И не то чтобы у него не было возможностей попутешествовать: Логану предлагали теннисную стипендию в Чикагском университете за два года до того, как Трой получил такое же предложение из Стэнфордского, но Логан отказался. «Спасибо, мне и здесь хорошо», – без особого сожаления ответил он.
Вообще-то, всем четверым детям Делэйни предлагали теннисные стипендии в престижных американских университетах. Но только у Троя хватило мозгов согласиться, только он оказался способным понять, какой шанс это дает выпускнику обычной сиднейской школы. Троя это до сих пор злило. Его брат и сестры могли бы изменить ход своей жизни. А они считали, что их решение имеет отношение исключительно и только к теннису.
Они не понимали, что теннис – это просто ключ, которым открывается дверь в большой и более яркий мир. Благодаря теннису Трой не только попал в Стэнфорд, теннис запустил его карьеру. Все в семье любили эту историю. Однажды Трой даже слышал, как Логан пересказывал ее кому-то. А история такая: Трой был в Нью-Йорке и проходил летнюю практику, соревнуясь с группой ужасающе ловких молодых выпускников за вожделенное постоянное место работы в банке «Барклайс», и вот в один прекрасный день в кабинет вошел какой-то седой мужик и спросил довольно грозным голосом: «Кто тут у вас играет в теннис?» Трой поднял руку, и мужик сказал: «Я заберу тебя после работы. Будь в белом, пожалуйста». Трою пришлось в пятнадцатиминутный обеденный перерыв сбегать в «Мейсис» на Таймс-сквер и купить первую попавшуюся под руки белую одежду, какую он смог найти, на примерку времени не было. Блестящая черная машина отвезла их в роскошный теннисный клуб, где они играли в паре против двоих мужчин (один пожилой, один молодой) и одержали решительную победу: 6–0, 6–0. Оказалось, что устрашающего вида седовласый мужик – это Большой Кахуна, и он ненавидел второго старика по причинам, так и оставшимся неизвестными. В тот день было много улыбок, сопровождавшихся тяжелыми взглядами.
Догадайтесь, кто получил работу?
Да, его родным нравилась эта история. Они любили все истории о том, как кто-то из Делэйни выиграл матч или что-нибудь. Но Трой как будто нуждался в том, чтобы его брат и сестры – все они сказали: «Нужно было мне соглашаться на стипендию, Трой, тогда и у меня была бы такая же жизнь, как у тебя». Однако все трое смотрели на Троя и его жизненный выбор не с завистью, а с каким-то веселым и слегка отстраненным чувством превосходства, как будто деньги и успех – всего лишь блестящие детские игрушки, смешные и глупые.
Это правда, Бруки ужасно страдала от мигреней в подростковом возрасте, так что у нее не было выбора, пришлось бросить теннис и остаться для учебы в Сиднее. Эми – это Эми. Она не могла справиться со стрессом теннисных турниров. Трой никогда не понимал свою старшую сестру, пока однажды она не объяснила ему: «Представь, что ты ужасно нервничаешь перед игрой. Только никакая игра тебя не ждет. Это утро вторника. Вот как я себя чувствую». Но Логан должен был сказать «да» Гарварду! В школе он учился лучше Троя, и у него такой невероятный удар справа. Разве он нашел применение своим мозгам и этому удару?
Трой попытался представить своего брата преподавателем в аудитории. Кто вообще ходит на его занятия? И чему он учит на этом курсе по «деловым коммуникациям»? Как писать деловые письма? Откуда Логану знать это? Он в жизни хоть одно отправил? Теперь все общаются по электронной почте. Он представил Логана в дешевом галстуке из «Кей-марта», подаренном матерью на Рождество, вот он стоит у старой коричневой доски и выводит на ней мелом: «Всем заинтересованным лицам, искренне ваш, уважаемый господин/госпожа».
Сказать по правде, Логан, наверное, хороший преподаватель. Из них четверых он был лучшим тренером и единственным, кому это занятие действительно нравилось. У него на лице появлялось такое же сосредоточенное выражение, как у отца, когда тот наблюдал за игрой какого-нибудь ребенка. Любого. Даже совершенно бездарного. Логану было лет четырнадцать, когда отец сказал мальчику, на котором Трой поставил бы крест из-за отсутствия координации между руками и глазами: «Ты отворачиваешься от мяча в последнюю секунду».
Но это теннис. Не мог же Логан чувствовать такой же страстный интерес к обучению искусству делового общения мелких начинающих бизнесменов, которые рвутся в тот мир, куда сам Логан вовсе не стремился попасть? Это просто… неправильно. Логан вел неправильную жизнь, и ему было все равно, но – какого хрена! – почему он, Трой, переживает из-за этого?
В детстве он всегда хотел только одного – победить старшего брата в чем угодно и во всем. Это был смысл его существования. Первая победа в теннисе над братом опьянила его, как доза кокаина, разве что потом, как и от кокаина, его затошнило. Он всегда вспоминал с возмущением и недоумением, как тошнота затмила ему радость победы, как ему пришлось пойти в душ, чтобы охладиться, и он решил, что проблема позади, но потом сорвался и наорал на какого-то ребенка из теннисной школы, который зашел в их дом через заднюю дверь. Он просто ненавидел, когда ученики считали их кухню подсобным помещением теннисного клуба.
