Джой перевязала заново пояс халата. Сегодня Саванне придется нелегко. Она станет свидетельницей того, как дети Джой поздравляют отца, с шутками дарят ему подарки, когда у нее самой отца никогда не было. У Джой тоже никогда не было отца, но она выросла в одном доме с матерью, которая любила ее, хотя и выражала свою любовь по-своему, оригинально, не особенно любящим образом, но важнее всего, что у Джой были любимые бабушка и дедушка, которые с лихвой заполнили собой пустующее место отца. Бедная Саванна росла безо всякой стабильности.
Джой вошла на кухню и увидела Саванну, одной рукой разбивавшую в сковородку яйцо.
– Доброе утро, Стабильность! – с чувством воскликнула Джой и покраснела. – Я имела в виду, Ханна, то есть Саванна!
Боже мой!
Стэн, сидевший за столом и уплетавший яичницу с беконом, параллельно разгадывая кроссворд, посмотрел на жену поверх очков для чтения:
– Тебя хватил удар?
– Доброе утро, Джой! – Саванна двумя пальцами вынула из коробки еще одно яйцо. – Два или одно?
– Одного вполне достаточно, но знаешь, ты не должна готовить для нас завтрак каждый день! Особенно если готовишь и ланч тоже! – Джой неуверенно замялась у плиты.
Казалось, это уже не ее плита. Она никогда не уважала Джой так, как уважала Саванну.
В кухне пахло выпечкой. На блюде что-то остывало, накрытое алюминиевой фольгой.
Джой сердито глянула на Стэна:
– Никакого удара у меня нет. А если бы был, ты попросил бы меня поднять правую руку.
– Подними правую руку, – попросил Стэн.
– Но я люблю готовить, – серьезно сказала Саванна. – Это привилегия – готовить на такой кухне. Пожалуйста, позвольте мне и дальше делать это. – Она посмотрела на Джой своими глазами с белесыми, как у кролика, ресницами.
Иногда прямой зрительный контакт с ней почти смущал Джой. Ей пришлось отвести взгляд первой.
– Готовь, конечно. Мне нравится, что ты этим занимаешься! Спасибо тебе!
– У тебя один глаз красный, – сказал Стэн жене. – Это признак удара?
– Шампунь в глаз попал, – раздраженно ответила Джой. – С Днем отца тебя.
– Спасибо, – буркнул Стэн, дожевывая еду. Он положил нож и вилку, тщательно вытер губы льняной салфеткой, которую приготовила для него Саванна, будто он король Англии, черт бы его побрал! – Лучший завтрак в День отца за всю мою жизнь.
– О, это высокая похвала! – воскликнула Джой.
Которую, вероятно, лучше не слышать твоим взрослым детям.
Ей вспомнилась картинка, как Бруки на цыпочках стоит у плиты, высунув изо рта язык, и пытается перевернуть омлет, который готовила Стэну в День отца.
– Что это? – Джой приподняла уголок листа фольги; запах был густой, сладкий и знакомый.
– Шоколадные брауни, – ответила Саванна.
Очень глупо и мелодраматично, но у Джой подвело живот, будто Саванна сказала: «Змея!» или «Пожар!», а не «Брауни».
– Мило, – произнесла Джой, избегая смотреть на Стэна. – Как это мило.
Чтобы отвлечься, она открыла холодильник, но сделала это так резко, что проклятый магнитик слетел с дверцы, увлекая за собой листовку о раздельном сборе мусора, которую прислал муниципалитет и которую Стэн сразу заламинировал, чтобы они могли хранить ее вечно (вместо того чтобы сдать в макулатуру). Джой успела подхватить магнит у самого пола. Это был сувенир, купленный у Лондонского глаза, – миниатюрная фотография ее и Стэна, как они стоят в обнимку перед колесом обозрения и изображают из себя пенсионеров, всю жизнь мечтавших оказаться здесь. На самом деле Стэн беспрестанно ворчал, что билеты уж больно дорогие.
Когда они приобрели этот магнит, Стэн решил, что тот слишком тяжелый. «Не удержится на дверце холодильника», – пренебрежительно бросил он, и Джой взбесилась. Она так хотела привезти его в Сидней, прилепить на холодильник как фотосвидетельство, что у них был вот такой замечательный отпуск, которого на самом деле не было, и уловка сработала, потому что Джой слышала, как Саванна спрашивала Стэна об этом, и он в ответ разливался соловьем о магических видах Лондона. Он действительно использовал слово «магические».
Виды были магическими. Ну и что плохого? Почему бы не переписать историю и не вспоминать об этом как о прекрасном дне? Какой смысл в точности, когда речь идет о воспоминаниях? Что бы сказал по этому поводу ее милый маленький наставник по написанию мемуаров?
Джой вернула на дверцу магнит с листовкой и подумала, что ей и правда нужно выбросить магнит с Лондонским глазом и пользоваться подаренным Индирой, но в душе у нее сохранялось неоправданное недовольство им, потому что он оказался не картинкой с УЗИ, которую она ожидала увидеть. Джой спрятала его в ящик, чтобы не задевал ее чувства всякий раз, как попадется на глаза, а Индире собиралась сказать, что он слишком хорош для холодильника и она поставила его на свой туалетный столик. Джой была непревзойденной лгуньей, когда на кону стояли чьи-нибудь чувства. Индира не станет проверять.
Джой закрыла холодильник и повернулась к Саванне:
– Вообще, сегодня у нас будет уйма шоколадных брауни, потому что Эми всегда приносит их для Стэна. Он их очень любит… и это фирменное блюдо Эми.
– О нет! – Саванна приуныла. – Ее фирменное блюдо?
Она приподняла фольгу и посмотрела на свои брауни. Аккуратные маленькие прямоугольнички. Брауни Эми всегда были кривыми, комковатыми и слишком сладкими на вкус Джой, хотя она энергично присоединялась к семейному хору похвал.
– Ничего. Я их заморожу, – решительно произнесла Саванна. – Нет проблем! Сохраним их до дождливого дня.
– Наверное, так будет лучше всего. Но мне очень неловко, ты столько трудилась, – сказала Джой. – Хотя…
– Глупости! – заявил Стэн, и они обе повернулись к нему. – Шоколадных брауни много не бывает, – добавил он.
«Еще как бывает», – подумала Джой.
– Мы протестируем их, посмотрим, чьи лучше. – Стэн улыбнулся. Он был в прекрасном настроении. – Разве не такую профессию выбрала Эми? Оценщик вкуса? Устроим состязание поварих!
– Ты, наверное, шутишь, – сказала Джой.
Стэн пожал одним плечом, чем напомнил ей Логана.
– Почему нет?
– Потому что речь идет об Эми.
– Я не хочу раскачивать лодку. – Саванна вытерла руки о чистый передник.
Она такая взрослая. Гораздо взрослее дочери Джой, которая старше на десять лет и выросла, пользуясь всеми привилегиями.
– Ты не будешь раскачивать лодку, – сказал Стэн.
– Ну что ж, – произнесла Джой.
– Эми тридцать восемь лет, – заявил Стэн, – а не восемь.
– Ей тридцать девять, – поправила его Джой.
Он не обратил внимания.
– Двое приготовили шоколадные брауни. И что тут такого?
Джой заколебалась. Может, это действительно глупо, что Саванна собралась прятать свои брауни. Эми поймет, вероятно, даже посмеется над тревогами Джой по этому поводу.
– Мы не можем потакать капризам Эми, – сказал Стэн.
Он говорил беспечно, но Джой пятьдесят лет предсказывала перемены в его настроении. Она изучила весь процесс в деталях – видела по линии нижней челюсти, что Стэн сжал зубы, а значит, решил не отступаться, как будто он до сих пор – молодой родитель и действует в воспитательных целях, а так как он мужчина, отец, глава семьи, его слово – закон; видимо, и теперь еще он считал, что существует возможность повлиять на поведение детей, как они влияли на их игру в теннис, подбирая верное сочетание наград с наказаниями и регулируя время отхода ко сну, хотя Джой уже давным-давно пришла к выводу, что личные качества ее детей в значительной степени заложены при рождении.
Стэн всегда восставал против признания психологических проблем Эми. Он полагал, что одним усилием воли может заставить ее стать нормальной. «Я просто хочу, чтобы она была счастлива», – говорил он. Можно подумать, Джой хотела чего-то другого. «Мы ведь не говорим Бруки, чтобы она прекратила свои головные боли», – сказала она ему однажды, но он не понял.
Джой помнила, как Стэн, бывало, резко бросал Эми: «Закругляйся!» – когда она в детстве слишком долго не могла добраться до сути какой-нибудь своей запутанной и бессвязной истории, или говорил: «Не тараторь!» – когда она впадала в неуемный восторг и проглатывала слова. Эми мрачнела, настроение у нее портилось, и она резко умолкала, как выключенный водопроводный кран.
«Она трещала как сумасшедшая, я не мог разобрать ни слова», – виновато говорил потом Стэн, пытаясь защититься. Джой тоже не понимала ни слова, но ее это не волновало, она даже не пыталась уловить суть, просто любовалась оживленным лицом Эми, пока та несла всякую бессвязную чушь, и наслаждалась тем, что ее дочь для разнообразия счастлива.
Но сейчас Эми в порядке. Никаких проблем не было уже довольно давно. У нее светлая полоса, как говорят в таких случаях. Джой нравилось, что нового консультанта Эми зовут Роджер. В школе она училась с одним очень милым Роджером.
Но как бы там ни было, по правде говоря, Джой никогда не могла предсказать, что расстроит Эми. Иногда она узлами завязывалась от беспокойства, думая, что какая-то тема сильно заденет ее, и совершенно напрасно. Трюк состоял в том, чтобы отпустить Эми на волю и не мешать. Пусть болтает как сумасшедшая, когда счастлива. Пусть грустит, когда ей грустно. И нужно не поддаваться внутреннему импульсу составить список причин, почему ей не стоит грустить.
– Все будет хорошо, Саванна, – сказала Джой. – Чем больше брауни, тем лучше!
Риск вызвать недовольство Стэна затмил собой риск расстроить Эми. Риск испортить настроение Стэну всегда одерживал верх над опасением огорчить кого-нибудь из детей.
Почти всегда.
Кислое, жгучее чувство разлилось по груди Джой, как изжога или сердечный приступ: в ее возрасте возможно и то и другое, но она проигнорировала это неприятное ощущение и села за стол – ждать, когда перед ней поставят завтрак, решительно отвернувшись от фарфоровых кошек свекрови. Иногда Джой казалось, что они злобно следят за каждым ее шагом, как когда-то следила свекровь.