– Саванна, – тяжело выдохнула Эми. – У меня был ее телефон, но он отключен.
– Я пытаюсь понять, какова ее роль.
– Что вы имеете в виду? – уклоняясь от ответа, спросила Эми.
– Ваш брат сказал, что из-за нее в вашей семье произошли какие-то драматические события.
– Правда? И больше он ничего не сказал? – поинтересовалась Эми и с опаской взглянула на Кристину.
– А вам есть что сказать?
– Нет. Я не знаю. – Она накрутила на палец длинный голубой локон, обдумывая свои следующие слова. – Не думаю, что это относится к делу… К вам. То есть… к этому.
Это имело отношение к делу. Кристина сразу улавливала такие вещи, как сладость сахара.
Она ждала. Этан тихонько откашлялся.
– Вы помните первую встречу с ней? – спросила Кристина.
– Это было в День отца в прошлом году. Я приготовила шоколадные брауни. – (Пауза.) – Она тоже.
Глава 22
День отца
Бруки Делэйни припарковала машину у родительского дома и сидела, положив руки на руль, побуждая себя двигаться: открыть дверцу, вылезти наружу, войти в дом и познакомиться с этой девушкой, с этой Саванной, к которой нужно будет проявлять внимание и приветливость. Бруки не хотелось в День отца разговаривать с чужим человеком, особенно в этот конкретный День отца – первый для их семьи после ее разрыва с Грантом.
Она подумала, не подкрасить ли губы, чтобы порадовать маму. Бруки не любила пользоваться косметикой. Ей всегда казалась странной сама идея. Зачем красить свое лицо, как клоун?
Откопав в бардачке помаду, валявшуюся там с тех пор, как мать всучила ее ей года два назад, Бруки накрасила губы, почмокала ими и посмотрела на себя в зеркало. Ну точно. Клоун.
Она чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной, к тому же в центре груди у нее угнездилось острое, внедряющееся вглубь болезненное ощущение, как при воспалении реберного хряща, будто она сделала слишком много отжиманий, только она их вовсе не делала, а вместо этого копалась в социальных сетях.
Там она и увидела фотографию своего мужа, сидящего рядом с какой-то незнакомой женщиной.
Что тут скажешь? Ничего. Да и в женщине этой не было ничего особенного, а даже если бы было… Разъехались так разъехались, Бруки. Прямо сейчас слово «разъехались» вызывало у нее ощущение жестокой необратимости случившегося, как ампутация.
Все бы ничего. Только вот наклон головы мужа. Угол наклона.
У женщины была копна рассыпавшихся по плечам длинных волос, на лице много косметики. Ну очень много. Грант всегда говорил, что ему не нужна слишком требовательная девушка. Он хотел иметь подругу, которая готова спать в палатке, ходить в походы и которой не нужно каждое утро укладывать волосы феном. Бруки подходит к его списку требований, сказал он ей на втором свидании.
Через три месяца после начала их романа они поднялись на вершину Килиманджаро. Предыдущая девушка Гранта никогда не смогла бы забраться туда, потому что вообще была домоседкой и у нее болело колено. Боль проходила, когда она снимала нагрузку с ноги. Проблемы с хрящами, наверное. Бруки не понимала, зачем ставит диагноз колену бывшей подружки своего мужа. Может быть, потому, что колено Ланы так ярко участвовало в начальном периоде их отношений. Бруки нравилось слушать, насколько она спортивнее, легче на подъем и лучше в постели, чем Лана. Она была Делэйни, ей нравилось побеждать. Возможно ли, что эта состязательная лихорадка придавала импульс их отношениям на протяжении десяти лет? Но как удалось Гранту водрузить себя на место приза?
Услышит ли следующая женщина в его жизни о неудобствах, которые доставляли мигрени Бруки, так же как Бруки слушала о мешающем жить колене Ланы?
Реакция Гранта на мигрени Бруки была примерной. Он укладывал ее в постель в темной комнате, приносил лекарства и домашний суп. Она не могла обижаться, когда он шутил с друзьями, любовно приобняв ее за плечо: «Жена у меня совсем чуть-чуть дефективная». Это не было неприятно. Это было остроумно. Забавно! Наставала ее очередь сказать, как помогал ей Грант, когда она валялась с мигренью. Она никогда не упускала эту возможность.
Бруки представила, как он болтает с этой женщиной с ярко-красными губами и длинными фальшивыми ресницами. Он будет прямодушен и честен. Он умел произвести первое впечатление. «Я совсем недавно разошелся с женой», – признается он. Ни слова лжи. О Бруки он будет отзываться уважительно. Скажет, что хотя он поддерживал карьерные устремления жены, но для него важен баланс между работой и жизнью. «Просто я думаю, жизнь – это больше, чем работа», – скажет он, и девушка с распущенными волосами согласится, что в жизни есть гораздо больше всего, чем работа, глаза их встретятся и задержатся друг на друге ровно настолько, насколько нужно.
– Звучит рискованно, – скептически заявил Грант, когда Бруки впервые сообщила ему о желании открыть собственное дело, но остановить ее не пытался.
