— Закрой рот! — Адам вскочил на ноги.
— Почему это? Ты боишься, что Роза узнает правду о тебе? Ты уже не будешь героем, когда она узнает, что ты разбил свой корабль в Стрейте по глупости, и единственная причина, по которой ты здесь и складываешь цифры, заключается в том, что ни один хозяин не доверит тебе корабль снова? Ну, как, немного убавилось блеска на твоей позолоте? Эта фуражка не пригодится тебе, кузен Адам…
Мы слушали его молча. Адам смотрел как бы сквозь Тома холодным и каким-то непроницаемым взглядом. Боль и страдание словно сковали его. Он поднялся.
— Ты не можешь говорить о том, чего не знаешь… Ты не знаешь правды.
— Я знаю то, что я вижу, — сказал Том и тоже поднялся. — И я могу узнать дурака или жулика, если вижу их.
— Кто тебе сказал эту ложь? Возьми свои слова обратно или я убью тебя… — Адам сделал шаг к Тому, но остановился, потому что Дэн вдруг вскочил и шагнул между ними.
— Ну, все! Здесь не должно быть драки. Ты, Том, придержи свой язык…
Том не обратил на него внимания, продолжая говорить все более яростно и возбужденно:
— Значит, ты не обманщик? Не ты ли вошел в доверие к моему отцу? Не ты ли ездил на его подводах, брал его деньги? Не ты ли говорил себе: это прекрасно, что Том сбился с пути, теперь мне остается свободный и богатый участок? Так позволь сказать тебе, я не сбился с пути. Ни с моим отцом, ни с Розой. Когда-нибудь я хотел бы их обоих… — он презрительно щелкнул пальцами, — вот так!
— Закрой рот! — приказал Дэн.
— Я скажу тебе, — продолжал Том, — эта кровь подсчитана моим отцом. Никто не будет его наследником, кроме него самого. Неважно, сколько ты обманывал и крал, — ты не сможешь считать, что это твое. Ничего… слышишь ты? Ничего!
Адам рылся среди книг, пытаясь найти фуражку, надел ее плотно на голову и повернулся к Тому.
— А я говорю, что ты лжец.
Обойдя Дэна, он, уходя, уронил табурет.
Все мы смотрели вслед Адаму, уходящему из лагеря, от света нашего костра, до тех пор, пока он не скрылся в темноте.
Роза испустила вопль отчаяния и накинулась на Тома с горящим от ярости лицом.
— Зачем ты это сделал?!..
И она громко и истерично заплакала.
Рядом со мной, всхлипывая, металась Роза, безуспешно пытаясь хоть ненадолго заснуть; наконец, ее дыхание стало глубоким и ровным. Я слышала, что Пэт и Син вернулись, а потом и Ларри. Было уже очень поздно, когда пришел Адам. Я сказала себе, что теперь и я могу уснуть.
В этот момент до меня донесся шепот.
— Эмми, Эмми!
Я, быстро, но очень осторожно двигаясь, чтобы не разбудить Розу, поднялась. Он припал к земле вблизи откидной полы палатки.
— Адам! Что такое?
Было невозможно разглядеть его лицо. Костер уже погас до угольков, тлеющих в золе.
— Можешь помочь мне, Эмми? Я поранил руку.
Не задавая вопросов, я зажгла свечу, поставив так, чтобы ее свет не достигал палаток. Присела на колени, и Адам вытянул свою руку.
— Это ожог! — воскликнула я. — Как это случилось?..
Вместо ответа он только пожал плечами. Я наложила повязку и почувствовала раздражение: его молчание мне надоело.
— Как это случилось? — спросила я сердитым шепотом.
— Драка, — сказал он. — Я был сбит с ног, откатился назад и попал рукой в костер. Он навалился на меня сверху…
— Том?
— Да… Том.
— Драться было обязательно?
— Да, ты знаешь, это было нужно. В конце концов я его поколотил.
Я хотела сказать: «Тебе пришлось драться из-за Розы», но сдержалась.
— Тебе стало легче от того, что ты подрался?
— Нет, — печально признался он. — Это ничего не меняет.
— Это никогда ничего не меняет. — Я продолжала осторожно перевязывать руку, понимая, что даже самый слабый намек может обидеть его. — Жалко… — сказала я. — Как раз тогда, когда тот порез так хорошо начал заживать. Ты должен утром показаться врачу. Он посмотрит, не воспалилась ли рана.
— Утром я уезжаю.
— Да. Я знаю… Но ты должен показаться кому-нибудь перед отъездом. Не дожидайся, пока ты приедешь в Мельбурн.
— Я имею в виду, что я уезжаю окончательно. Я не собираюсь возвращаться в Балларат.
Такой поворот событий ошарашил меня; я всегда опасалась услышать эти слова, но это лишь увеличивало радость каждый раз, когда Адам возвращался с Ларри. Наконец, они были произнесены. И мой внутренний мир словно распался на мелкие кусочки.
— Эмми, не смотри так. Могу ли я остаться здесь после того, что сказал Том?
— Какое тебе дело до того, что он наговорил? Ты обращаешь внимание на таких, как Том? Да он просто завидует тебе! Это малодушно — бежать из-за его болтовни. Женщина осталась бы…
— Женщины сильнее в этих вещах. Я знал об этом уже давно. Мужчине следует бороться или бежать.
— И ты полагаешь, что, поступая так, вы оба больше становитесь мужчинами? — резко сказала я. — Ты изменил себе, позволив Тому прогнать тебя. — Я поднялась на ноги. — Подожди здесь!
