— Кислый? — Никита подхватывает Максима под спину и опускает на пол. — Аня! Держи его голову! Поверни немного вбок! Вот так... Сейчас посмотрим, чувак. Наверняка, просто царапина.
Клим одним быстрым и точным движением разрывает рубашку на животе у Максима. У меня мутнеет перед глазами, немеют руки и ноги от вида колотой раны, из которой струится вязкая алая жидкость.
Не может быть! Нет! Все это неправда!
— Вызывайте скорую! — громко и четко произносит Никита. — Бегом!
Музыка в зале больше не играет, включается верхний свет. Я все еще не могу пошевелиться, только смотрю на лежащего на полу Максима, а в голове звенит оглушительный вопль — «Нет! Нет-нет! Пожалуйста! Только не он! Прошу!».
— Все на выход! — приказывает Никита. — Скорую вызвали?
— Да, — отвечает кто-то, не узнаю голос.
— Сколько будет ехать?
— Сказали пятнадцать минут.
— Принесите аптечку!
Вокруг начинается суета, но я словно плаваю в желе. Не вижу лица моего бармена из-за Аниной спины. Не понимаю, что чувствую. Это бешеное ощущение схожее с лавиной, которая перемалывает кости в труху.
Остаюсь в стороне. Не могу найти в себе силы подойти ближе, но и уйти тоже не могу. Наблюдаю, словно из пузыря, как Аня и Никита оказывают первую помощь. Вижу их аккуратные движения, как шевелятся губы Клима, когда он дает какие-то распоряжения.
Нечем дышать.
Вина душит.
И последняя капля… Та, что меня добивает.
Аня оборачивается и смотрит прямо мне в глаза. Кажется, я слышу все, о чем она думает. Каждой клеточкой ощущаю ее ненависть и презрение. Или может быть это мое собственное. Не знаю...
Это все из-за меня…
— Ева! — зовет Никита. — Иди сюда!
Делаю шаг назад. Сердце падает куда-то на дно живота.
— Ева… — тон Клима становится ниже, но пробирает так, что невозможно ослушаться.
Подхожу к ребятам. Мне никогда еще не было так страшно…
Ложь! Было!
Воспоминания врезаются в меня точно бронепоезд на полной скорости.
Ночь. Запах моря, хлесткий ветер. Люди с фонариками. Бездыханное тело на песке. Тот же рост, плечи... Всепоглощающая агония боли, когда я вижу его лицо. Когда понимаю, что он…
Демьян мертв!
Он утонул два года назад!
Меня ломает. Пополам. А потом еще и еще. Мысли скачут, как тысячи мелких резиновых мячиков. Больно тарабанят по коже, выпуская острые шипы. Не знаю, где я… Не помню, кто такая и что происходит.
— Ева… — слышу тихий смутно знакомый голос. — Ты в порядке?
Хлопаю мокрыми ресницами, но ничего не вижу перед собой. Ничего… Кроме лица лишенного жизни любимого парня, окруженного темнотой.
— Эй, ведьмочка, у тебя нет никакого целебного зелья или заклинания против ножевых ран?
В мгновение перед глазами появляется другое лицо. Бледное, покрытое капельками пота. Меня парализует его нежный взгляд. Зеленые глаза… Такие… Родные...
Кто это? Почему он смотрит на меня так, будто я дорогой ему человек?
— Скорая здесь!
Цветные кадры, словно я смотрю фильм. Словно меня здесь нет, и я просто сторонний наблюдатель. Хочу переключить канал или нажать на «стоп», но не могу отыскать пульт.
Врачи. Разговоры. Парня укладывают на носилки, а он продолжает смотреть на меня, ожидая чего-то. Понять бы, чего именно?
Холодная волна реальности и осознания вдалбливает меня в пол. Мешанина из воспоминаний, но они выстраиваются в ровный ряд, заставляя увидеть события двух прошедших недель в быстрой перемотке вплоть до настоящего момента.
Максим!
Это Максим!
Он мой… Мой…
Тело содрогается, ноги наливаются свинцом. Собираюсь броситься следом. Бежать или ползти, неважно, но меня останавливает чья-то сильная хватка.
— Ты останешься здесь, — звучит грубый властный голос рядом с моей головой.
— Мир, — кивает Никита, останавливаясь перед нами.
На его руках кровь, в голосе сталь. Аня замирает за его спиной. Боюсь смотреть ей в глаза, потому что догадываюсь, что именно там увижу.
— Клим, — отвечает Мирон, сжимая мои плечи.
— Нужно будет разрулить вопрос с органами.
— Я займусь этим. Постараемся уладить все полюбовно.
— Постарайся… — хмыкает Ник. — Мы поедем с Кислым в больницу. Этих двоих тоже заберут.
— Хорошо. Держи меня в курсе. Я сам приеду, как только смогу.
— На связи, — бросает Никита, собираясь уйти.
— Я с вами! — то ли хриплю, то ли кричу я.
Никита медленно поворачивает голову в мою сторону, я невольно сглатываю.
— Ты и так уже дохуя сделала…
— Но я…
— Хватит, Ева! Он прав, — грозно выдает Мирон.
У меня совершенно нет сил. Я точно кукла. Пластмассовая кукла, а внутри… Воздух. Все именно так, как он и говорил. Максим был прав насчет меня тысячу раз. А я была права лишь в одном… Я его не заслуживаю.
Мирон приводит меня в номер. Даже не сопротивляюсь, потому что не хочу. Не могу.