Он ни разу не сказал: «Я же тебе говорил», – когда она переживала из-за скудного поступления наличных. А когда она робко сообщила ему, что не сможет больше заниматься вместе с ним верховой ездой по выходным, потому что будет волонтерствовать на спортивных площадках, чтобы оказаться под рукой, если произойдет несчастный случай, надеясь, что он произойдет, у нее появятся пациенты и ее врачебный рейтинг повысится, Грант не возражал и ни на что не жаловался, только выглядел немного скучающим.
Она больше не соответствовала многим параметрам его списка.
Не было ни походов к семейному психологу, ни слез, ни криков. Они расстались по-взрослому дружелюбно.
– Нам нужно гордиться этим, – сказал Грант.
Удивительно, как ему всегда удавалось вызвать у нее ощущение, что они пара победителей, даже при расставании.
– Ты хочешь, чтобы я закрыла клинику? – спросила его Бруки.
– Конечно нет, – заверил ее Грант. – Я просто думаю, что наши пути разошлись и нам нужно какое-то время пожить отдельно и подумать.
Подумать о чем? У нее не хватало времени на раздумья.
Когда родные сегодня спросят о Гранте, Бруки собиралась ответить, что он простудился и потому остался дома. Она не хотела объявлять об их разрыве в День отца, да еще в присутствии за столом этой чужой девицы. Новость шокирует и родных, и друзей. Они с Грантом были парой, которая никогда не ссорится на людях, они даже не огрызались друг на друга при посторонних. Они были привязаны друг к другу, но не перебирали с этим. Есть что-то подозрительное в парах, которые слишком нежничают. Бруки с Грантом вместе ходили в гости, кино и театр, вместе занимались спортом. У них имелись общие друзья, которые приходили к ним на тихие семейные обеды. Бруки считала, что знакомые назвали бы их брак прочным.
Не в ее характере было шокировать людей подробностями своей личной жизни. Это прерогатива Эми. Бруки предпочитала не попадать на экраны радаров. Она вдруг поняла: ей стыдно, будто она свершила какой-то некрасивый поступок, что было нелепо. Это ведь не эпоха Регентства в Англии. А двадцать первый век. Ее родной брат разведен. Ее подруга Инес в разводе.
Бруки отцепила ремень безопасности.
Где Грант? – Он дома. У него ужасная простуда.
Она была худшей лгуньей в семье. Раньше Бруки думала, это оттого, что она младшая и, благодаря превосходству в мудрости и знании, как устроен мир, все насквозь видели ее неуклюжие попытки обмануть их.
Иногда она и сейчас ловила себя на том, что присматривается к братьям и сестре – не обмениваются ли они осторожными взглядами? – прислушивается к нюансам их разговора, словно, как в детстве, подозревает, что они стараются держать от нее в секрете сведения о сексе и правду о Санте, смерти и бабушке. Однажды Эми, Логан и Трой убедили Бруки в том, что она приемная дочь, раз во всей семье только она левша. Бруки поверила. На много месяцев! «Ты что, не смотрела на себя в зеркало, глупышка? – сказала Джой, когда Бруки наконец со слезами на глазах попросила у нее разрешения увидеться со своими настоящими родителями. – Вы все одинаковые!»
Если она сумеет справиться с вопросом о Гранте, дальше последует клиника, и снова придется врать. За несколько последних дней четверо из записанных на прием пациентов не явились, а трое отменили свои визиты в последний момент. В это просто не верилось. Такое ощущение, что клиника Бруки подверглась спланированной атаке. Что случилось с людьми? Она в очень осторожных выражениях описала на сайте свою политику в отношении отмены визитов, но трудно было снять деньги с пациентов, которых она никогда не видела, если те не являлись на первичную консультацию. Стоит рассказать об этом родителям, и они примутся с энтузиазмом сочувствовать ей, напомнят о женщинах, которые заказывали индивидуальные занятия теннисом и считали, что могут отменить их за пять минут до начала. С ее стороны это чистый эгоизм – лишать родителей возможности повспоминать ранние дни в истории школы Делэйни, но ей невыносимо будет слушать их полезные советы, видеть их сдвинутые брови, когда они начнут вырабатывать антикризисные стратегии. Тяжесть родительских надежд на ее успех давила на плечи Бруки слишком сильно.
Она приоткрыла дверцу машины, поставила одну ногу на землю, вдохнула душистый весенний воздух и подумала, не написать ли Гранту эсэмэску с напоминанием, чтобы он не забыл принять лекарства от сенной лихорадки. Ведут ли так себя люди, разъехавшиеся полюбовно?
Машина Логана уже стояла на подъездной дорожке. Остальные появятся с минуты на минуту. Делэйни были невероятно пунктуальны, даже Эми, которая могла приехать с похмелья, в депрессии или в любом другом недееспособном состоянии, но вовремя. Хороший теннисист пунктуален. Соперники не должны дожидаться вас.
Из дому вышел Логан. Улыбнулся, поднял руку и направился к машине Бруки. Сегодня он выглядел каким-то старым. Седые бакенбарды блеснули на солнце, когда он нагнулся к окошку машины, чтобы увидеть сестру.
– Тебя уже послали за чем-нибудь? – спросила она.