Аркадию в ответ удалось сдержанно кивнуть головой. Он немного смутился от того внимания, которое было ему оказано, но сам ведь пошел на это, как говорится, назвался груздем…
— Это Моисей Гурфинкель, наш гений-сочинитель, а это — Валентин Куняев, хороший парень и постановщик всех номеров, Петр Мочало — у нас он основа основ, держит все на себе, Погорелов Андрей — прекрасно поет, да и спортсмен знатный.
Ребята подходили к Аркадию, который если и был их старше, то совсем ненамного, но форма делала его значительнее и солиднее, так что они выглядели рядом с ним молоденькими пареньками, каждый жал ему руку и отходил немного в сторону. Наконец наступил черед девушек.
— Сонечка Пришвина, наша честь и совесть, кристальной души человек, Голда Рубинчик — эталон неземной красоты (эту фразу Есик произнес с еле-еле намечающейся иронией), и Ривка Гольдберг — наше сердце и пламенный мотор.
Девушки тоже жали ему руку. Аркадий старался не слишком крепко сжимать девичьи ладони, но от пожатия последней его рука пылала, да и щеки тоже. Пожатие было крепким и энергичным.
— А давайте, пойдем в тир, покажем товарищу лейтенанту, что тоже умеем стрелять, не хуже военных!
Предложение худрука Луфермана вывело Аркадия из неловкого оцепенения, которое, впрочем, ощущал только он сам. А, может быть, не только он? Может быть, и она ощущала что-то подобное. Стараясь не смотреть на Риву, Аркадий согласился на предложение, и они гурьбой направились к небольшому импровизированному тиру, который расположился у высоких тополей на северном конце летного поля. Эта шумная компания ребят однозначно нравилась Аркадию. Веселые, раскрепощенные, в них ощущается надежда и уверенность в завтрашнем дне. И это было так заразительно, что хотелось смеяться и веселиться непонятно от чего.
— Командир стреляет первым! — объявил тот же Есик, как только они подошли к тиру.
Увидев компанию, грузный мужчина, обслуживающий желающих пострелять, тут же потрусил к задней стене тира. Там он ловко повесил мишени — три штуки, больше поместить не мог. Он правильно понял, что стрельбы по игрушечным тиграм и ящичкам с самолетиками не будет — будет соревнование, а это было интересно и ему самому.
— Не могу согласиться с вашим худруком, со всем моим уважением, — запротестовал Аркадий, интуитивно подстраиваясь под стиль общения, характерный для кампании, в которой оказался.
— Считаю, что первыми должны стрелять девушки! И вообще: сначала гражданские, а потом уже и мы, ваши защитники!
— Нашим боевым подругам первая линия огня! — с пафосом провозгласил Есик, и девушки подошли к стойке. Первой была Голда, она не столько стреляла, сколько демонстрировала себя в прогибе и не только. Говорить про ее результат не имело никакого смысла, разве что про впечатление. Но Аркадий почему-то на ужимки молодой девушки никак не реагировал. Крепышка Моня стреляла хорошо, чувствовалось, что ей приходилось держать оружие, но при этом в привычку стрелять не вошло, она не чувствовала системы, получив шикарный разброс результатов.
Теперь стреляла Рива, делая это спокойно, как будто решала какую-то сложную математическую задачу. Первый выстрел в восьмерку — чуть правее и выше, второй в девятку, чуть-чуть левее десятки, а три остальных точно в яблочко. Аркадий невольно залюбовался девушкой: и тем, как она переламывает ствол ружья, как целится, как свободно держит себя на линии огня. Чувствовалось, что такая девушка — огонь!
— Здорово! — не смог удержаться Петя Мочало, самый молодой и самый эмоциональный. Через мгновение шумная кампания ребят оттеснила девушек, занимая все позиции для стрельбы.
— А я сейчас покажу класс! — Есик хмыкнул и подошел в линии огня.
Он брал ружье, как берут музыкальный инструмент, надежно, но в тоже время, нежно. Стрелял он тоже артистично, не совсем точно, но красиво, каждый выстрел сопровождая легкими музыкальными звуками и телодвижениями, похожими на танцевальные па. Восьмерка и четыре девятки были приличной наградой за его выступление. Петя, стрелявший вслед за ним, страшно волновался, из-за чего почти все его выстрелы ушли в молоко. Андрей не оконфузился, он был ворошиловским стрелком, потому выбил три девятки, а два выстрела положил в десятку. Моська почему-то тоже сильно нервничал, отчего первые два выстрела положил в молоко, но потом собрался и спокойно ввалил три десятки, чем несказанно удивил Аркадия. Последним из ребят стрелял Валик. Он подошел к своему делу спокойно и хладнокровно, казалось, что он и оружие — одно целое, он даже стойку принял расслабленную и устойчивую одновременно, как настоящий спортсмен. И все пять выстрелов ушли точно в цель.
«Хорош, — подумал про себя Аркадий, — такой может стать снайпером, тот, что был перед ним, слишком эмоциональный, призовут, так лучше в артиллерию. А вот Петя (Аркадий прекрасно, почти мгновенно, запоминал имена и лица) молодой еще, но крепкий, такого в пулеметный расчет вторым номером». Внезапно Аркадий осознал, что размышляет исключительно как военный.