— Сядь! — грохочет он.
Послушно опускаюсь на край кровати.
— Я хочу поехать в больницу…
— Нет!
— Я должна быть там!
— Должна? Должна?! Да если бы ты хоть раз сделала, что должна, то ничего бы не случилось!
Он впервые кричит на меня. Понимаю, что заслужила, но от этого не легче. Я бы сделала все, что угодно. Сожрала бы ящик гвоздей, позволила бы тем двум уродам трахнуть меня. Все! Лишь бы иметь возможность все исправить. Но мы не можем изменить прошлое. Как бы сильно этого не желали.
— Это больше не может продолжаться… — произносит Мирон устало, проводя ладонями по волосам.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ева… Я любил его. Не так, как ты, но он был моим младшим братом. Мы росли вместе. Он родной мне человек. И я тоже его потерял! Я хотел помочь тебе справиться. Очень хотел, но по факту лишь потакал твоим безумствам, закрывая глаза на то, что ты не пытаешься выбраться, а лишь зарываешь себя все глубже. Дем бы убил меня за это...
Сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
— Он оставил меня. Может быть ему все равно? — отвечаю, вспоминая, что Демьян пропал куда-то на два года.
— Он умер, Ева! Умер! Его больше нет! И ты должна уже принять это!
Мое эмоциональное состояние разбивается на осколки.
— Я не хочу это принимать! Не хочу! — верещу, топая ногами.
— И к чему это привело? Ты понимаешь, что… Максим мог умереть сегодня? Ты это понимаешь?! И из-за чего? Из-за того, что ты возомнила себя самой крутой и бесстрашной? Потому что тебе нечего терять? Потому что ты сама не хочешь жить? Почему он должен был заплатить за это?!
Это взрыв! Бомба и не одна. Самая страшная пытка чувством вины. Сказать, что мне больно, ничего не сказать. Это нужно только прочувствовать, но я никому такого не пожелаю. Все эмоции сходятся в одной точке, превращаясь во всепоглощающую истерику, стирающую личность, оставляя лишь необузданный комок нервов.
— Хватит! Прекрати! — слышу где-то вдалеке. — Ева! Успокойся! Прошу тебя… Прости… Слышишь? Прости меня!
Но я не могу остановиться. Единственный, кто должен просить прощения, это я, но… Никто меня не услышит. Никто не простит. Я разрушила все. Убила все хорошее, что могло случиться со мной. Погубила того, кто смог принять меня. Хотел помочь. Кто защитил меня. В кого я влюбилась, забыв о прошлом.
Но теперь ничего не осталось… Руины… Пепелище… По которым носятся разрывающая остатки души горечь и яростная боль, бьющая мечом по трупам.
Вот это то, что мне подходит.
То, чего я заслуживаю.
Голова нестерпимо гудит. Все тело ломит. Ерзаю на месте, каждая мышца вопит истошным криком, а в животе опустевшее поле боя. Медленно открываю глаза. Знакомый потолок и обстановка. Пустота в душе и голове навевает воспоминания.
Я под успокоительными. Лошадиная доза.
— Максим… — не узнаю свой голос, похоже больше на охрипшего кота в разгар марта.
— Ева… Доченька…
Передо мной появляется лицо мужчины. Голубые глаза, седина на темных волосах. Он смотрит на меня с нескрываемым беспокойством.
— Папа?
Замечаю еще одну фигуру в комнате… Мирон… Выглядит так, словно на него вчера напала стая ягуаров. Друг отводит взгляд, сжимая челюсть. Он сдал меня. Полтора года, после выписки из больницы, Мирон прикрывал меня перед родителями, не рассказывая, что их дочь больше не работает здесь, а просто…
В глазах снова появляются слезы. Сердце из последних сил толкается в ребра.
— Я не мог иначе, Ева. Тебе нужна помощь… — тихо говорит Мир.
— Я понимаю, — отвечаю одними губами.
— Ева… — надломлено произносит отец. — Почему ты скрывала?
— Как малышка Майя, папуль? — спрашиваю я, не сдержав смешок.
У отца уже давно другая семья. Маленькая прелестная дочка и красавица-умница жена. Зачем ему проблемы взрослой и сумасшедшей дочери, еще и от женщины, которая изменяла направо и налево?
— Ты тоже моя дочь, Ева… Если бы я знал…
— И что теперь? Снова в психушку? — спрашиваю, уже догадываясь об ответе.
— Мы найдем лучшую клинику. Возможно, за границей.
— Хорошо, — киваю, а у самой желание натянуть себе пакет на голову и просто сдохнуть.
Это было бы лучшим решением и вдобавок справедливым.
Колющая боль под сердцем напоминает о нем… Поворачиваюсь к Мирону, шею сводит от резкости движения. Плевать, что будет со мной. Можете прямо сейчас поселить меня в мягкой комнате до конца жизни, только скажите, что с Максимом все в порядке.
11
В очередной раз открываю глаза. Голова уже более ясная. Все та же палата. Мягкий свет, слабый запах антисептиков. Боль в правом боку тоже ощущается по-другому. Более явной, но не такой резкой, как...
А сколько я уже здесь?
Спинка больничной койки приподнята. Аккуратно поворачиваю голову, стараясь не дышать слишком глубоко. Где-то должна быть кнопка или колокольчик, чтобы вызвать кого-нибудь из персонала. Во рту сухо, словно я бухал три недели без передышки. Лучше бы так и было…