Зазвонил телефон, и Логан вздрогнул. Он взял трубку, увидел, что это Индира. Посмотрел какое-то время на имя, раздумывая, не нажать ли кнопку «Отклонить».
Индира была намерена «остаться друзьями». Теперь она разговаривала с ним по-другому, без следов эмоций, как приветливый сотрудник клиентского сервиса, и была почти совершенным клоном его Индиры, за исключением того, что из их бесед исчезло нечто важное и прекрасное.
Логан отключил звук телевизора, ответил.
– Привет, Логан, – произнесла Индира дружелюбным голосом из телемагазина. – Как ты?
– Хорошо, Индира. А ты как? – Он не вполне точно имитировал ее тон, но очень похоже.
Она помолчала и сказала менее дружелюбным, но более нормальным голосом:
– Я звоню узнать, выписали ли твою маму из больницы?
Она могла бы послать эсэмэску: «Как твоя мама?» На ее месте он поступил бы именно так. Или могла бы просто исчезнуть из его жизни, как другие бывшие подружки, но Индира оставалась на связи и с сознанием долга держалась в курсе семейных новостей. Логан хотел сказать ей, что это необязательно. Если ее теплого тела не было рядом с ним в постели, зачем ему слышать ее холодный голос.
– Она дома, – ответил он. – Ее продержали там всего две ночи.
– О, хорошо. Это хорошо. А та девушка до сих пор живет с ними?
– Да. Живет. Она для них готовит. Маме это нравится. Это… – Это странно. И мило. И удобно. Но немного пугает. Он не знал, что сказать о Саванне и как к ней относиться. Кажется, она делала обоих его родителей счастливыми. Разве можно на это жаловаться? Логан посмотрел на пятно над телевизором. – Как ты?
Индира была в Перте, куда год назад переехали ее родители. Она с ними не ладила. Да, она готова остаться с ними. Вот насколько сильно ей не хотелось сохранять отношения с Логаном.
– Сегодня утром мои родители десять минут орали друг на друга из-за стакана воды, – сказала Индира, забыв использовать голос клона. – Они, кажется, даже не замечали, что кричат. Это их состояние по умолчанию.
– Сочувствую, – произнес Логан.
Почему ты ушла от меня?
– Ну, все равно я сегодня буду смотреть одно место, которое кажется обещающим. – Снова этот дружелюбный голос клона.
– Мы никогда не кричали друг на друга. – Логан задержал дыхание, потому что разговоры об их отношениях шли вразрез с негласными правилами нового распорядка.
Возвращайся домой. Пожалуйста, повесь обратно на стену свою безобразную картину.
Они долго молчали.
– Что теперь об этом вспоминать, – сказала Индира. – Мне нужно…
Логан заговорил быстро:
– В День отца, перед тем как мама упала, она была очень расстроена из-за нашего с тобой разрыва и из-за Бруки с Грантом…
– Бруки счастливо от него отделалась, – заявила Индира, которая была настроена против Гранта, чего Логан никогда до конца не понимал.
Он ринулся дальше:
– И она спросила, неужели они с отцом не показали нам хорошего примера? Примера хорошего брака?
– У твоих отца и матери великолепные отношения. Они такие милые вместе. Я сегодня позвоню твоей маме.
Логан услышал боль в ее голосе. Индира любила его родителей. Вероятно, в последние пять лет она говорила с ними больше, чем он. Разговоры с родителями были чем-то вроде домашней обязанности, которую он переложил на нее, потому что она замечательно с этим справлялась, как она переложила на него уборку в ванной, потому что он отлично приводил в порядок прозрачные дверцы душевой кабинки, на которых якобы не должно оставаться потеков.
– У них великолепные отношения, – согласился Логан. – Хотя это забавно, но, когда ты позвонила, я думал о том, как мой отец раньше… – Логан не мог подобрать подходящего слова для того, что делал раньше его отец, к тому же не был уверен, что хочет обсуждать это.
– Как твой отец делал – что? – спросила Индира, словно хотела знать.
Если таким образом можно удержать Индиру у телефона и слышать ее нормальный голос, так тому и быть.
– Он делал это, когда мы были детьми… раза три-четыре в год. Не так уж часто. Это не было что-то серьезное. – (На самом деле это было серьезно.) – Я уверен, что рассказывал тебе.
– Никогда ты мне ничего такого не говорил. – Голос Индиры зазвучал немного громче у него в ушах, как будто она села прямее, и он сам тоже приосанился.
– О-о-о… Ну… Если отец на что-нибудь злился, он просто… уходил.
– Ты имеешь в виду, он избегал конфликтов, – сказала Индира. На некоторых слогах в ее речи Логан различал следы давно изжитого английского акцента. Как на «кон» в конфликтах.
– Полагаю, именно это он и делал. Хотя ощущалось это не как избегание конфликтов, а как наказание. Потому что никто не знал, сколько времени он будет отсутствовать.
– Но… я не совсем поняла. Куда он уходил?
– Мы никогда не знали.
Что случится, если он теперь спросит отца: «Куда ты уходил, папа? К чему было все это?»
– Значит, он не просто выходил из комнаты, он уходил из дому?
