадке, а настоящим поцелуем, почти животным. Кажется, я хотела этого так же долго, как и он, но до этого момента отрицала правду. Я знаю, что это ненормально – так себя вести в общественном месте, но ничего не могу с собой поделать. Он держит мое лицо в ладонях, и я так жалею, что не встретила его раньше, до того, как вышла не за того человека.
Кто-то стучит по стеклу прямо рядом с нами. Я открываю глаза и вижу, что Джек недовольно смотрит через мое плечо:
– А это еще кто?
Я оборачиваюсь и вижу ее: она стоит за окном возле ресторана. Женщина, которая преследовала меня в течение двух последних лет.
Я знала, что Бен орудует не один.
На ней плащ, подозрительно похожий на один из моих, тот, который я никак не могу найти. Ее длинные темные кудрявые волосы полощутся на ветру. На ней темные очки, но совершенно очевидно, что она смотрит прямо на нас. Интересно, сколько она так простояла? Без тени улыбки она машет рукой в белой перчатке, и мои весы приходят в неожиданное положение: злость значительно перевешивает страх. Я бросаюсь к двери ресторана, желая встретиться с этой женщиной лицом к лицу, кем бы она ни была. Я выскакиваю на улицу, и Джек бежит за мной следом, но мы опоздали. Женщины у окна уже нет.
Шестьдесят два
Мегги всегда подозревала, что у Эйми роман с Джеком Андерсоном. Но видеть их вместе, вот так… смотреть через окно ресторана, как он целует ее… от всего этого Мегги стало больно и физически нехорошо. Ей пришлось убежать. Теперь она точно знает, кем стала Эйми Синклер, без вариантов: грязной, лживой, неверной шлюхой. Что же случилось с милой, доброй, невинной девочкой, которую она знала?
Она запирает за собой дверь и начинает стаскивать с себя одежду, бродя по дому и бросая вещь за вещью на пол. Сначала Мегги снимает плащ Эйми, потом свитер и юбку – и вот она уже стоит полностью раздетая перед старинным зеркалом в гостиной. Она плачет, не в силах сдержать слезы: перед глазами до сих пор стоят Джек и Эйми.
Потом она трижды бьет себя по лицу.
Палец пронизывает боль. Мегги замечает, что заноза все еще там, и чувствует странную смесь боли и облегчения. Раз она еще здесь, значит, не начала двигаться по кровотоку к сердцу. Может быть, ей удастся прожить достаточно долго, чтобы закончить начатое и вернуть то, что должно ей принадлежать.