Вернувшись, я протянула ему кружку, наполовину наполненную виски.
— Это не успокоит боль, однако поможет тебе ненадолго забыть о ней. — Я принесла табуретку и села около него. — И мы должны быть благодарны, что Дэн не вынес ружье.
— Ты хорошая, Эмми, — сказал он и улыбнулся.
— Я устала слышать это. Нет женщин, которые хотели бы быть только хорошими — мы все хотим быть также кое-чем еще.
Чувствовал ли он, что было у меня на сердце, догадывался ли о жгучем желании просить и умолять его остаться. Знал ли он, как больно мне слышать о его отъезде, настолько больно, что пришлось говорить резко, чтобы скрыть это. И хотя он пришел именно ко мне с обожженной рукой, и я поняла, что означает этот его поступок, но по-прежнему не хотела, чтобы он считал меня только хорошей или доброй. Я хотела, чтобы он сожалел, что оставляет меня, по другим причинам. Но он сожалел только о Розе.
— Ты напоминаешь мне… — начал он.
Я была взбешена и потому нетерпелива.
— Не хочу знать. У меня нет никакого желания выяснять, кого я тебе напоминаю. — Если бы он назвал меня своей матерью или сестрой, я бы расплакалась. — Ну, почему тебе надо уезжать? Это глупо!
— Ты думаешь, я могу остаться здесь и позволять Тому обвинять меня в краже его наследства? Это неправда, Эмми. Никоим образом. Даже если бы я хотел этого, Джон Лэнгли никогда бы этого не позволил. Том был прав, когда сказал… его отец хочет наследника, но наследника по своей собственной линии. Он состоятельный пожилой человек. Я никогда не был у него дома. Когда я разговаривал с ним, то стоял перед его конторкой, подобно клерку. А я не хочу быть ничьим клерком, Эмми.
— Ты носишь его имя.
Он пожал плечами.
— Что значит имя? Ничего! Реальную ценность имеет только то, что делаешь сам. Поэтому я должен уехать. Я сам должен проложить себе дорогу…
— Куда ты поедешь? — печально спросила я. — Что ты будешь делать?
— Назад — к морю. Это единственное, для чего я гожусь. Я не могу жить по-другому. Подожду в Мельбурне, пока кто-нибудь не наймет меня. Члены команды все время переходят с корабля на корабль, и рабочие руки требуются всегда.
— Руки? — сказала я. — Сумасшедший! Ты же имеешь удостоверение капитана торгового флота!
— Какая мне от него польза? Они в Мельбурне эту историю знают. Они знают о «Джулии Джесон». Однажды у капитана тонет корабль, а владельцы судна не горят желанием предоставить ему возможность реабилитировать себя. Если мне повезет, я получу третьестепенную должность. Если нет, буду простым матросом.
— Куда ты поедешь? — домой, назад в Нантекет?
Он покачал головой.
— Я поеду туда, куда меня понесет корабль, но не назад в Нантекет. Я потерял корабль, который вышел из Нантекета. Ты понимаешь, Эмми, я не могу вернуться туда.
— Но это случилось тысячу лет назад. Мужчины возвращаются назад… У них есть семьи, и они возвращаются. Ничего нет хуже, чем оставаться вдали от дома.
— Я никогда не вернусь назад, — повторил он.
Гордость делала его и слепым и в чем-то надменно-высокомерным. Он с трудом принимал советы, отказывался от помощи. Он никогда не признался бы себе, что чувствует обиду, или замешательство, или одиночество.
И сейчас он готов был уехать прочь от Ларри и всех нас; отбросить все то хорошее, что сложилось у нас, все, что Джон Лэнгли мог сделать для него. И только потому, что гордость не позволяла стерпеть насмешку Тома. Я вздохнула, чувствуя свою беспомощность.
— Ты делаешь ошибку, Адам. Для тебя здесь открывается столько хорошего…
— Но это не то, что мне нужно, — отрывисто ответил он. — Как ты не понимаешь? Это не то, чего я хочу.
— Тогда что же ты хочешь?
Он смущенно посмотрел, покачивая головой над кружкой с виски.
— Я не знаю. — Его голос стал мягче. — Я хотел бы забыть это, получить еще один шанс, оправдать себя.
— В чем?
— Кораблекрушение — плохая вещь. Это случилось в проливе Бесс Стрейт. Ты слышала о грабителях морских судов, Эмми?
— Да.
— Острова в проливе Стрейт когда-то давно использовались как стоянки китобоев, а потом они стали местом укрытия для каждого, кто хотел уйти от правосудия. Многие годы они привлекали целые шайки беглых заключенных с Ван Димен Лэнд, мужчины даже выкрадывали негритянских женщин и привозили их с собой. Они жили за счет кораблекрушений, вернее, всего того, что после них оставалось и прибивало к берегу.
«Джулия Джесон» направлялась в Мельбурн — всего-навсего коммерческий рейс через Тихий океан — из Нантекета. Мы попали в шторм. Штормы опасны в проливе Стрейт. Более четырех дней мы не видели солнца и не могли точно определить наше местонахождение. Мы по ошибке приняли огни с острова за огни с материка. «Джулия Джесон» наскочила на скалы и разбилась.
Двадцать шесть человек пропали в прибое, а также весь груз. Но четверо из нас добрались до берега, и мы обнаружили, что морских разбойников было только семь человек. Они были полуголодные, без оружия, и им нечем было бороться с нами. Я убил одного из них своими руками, Эмми. Даже миновав прибой, я был сильнее, чем он, и я держал его за горло до тех пор, пока он не умер.