Приняв его задержку, за другое, он услышал:
— Защитник, не уверен в своих силах?
Одернул себя, возвращаясь к обычному миру, произнес:
— Уверен более чем!
— Теперь армия покажет класс?
Это реплика от Ребекки была как раз на той самой грани… и она привела его в восторг. Подумав, молодой политрук произнёс:
— Хорошо, но мне понадобятся два дополнительных выстрела. Хозяин тира подвинул еще две пульки молодому воину и сменил мишень. Семь выстрелов прозвучали один за другим почти без паузы. На мишени оказалась красиво выбита буква Р. Ребята ошарашенно рассматривали мишень, когда Аркадий протянул ее девушке и сказал:
— Кажется, вас зовут Ребекка, это вам… — и спустя немного добавил: — Не хотел расстраивать ребят, они же не знали, что пригласили участвовать чемпиона пограничного округа…
В эту минуту он понял, что настало время уходить — не следовало слишком затягивать первое знакомство… Вот только повод, что придумать? Он появился, как только они отошли от тира.
Высокий молодой человек увидел Еську и бросился к нему с радостным криком, они стали обниматься, Аркадий воспользовался поднявшейся суматохой и попрощался, ссылаясь на служебные дела. Он увидел лейтенанта Сумарокова, с которым вместе участвовал в праздничном марше, тот жадно поедал мороженое и улыбался, слушая рассказ какого-то колхозника.
Оставшееся до отъезда в часть время он провел в компании сослуживца, понимая, что праздник удался.
Глава седьмая. Старшая сестра
— Еська! Здоров! — подбежавший парень стал обнимать и трясти оторопевшего худрука, как молодой бычок трясет грушу. — Ты смотри какой! Растешь, как всегда, не ввысь, а вширь!
Но Луферман, как оказалось, был жутко доволен неожиданной встречей, лицо расплылось в глупейшей улыбке, развернувшись, он чудом выскользнул из клещей-объятий:
— Арончик, ты какими ветрами? Вот уж, никак не ожидал тебя увидеть!
— Вчера приехал, буду преподавать в шестой школе.
— И ты меня не искал?
— Пока приехал, пока обустроился, уже почти ночь, а сегодня, подумал, там, где праздник, там и Еська, ведь в институте ты считался человеком-праздником!
— Скажи еще человеком-оркестром! — отшутился Есик, развернулся к наблюдавшим эту сцену друзьям, и торжественно произнес:
— Разрешите представить вам, это Арон Кац, учитель химии. Мы с ним три года жили в одной комнате в общежитии.
Процедура представления прошла оживленно и весело. Мало кто заметил, исчезновение Аркадия. Кто-то все-таки что-то почувствовал… или нет? Об этом история умалчивает.
Ривку новый знакомый почти не заинтересовал, ее мысли были о другом, она немного была рассеяна с того самого момента, когда Аркадий, этот военный, подошел к ним.
Ребекка не могла точно уловить собственных ощущений от этой встречи: Пару раз ей показалось, что он слишком пристально на нее поглядывает. Она не могла понять, толи он политрук подошел ради знакомства с нею, толи с целью привлечь их коллектив к выступлению в части.
Из этих раздумий, ее вывел зычный голос Есика, старающегося перекричать громкоговоритель, внезапно включившийся на всю мощность.
— Друзья! В нашем полку прибыло! Арон, я уверен, разделит наше общее увлечение массовым искусством новых форм.
— Осип! Ты совершенно не изменился… Давай о высоком потом… Расскажи, что тут у вас интересного?
— Самое интересное — это мы! — И Еська расхохотался.
Ребята давно не видели своего худрука таким веселым и счастливым. И тут Ривка увидела старшую сестру. Она гуляла совершенно одна, при этом настроение у нее было совершенно упадочным.
— Моня! — девушка закричала, и замахала сестре рукой. Та скорее увидела руку сестры, чем услышала ее и вялой походкой подошла к компании.
— Ребята, вы ее знаете, а вам, Арон, представлю. Моя старшая и слишком разумная сестра.
— Моня, — девушка протянула руку новому знакомому.
— Арон Осипович Кац, — почему-то молодой учитель представился полностью и как-то слишком зажато. Его смущение, для всех было совершенно неожиданным, всего минуту-другую назад он вел себя, даже слишком раскованно.
Девушка пожала руку как-то просто и безвольно, покраснев при этом, отчего сделалась еще более беззащитной, ей это невероятно шло — на бледном лице Монечки зарозовелись щечки.
Ривкина сестра не была писаной красавицей, но в ней было что-то такое женственное, что привлекало мужчин. Она это знала, но никогда специально это не использовала, все получалось как-то само по себе. Будучи не глупой, могла подать себя, а некоторое волнение, и даже грусть придавали ее облику легкий налет романтизма. Главным внешним достоинством Мони были густые волнистые черные, как смоль, волосы и чувственные губы. А ее улыбка стоила многого!
Сейчас Монечка меньше всего была настроена впечатлять мужчин, На душе было неспокойно, и из-за этого она явно нервничала. Оттащив Риву в сторонку от компании, громким шепотом (иначе разговаривать было просто невозможно) сказала: