– Ух ты, малютка Холли Девайн подросла.
Мышцы на моих руках напрягаются, но я не шевелюсь. Нельзя, чтобы он понял, как быстро выходят из меня пары кетамина. Он не знает, что я только два раза пригубила виски, после того как Сьюзен пополнила мой стакан. Эверетт допил мой виски, и полная порция досталась ему. Его глаза открыты, он тихонько постанывает, но я знаю: он беспомощен. Только я и могу дать отпор.
– Ты всегда была особенная, Холли, – говорит Билли. Его руки скользят вниз, к моему животу. Чувствует ли он мою дрожь? Видит ли отвращение в моих глазах? – Всегда готовая на любую игру. Из нас бы получилась прекрасная команда.
– Я не такая, как ты, – шепчу я.
– Такая, такая. В глубине души ты точно такая. Мы оба знаем, что по-настоящему имеет значение в этом мире. Имеем значение только мы, и ничто другое. Вот почему ты молчала все эти годы. Вот почему ты хранила тайну. Ты знала, что будут последствия. Ты ведь не хочешь, чтобы и твоя жизнь была уничтожена, верно?
– Мне было всего десять лет.
– Достаточно, чтобы понимать, что ты делаешь. Достаточно, чтобы сделать выбор. Ты тоже ударила ее, Холли. Я дал тебе камень, и ты ее ударила. Мы вместе ее убили.
Он кладет руку на мое бедро, и его прикосновение настолько отвратительно, что я с трудом остаюсь спокойной.
– Не могу найти ни одного полиэтиленового мешка, – говорит от двери Сьюзен.
Билли поворачивается к матери:
– Что, и в кухне нет?
– Я нашла только тоненькие продуктовые пакеты.
– Давай-ка посмотрим.
Билли и его мать выходят из комнаты. Я понятия не имею, зачем им понадобились полиэтиленовые мешки, знаю только, что это мой последний шанс на спасение.
Я собираю все силы, какие у меня остались, и скатываюсь с кровати, громко ударившись об пол – так громко, что они, вероятно, слышат этот звук из кухни. У меня совсем нет времени, они могут вернуться в любую секунду. Я шарю рукой под кроватью в поисках моей сумочки. Сегодня здесь собралось столько гостей, и мне нужно было ее куда-то спрятать, потому что я знаю людей. Даже в доме скорби мошенник подмечает, где что плохо лежит. Я нащупываю кожаный ремешок и подтаскиваю сумочку к себе. Она уже расстегнута, и я засовываю руку внутрь.
– Смотри-ка, она умудрилась сползти с кровати, – говорит Сьюзен. Она возвышается надо мной и испепеляет меня раздраженным взглядом. – Если мы ее так оставим, она еще, чего доброго, уползет.
– Тогда закончим с этим прямо сейчас. Сделаем это на старый добрый манер, – говорит Билли.
Он хватает с кровати подушку и присаживается рядом со мной. Эверетт стонет, но они даже не смотрят на него. Они оба заняты мной. Заняты моим убийством. Когда пламя охватит комнату, я не почувствую огонь своей кожей, потому что буду уже мертва, задушена простынями и полиэтиленом.
– Так уж должно было случиться, Холли-Долли, – говорит Билли. – Думаю, ты понимаешь. Ты можешь погубить все мое будущее, и я не могу этого допустить.
Он кладет подушку мне на лицо и плотно прижимает. Так плотно, что я не могу дышать, не могу двигаться. Я начинаю крутиться, биться, молочу ногами по воздуху, но Сьюзен садится сверху и прижимает мои бедра к полу. Я сопротивляюсь, пытаюсь вдохнуть кислород, но подушка так плотно прилегает к моему носу и рту, что я лишь засасываю в рот влажную материю.
– Умирай, черт возьми. Умирай! – приказывает Билли.
И я умираю. Онемение уже проникает в мои конечности. Крадет мои последние силы. Сопротивление закончилось. Я чувствую только тяжесть: Билли давит мне на лицо, Сьюзен – на ноги. Моя правая рука все еще под кроватью, пальцы в сумочке.
В последние мгновения, пока я еще в сознании, я понимаю, что́ держу в руке. Несколько недель я носила его в кармане, с тех самых пор, как детектив Риццоли сказала, что мне угрожает опасность, что Мартин Станек попытается меня убить. Как же мы обе ошибались! Все это время Билли выжидал в тени. Билли, который инсценировал собственную смерть, а теперь исчезнет навсегда.
Я не вижу, во что целюсь. Я знаю только одно: время истекло, и вот он, мой последний шанс, перед тем как наступит темнота. Я вытаскиваю пистолет, вслепую прижимаю его к телу Сьюзен и нажимаю на спусковой крючок.
От звука выстрела Билли откидывается назад. Давление подушки внезапно ослабевает, и я хватаю ртом воздух. Он наполняет мои легкие, прогоняет туман из головы.
– Мама? Мама? – визжит Билли.
Сьюзен мертвым грузом лежит на моих бедрах. Билли скатывает ее с меня, я слышу, как ее тело ударяется об пол. Я отбрасываю подушку и вижу Билли, склонившегося над Сьюзен. Из ее груди вытекает теплая кровь. Он прижимает руку к ране, пытаясь остановить кровотечение, но наверняка видит, что ее рана смертельна.
Сьюзен касается рукой его лица.
– Уходи, дорогой. Оставь меня, – шепчет она.
– Мама, нет…
Она роняет руку, оставляя кровавый след на его щеке.