Трой как будто ощущал вину за то, что победил своего брата, словно старшинство в два года давало тому вечное право побеждать его, Троя.
Теперь их отец, похоже, в равной степени впечатлен – или не впечатлен – карьерными успехами обоих своих сыновей. Только Бруки удалось получить одобрение отца, потому что она его любимица и начала свое дело. Стэн, казалось, не замечал, что Трой тоже много лет работает сам на себя.
Вот что происходило всякий раз, когда Трой встречался со своими родственниками. Он регрессировал. Его эмоции начинали галопом носиться по кругу. Ему хотелось победить Логана, хотя тот ни во что не играл. Он завидовал тому вниманию, каким отец одаривал его младшую сестру за ее мелкую физиотерапевтическую практику. Какого хрена! Можно подумать он – Эми. Это просто унизительно!
– Ты ведь ездил в Нью-Йорк по работе? – спросил Логан.
– И для удовольствия, – ответил Трой.
О работе говорить не стоило. Когда Трой пытался объяснить, чем зарабатывает себе на жизнь, у его родных на лицах появлялось сосредоточенное, но бессмысленное выражение, какое, наверное, бывает у людей, когда они слушают радиопрограмму с какой-нибудь далекой радиостанции и до них сквозь помехи доносится только каждое двадцатое слово. Его мать, благослови ее Бог, даже подписалась на подкаст «Разговор с биржевиком» и делала заметки, храбро слушая записи, но к настоящему времени ничуть не продвинулась в понимании сути биржевых дел.
– Так ты… давно не был на корте? – Трой вопросительно посмотрел на брата. Они с ним не играли уже много лет.
Логан раздраженно вздохнул, как будто Трой задавал ему этот вопрос уже бессчетное количество раз, прекрасно зная ответ на него.
– Давно.
– Почему? – спросил Трой с искренним интересом. – Даже с мамой и папой не играл?
– Нет времени. – Логан подвигал левым запястьем, словно показывая невидимые часы.
– Нет времени, – повторил Трой. – Что за чушь! Времени у тебя предостаточно.
Логан пожал плечами. И вдруг выпалил, словно не мог смолчать:
– Я не понимаю, как можно играть светски.
Последнее слово он произнес так, будто оно воняло.
– А мне нравится, – честно признался Трой. У него были приятели, с которыми он играл на полурегулярной основе в Сиднее и Нью-Йорке. Все они прежде выступали на турнирах, как и он. Примерно в семидесяти процента матчей он выигрывал. – Держит в форме. Остальное теперь не важно.
– То есть тебе все равно, выиграешь ты или проиграешь?
– Нет, я играю ради победы, – ответил Трой, – но это не вопрос жизни и смерти.
Братья задумчиво посмотрели друг на друга. Они были одного роста, хотя Трою нравилось думать, что он чуть-чуть выше брата. Вероятно, это впечатление создавали волосы. Он пользовался муссом для укладки.
– Я не против постучать ракетками, но как только мы начинаем считать очки, мне сразу становится небезразлично, выиграю я или проиграю, и тогда я… – Логан помолчал. – Я просто не выношу этого.
Он с опаской взглянул на Троя, словно ждал, что тот сейчас что-нибудь съязвит по поводу его откровения.
Через мгновение Трой сказал:
– Но ты все же следишь за теннисом?
– Конечно, – подтвердил Логан.
– А я не слежу. Даже финальные матчи не смотрю, – признался Трой. – Если по телику показывают теннис, я его выключаю. Не могу смотреть.
Двое парней, которых Трой и Логан знали, до сих пор выступали на разных незначительных турнирах. Этих парней они побеждали. Логан полуулыбнулся-полускривился, показывая, что понимает. Трой понимал, почему Логан не может играть. Логан понимал, почему Трой не может смотреть.
С теннисом у них у всех отношения сложные.
– А как девочки? – вдруг оживившись, спросил Трой; он сам кое-что знал, но брат больше его вовлечен в семейные дела.
– Бруки довольно часто играет с отцом, – сообщил Логан. – Про Эми я не знаю. В последний раз она брала в руки ракетку, насколько мне известно, когда уделала какого-то очередного лоха, пляжного волейболиста.
Братья с издевкой усмехнулись. Пляжный волейбол. Эми то и дело знакомилась с парнями, которые считали, что женщина не может победить мужчину ни в каком виде спорта, даже если сами теннисом никогда не занимались. Обычно она наказывала их за сексизм деньгами, вызывая на спор.
Они немного постояли в непривычно дружественной, братской тишине, и Трой подумал, не рассказать ли Логану, что действительно наполняет сейчас его разум. Нечто, не имеющее последствий и тем не менее заставляющее ломать голову в зависимости от того, сквозь какую грань призмы будущих перспектив на это смотреть.
«Я встречался с Клэр в Нью-Йорке» – так он мог бы начать. Логан приподнимет бровь. Клэр ему нравилась. И он был симпатичен Клэр. Он выслушает с интересом и без осуждения. Логану лень будет осуждать.
Но нет. Трой пока не готов говорить об этом, к тому же Саванна в любой момент могла вылезти из машины и прервать их.