У нее ушло совсем немного времени, чтобы найти то, что она искала.
– Как ты там видишь что-то? – спросила Джейн.
– Не вижу. Но могу тебе сказать, что это легкое не нормальное.
– Может, его повредила пуля?
– Пуля не имеет к этому никакого отношения.
Маура снова взяла скальпель. Было искушение пойти прямым путем и немедленно заняться легким, но именно из спешки проистекали ошибки, пропускались важные детали. И она пошла обычным путем: сначала рассекла язык и шею, освободила глотку и пищевод от позвонков шейного отдела. Никаких посторонних тел, ничего, что отличало бы структуры глотки Эрла Девайна от таковых любого другого шестидесятисемилетнего мужчины. «Не спеши. Не ошибись». Она чувствовала, что Джейн наблюдает за ней с растущим недоумением. Йошима положил пинцет на поднос, звук был резкий, как выстрел. Маура продолжала свое дело, разрезая скальпелем мягкие ткани и сосуды верхней апертуры грудной клетки. Погрузив обе руки глубоко в холодную кровь, она освободила пристеночную плевру, чтобы отделить легкие от грудной стенки.
– Таз, – попросила она.
Йошима протянул таз из нержавеющей стали в ожидании того, что она готовилась опустить в него.
Маура вынула из грудной полости сердце и легкие как единый орган, и они со всплеском упали в таз. Над тазом поднялся запах холодной крови и мяса. Она понесла таз к раковине и принялась отмывать скользкую поверхность от крови, обнажая то, что нащупала на левом легком: просветление, не очевидное на снимке из-за огнестрельного повреждения.
Маура отрезала кусочек легкого. Глядя на серо-белую ткань, поблескивающую в ее руке, она почти наверняка знала, как эта ткань будет выглядеть под микроскопом. Она вообразила плотные колечки кератина и необычные обезображенные клетки. И вспомнила дом Эрла Девайна, где запах никотина впитался в шторы, в мебель.
Она посмотрела на Джейн:
– Мне нужен список лекарств, которые он принимал. Узнай, кто был его лечащим врачом.
– Зачем?
Маура подняла кусочек ткани:
– Затем, что вот здесь объяснение его самоубийства.
33
– Я понятия не имела, – сказала Холли Девайн, сидевшая на диване в своей гостиной, сложив руки на коленях. – Я видела, что папа похудел, но он мне сказал, что только что перенес воспаление легких. Он не говорил, что умирает. – Она посмотрела через кофейный столик на Джейн и Фроста. – Может, он и сам не знал.
– Ваш отец определенно знал, – возразила Джейн. – Осматривая его аптечку, мы нашли рецепты от онколога, доктора Кристины Кадди. Четыре месяца назад вашему отцу поставили диагноз: рак легких. Он уже распространился и на кости, и когда доктор Айлз изучала рентгенограмму, то обнаружила метастатическое поражение на позвоночнике. Ваш отец, вероятно, страдал от болей, потому что в ванной мы нашли недавно выписанный ему пузырек викодина.
– Он сказал, что потянул мышцу. И что с болями дело улучшается.
– Дело не улучшалось, Холли. Рак уже был у него в печени, и боли только усиливались. Ему предложили химиотерапию, но он отказался. Сказал доктору Кадди, что, пока есть возможность, хочет жить полной жизнью, не чувствуя себя больным. Потому что нужен дочери.
Прошло всего два дня после смерти отца, но Холли казалась собранной, в глазах у нее не появилось ни слезинки, когда она переваривала эту новую информацию. По улице мимо дома проехал грузовик, и три кофейные чашки задребезжали на столике. Все в квартире Холли казалось дешевым, вроде той мебели, что привозят упакованной с пошаговой инструкцией по сборке. Квартира с голыми стенами для начинающей карьеру девушки, которая пока еще топчется на нижних ступеньках, но Холли явно собиралась подняться наверх. В ней была хитрость, практичный ум в глазах – Джейн только теперь увидела все это.
– Наверное, он не хотел, чтобы я беспокоилась. Поэтому так и не сказал мне про рак, – заметила Холли и печально покачала головой. – Он на все был готов, чтобы сделать меня счастливой.
– Он даже убил ради вас, – сказала Джейн.
– Он сделал то, что считал нужным. Разве не так поступают отцы? Они не подпускают к тебе монстров.
– Это была не его задача, Холли. А наша.
– Но вы не могли меня защитить.
– Потому что вы нам не позволяли. Напротив, вы даже предложили убийце нанести удар. Проигнорировали наш совет и пошли в бар. Позволили этой женщине угостить вас выпивкой. Вы что, искали смерти? Или действовали по плану?
– Это вам не удавалось его найти.
– И вы решили сделать это сами.
– О чем вы говорите?
– По какому плану вы действовали, Холли?
– Не было у меня никакого плана. Просто зашла выпить после работы, и больше ничего. Я же говорила, у меня было назначено свидание.
– Но ваш друг не пришел.
– Думаете, я вам солгала?
– Я думаю, вы рассказали не всю историю.
– И что же это за история?
– Вы пришли в бар в надежде выманить Станека и его напарницу. Решили выступить в роли мстителя, вместо того чтобы позволить нам разыскать их.
– Я решила дать отпор.
– Взяв на себя роль вершителя правосудия?
– Разве имеет значение, как это происходит? Важно, чтобы это происходило!