Моя рука дрожит, я не могу прицелиться, так что моя вторая пуля уходит в потолок, и оттуда падает кусок штукатурки.
Билли вырывает пистолет из моей руки. Ярость искажает его лицо, глаза горят адским пламенем. Такое лицо я видела у него в тот день в лесу, в тот день, когда он поднял камень и ударил Лиззи по голове. Двадцать лет я молчала. Чтобы защитить себя, мне приходилось защищать и его, и вот мое наказание. Когда заключаешь договор с дьяволом, то платишь за это собственной душой.
Он сжимает пистолет обеими руками, и я вижу, как ствол своим безжалостным глазом поворачивается ко мне.
Я дергаюсь, когда раздаются выстрелы – несколько выстрелов с такой быстрой последовательностью, что я не могу их сосчитать. Наконец они прекращаются. Глаза у меня закрыты, в ушах стоит звон, но боли я не чувствую. Почему я не чувствую боли?
– Холли! – Чьи-то руки хватают меня за плечи и с силой трясут. – Холли!
Я открываю глаза и вижу детектива Риццоли, которая лихорадочно вглядывается в мое лицо.
– Ты ранена? Говори со мной!
– Билли, – только и могу прошептать я.
Я пытаюсь сесть, но у меня не получается. Мышцы не работают, и к тому же я забыла, что я голая. Я забыла все, кроме того, что я жива, и не понимаю, как это возможно. Детектив Фрост набрасывает куртку на мое голое тело, и я натягиваю ее на грудь, дрожа не от холода, а оттого, что ко мне приходит осознание случившегося. Куда бы я ни посмотрела в спальне отца, я вижу кровь. Рядом со мной лежит Сьюзен с остекленевшими глазами и отвисшей челюстью. Одна ее рука вытянута в последнем предсмертном усилии дотронуться до сына. Их пальцы не сомкнулись, но их соединили лужи крови, слившиеся в одну, – кровь Билли смешалась с кровью Сьюзен.
Мать и сын соединились в смерти.
38
– Ответ все время был рядом, в фильме Кассандры Койл, – сказала Джейн. – В том фильме, который мне не удавалось посмотреть до вчерашнего вечера.
– Я так и не понимаю, с чего ты решила, что ответ будет там, – откликнулась Маура, присаживаясь на корточки рядом с телами Сьюзен Салливан и ее сына. – Я думала, это фильм ужасов.
Бросив взгляд на склоненную голову Мауры, Джейн заметила в ее роскошных черных волосах несколько седых прядок и подумала: «Мы стареем вместе. Мы видели слишком много смертей. Когда мы уже скажем „хватит“?»
– Это и есть фильм ужасов, – сказала Джейн. – Но он основан на детских переживаниях Кассандры. У нее часто были вспышки воспоминаний о том, что в действительности случилось с ней в детстве. Она сказала Бонни Сандридж, что Станеки ничего с ней не делали и ей стыдно, что она помогла отправить невинных людей за решетку. Стыд не позволял ей говорить об этом с друзьями и семьей. И она поделилась этой историей единственным доступным ей безопасным способом: написала сценарий о пропавшей девочке. О девочке вроде Лиззи Дипальмы.
Маура подняла на нее глаза:
– Так «Мистер Обезьяна» об этом?
Джейн кивнула:
– Группа подростков не понимает, что в их среду затесался монстр. Этот монстр – один из них. В фильме Кассандры убийцей оказывается девочка в шапочке, вышитой бисером, точно такой шапочке, как у Лиззи. Кассандра показывала нам на Холли Девайн, но это оказалось ошибочным. Права же она была в одном: монстр находился среди них.
Маура нахмурилась, глядя на тело Билли Салливана:
– Он инсценировал собственное исчезновение.
– Он должен был исчезнуть. За прошедшие несколько лет он похитил у своих клиентов в «Корнуэлл инвестментс» миллионы долларов, которые, вероятно, переправлял на Карибы. Пройдет несколько месяцев, прежде чем федералы установят, сколько он украл на самом деле. Они как раз закрывали его офис, когда туда приехали мы с Фростом. Мы предполагали, что Билли – еще одна жертва Станека, закопанная в безымянную могилу. Но Билли таким удобным образом подготовил собственное исчезновение. Он убегал от своей прежней личности и от того, что сделал с Лиззи Дипальмой двадцать лет назад.
– Но ему в то время было всего одиннадцать.
– Однако он уже был подлым маленьким мерзавцем, как говорит мать Лиззи. Полиция не нашла тело, потому что не там искали. – Джейн посмотрела на Билли и Сьюзен. – Теперь у нас появилась идея, где искать.
Маура поднялась на ноги:
– Ты знаешь правила, Джейн. У нас еще один случай применения оружия полицейским с фатальным исходом, а здесь даже не юрисдикция бостонской полиции. Здесь Бруклайн.
Через открытую дверь в коридор Джейн видела детектива бруклайнской полиции – тот, хмурясь, разговаривал по сотовому. Тут заваривался очередной территориальный конфликт, и Джейн предстояло давать серьезные объяснения.
– Да, будет расследование, – вздохнула Джейн.
– Но если есть такое понятие, как хорошая стрельба, то здесь именно такой случай. К тому же у нас гражданский свидетель, который подтвердит, что ты спасла ей жизнь. – Маура сняла перчатки. – Как дела у Холли?
– Когда ее увозили на «скорой», она все еще была не в себе после кетамина, но я не сомневаюсь, что с ней все будет хорошо. Я думаю, эта девица может пережить что угодно. Она полна неожиданностей.