– Да. Однажды мы с Троем подрались на заднем сиденье по пути на какой-то турнир. Отец остановил машину на шестиполосном шоссе, вылез из нее и ушел. Мы не видели его до следующего вечера.
– До следующего вечера! – взвизгнула Индира.
Теперь, когда Логан рассказал об этом, история звучала довольно странно.
Он помнил, как все они сидели в машине и смотрели вслед уходящему отцу: он шагал неторопливо, словно успевал ко времени на важную встречу. В машине было жарко, тесно и душно, слышался только шум проезжающих мимо машин да монотонное тиканье поворотника, который отец включил, съезжая на обочину.
В тот день у Бруки случилась первая мигрень, по крайней мере первая, которую запомнил Логан, в тот день по прошествии двадцати минут мать бесстрастно сказала: «Он не вернется», – вылезла из машины, обошла ее, села на место водителя и отвезла их на турнир, где Логан проиграл 6–2, 6–1 какому-то верзиле с Центрального побережья, совершенно не владевшему техникой. Как выступили остальные, он не помнил.
«Отец, скорее всего, добирался на попутках», – подумал Логан, впервые. Очевидно, так и было. Тогда не существовало «Убера», чтобы вызвать такси. Не было мобильных телефонов. Правда, у отца его и теперь нет.
Он, наверное, голосовал на дороге, подняв большой палец, а ночь провел в каком-нибудь дешевом отеле. Не большая загадка. В детстве им казалось мистикой, как отец растворялся в воздухе.
Логан подумал, не позвонить ли отцу и не сказать ли ему: «Так что, ты тогда останавливался в „Тревелодже“? Вот и хорошо, старик. Это здорово, папа».
– Однажды его не было дома пять ночей, и это самый долгий срок.
Логан считал ночи. Это случилось после того, как Трой перескочил сетку и навешал Гарри Хаддаду, так что вся семья злилась на Троя.
– Пять ночей! Но твоя мать, наверное, вся извелась! – воскликнула Индира. – Она позвонила в полицию?
– Не думаю. Кажется, она никогда не звонила, – ответил Логан, хотя точно этого не знал, но полагал, что нет. – Потому что отец всегда возвращался. Она знала, что он вернется.
Логан вспомнил, как Бруки роняла слезы в тарелку со спагетти болоньезе, а мать ее успокаивала, словно уход отца из дому был не более серьезной проблемой, чем отсутствие в холодильнике пармезана: «Папочка вернется, глупышка, перестань плакать! Ему просто нужно немного проветрить мозги».
Мать не отпускала шпилек в адрес отца, когда он уходил, только уверяла всех, что он скоро вернется, беспокоиться не о чем, он появится с минуты на минуту и мы можем просто забыть об этом. Нужно только подождать.
– Ты никогда не спрашивал, куда он уходил? – поинтересовалась Индира.
– Спрашивать было нельзя. Мы должны были притворяться, что ничего не случилось. Это было… правилом.
– Не могу поверить, что твоя мать мирилась с этим. – Индира помолчала. – Но Эми-то наверняка интересовалась, куда делся папа.
Логана вдруг пронзило вспышкой болезненного воспоминания: Эми бежит по коридору и бросается к вернувшемуся домой отцу, молотит по его груди кулаками и кричит: «Куда ты ходил, глупый, плохой, непослушный папа, куда ты ходил?» – а мать вертится у нее за спиной и пытается отлепить ее от Стэна, который стоит молча и безучастно, как дерево.
В тот раз отец вернулся и сразу снова ушел? Или это не тогда было?
– Он сделал это в мой день рождения, когда мне исполнилось девять, прежде чем мы запели «С днем рождения тебя».
– Это ужасно! Это правда ужасно! – воскликнула Индира. – Стэн! Милый Стэн! Я думала, он просто большой старый медведь.
– Да брось ты! Мужчины совершают поступки и похуже, и в тот день он отсутствовал недолго. Вернулся к моменту, когда мне нужно было укладываться спать.
В тот раз отец купил ему шоколадный батончик. Логан помнил, как блеснула золотом обертка, когда он положил шоколадку ему под одеяло. Ничего более похожего на извинение со стороны отца Логан не помнил. И вкус подпольного шоколада, который не нужно делить ни с кем, а можно съесть в постели, после чистки зубов, был восхитительным. Логан вполне объективно оценивал события: в тот день отец повел себя плохо, даже жестоко, но воспоминание о том батончике сверкало и переливалось золотом в его памяти как свидетельство отцовской любви.
– В какой-то момент он перестал это делать, – продолжил Логан. – Я не помню точно, когда именно. Где-то в моем подростковом возрасте, полагаю. И мы все об этом забыли.
– Но тем не менее это могло оказать формирующее влияние, – сказала Индира. – На тебя.
– Нет, – возразил Логан.
В нем вдруг вскипело раздражение. Родители Индиры оба были психологами, и он терпеть не мог, когда она пыталась приложить к нему подобные упрощенные объяснения из психологии аффектов, ведь она-то сама – графический дизайнер, так откуда ей знать, а родители ее – плохие психологи, в противном случае они могли бы проанализировать самих себя и поставить себе диагноз как никуда не годным родителям и тогда, может быть, заметили бы, что их великолепная дочь ненавидит свое великолепное тело.