Джейн несколько мгновений смотрела на нее, внезапно сраженная тем, что на каком-то уровне она соглашается с Холли. Она подумала о преступниках, которые уходят от наказания, потому что какой-то коп или прокурор совершил процессуальную ошибку, – о преступниках, заведомо виновных. Она подумала о том, что ей нередко хотелось, чтобы путь к правосудию для убийцы был короче, чтобы монстра сразу можно было посадить в камеру. И она подумала о детективе Джонни Таме, который однажды пошел таким коротким путем и совершил правосудие так, как понимал его. Только Джейн знала тайну Тама, – тайну, которую она будет хранить до самой смерти.
Но эту тайну невозможно было сохранить, поскольку бостонская полиция точно знала, что спланировали Холли и ее отец. Холли должна была выслушать, что ей вменяется.
– Вы выманили их, – сказала Джейн. – Они раскрылись.
– В этом нет ничего противозаконного.
– Противозаконно убийство. И вы – пособница.
Холли моргнула:
– Это как?
– Последнее, что ваш отец сделал на земле, – это защитил свою маленькую девочку. Он умирал от рака легких, так что ничего не терял, убивая Мартина Станека. И вы знали, что он собирается это сделать.
– Не знала.
– Конечно знали.
– Откуда я могла знать?
– Это вы сообщили ему, где искать Станека. Через несколько минут после того, как мы арестовали Бонни Сандридж, вы позвонили отцу на сотовый. В течение этого двухминутного разговора вы назвали ему имя Бонни и адрес. И он отправился туда, вооруженный и готовый убить человека, который угрожал его дочери.
Холли выслушала это обвинение с удивительным спокойствием. Джейн предъявила ей свидетельство того, что она была пособником убийства Мартина, но это ничуть ее не смутило.
– Вам есть что возразить, мисс Девайн? – спросил Фрост.
– Да. – Холли выпрямилась. – Я и в самом деле звонила отцу. Конечно звонила. Я только что столкнулась с женщиной, собиравшейся меня похитить, и хотела сказать ему, что мне ничто не угрожает. Любая дочь позвонила бы отцу при таких обстоятельствах. Может, я и упомянула имя Бонни, но я не говорила ему, чтобы он ее убил. Я просто сказала папе, чтобы он не беспокоился, потому что вы ее задержали. Я не знала, что он отправится к ней домой. Я не знала, что он возьмет пистолет. – Холли глубоко вздохнула и уронила голову. Когда она снова посмотрела на детективов, по ее щекам текли слезы. – Он отдал за меня свою жизнь. Как вы можете говорить о нем как о хладнокровном убийце?
Джейн поглядела на ее мокрые глаза и дрожащие губы и подумала: «Черт побери, ведь хорошо играет девка». Сама Джейн не попадалась на такие уловки, но кое-кого этот спектакль мог убедить. Записи разговора между Холли и отцом у них не было, как и других доказательств того, что Холли знала о намерениях Эрла. В суде эта женщина, так удивительно умеющая держать себя в руках, легко пройдет любой перекрестный допрос.
– Теперь мне нужно побыть одной, – пролепетала Холли. – Это так тяжело – потерять отца. Пожалуйста, уходите.
– Хорошо, – сказал Фрост и встал.
Неужели он купился на это представление? Фрост всегда легко подпадал под влияние дамочек в душевном расстройстве, особенно если эти дамочки были молоды и привлекательны, но он ведь должен был видеть, что происходит здесь и сейчас.
Джейн хранила молчание, пока они с Фростом выходили из квартиры, а потом и из дома. Но как только они сели в машину, она выпалила:
– Какую кучу дерьма она вывалила! И какая актриса, черт побери!
– Думаешь, она играла? Мне показалось, она и в самом деле расстроена, – сказал Фрост.
– Ты имеешь в виду те скупые слезинки, что она из себя выдавила?
– Ну хорошо, – вздохнул Фрост. – Что тебя грызет?
– Что-то в ней не так.
– А поконкретнее?
Джейн задумалась о том, что ее беспокоит в Холли, что не так с этой девицей.
– Ты помнишь, как она прореагировала два дня назад, когда мы сказали ей, что Эрл убит?
– Она расплакалась. Разве это не естественно для дочери?
– О да, она расплакалась. Громкие, шумные рыдания. Но я почувствовала, что это все на публику, – она делала то, чего мы ждали от нее. И могу поклясться, что она и сейчас актерствовала.
– А чем она вообще тебя не устраивает?
– Не знаю. – Джейн завела двигатель. – Но я чувствую, что проморгала что-то важное. В ней.
Вернувшись в управление, Джейн просмотрела все папки у себя на столе, надеясь найти в них какую-то упущенную деталь, какое-то объяснение ее нынешней неудовлетворенности. Перед ней лежали читаные-перечитаные дела по бостонским убийствам Кассандры Койл и Тимоти Макдугала, по ньюпортскому делу об убийстве Сары Бастераш и об исчезновении Билли Салливана в Бруклайне. Четыре жертвы в трех разных юрисдикциях. Их смерти были так несходны, что двадцатилетней давности связь между ними легко могла остаться незамеченной. Кассандра Койл, чьи глазные яблоки вырезаны и положены ей в ладонь, как у святой Луции. Тим Макдугал, пронзенный стрелами, как святой Себастьян. Сара Бастераш, сгоревшая, как Жанна д’Арк. Билли Салливан, почти наверняка похороненный и разлагающийся в могиле, как святой Виталий.