Сейчас Саванны дома не было. Утром она объявила, что ей надо уйти.
– Куда ты собралась? – спросила Джой. – Тебя подвезти?
Саванна ответила, что пообедает с подругой и подвозить ее не нужно, она пойдет на станцию и сядет в электричку до города.
Джой удержалась от вопроса: «Когда ты вернешься домой?»
Саванна предложила, чтобы Джой и Стэн съели на обед оставшуюся со вчерашнего дня картофельную запеканку с мясом, а перед уходом приготовила салат из горошка и фенхеля с сыром фета и даже оставила удобные салатные ложки на туго, как мембрана барабана, натянутой поверх миски пищевой пленке, будто Джой и Стэн – ее дети, не способные найти подходящие столовые приборы в собственном доме. Это было очень мило.
Дом без нее стал каким-то другим. Отсутствие Саванны, такой маленькой и неразговорчивой, казалось до странности заметным. Джой почувствовала, что с нее как будто сняли заклятие. В ушах гудело, словно она вышла из кинотеатра после напряженного фильма или с шумной вечеринки.
Джой не верила, что Саванна отправилась на встречу с подругой. Она даже не могла представить ее в обществе какой-нибудь приятельницы. Вот в чем проблема. Саванна очень полюбилась ей, но Джой ее не понимала. И не знала по-настоящему. У нее были только обрывки информации, из которых никак не складывался общий портрет: любовь к кулинарии и нелюбовь к еде, классический балет и приемные семьи, манеры как у пожилой дамы и татуировка в виде виноградной лозы на руке.
Джой не была ни зла, ни испугана, но хотела получить достоверные факты до того, как дети с гордостью выложат их перед ней, чего, как она догадывалась, им очень хотелось. Бруки так серьезно отнеслась к тому, что Джой сперва ошиблась, сказав, мол, фамилия Саванны Полански, а не Пагонис. Со всяким ведь случается. А Бруки повела себя так, будто Джой из ума выжила от старости. Джой напомнила ей: она сама до шестнадцати лет считала, что плотники делают полотно. И Бруки сказала: «Это было, вообще-то, вполне логичное умозаключение, мама». На что Джой возразила: «Значит, Иисус делал полотно, да, Бруки?»
Хорошо, что тут обе они расхохотались. Приятно было слышать смех Бруки. Он у нее такой красивый. Грант умел пошутить и был очень умен, но, казалось, никогда не мог рассмешить Бруки вот так.
Под мышкой Джой держала легкое лоскутное одеяло как предлог для вторжения на случай, если Саванна вдруг, что невероятно, материализуется и застукает ее за шпионством. «Ночи становятся теплее», – скажет тогда она. И если Стэн застанет ее здесь – тоже. Джой не хотелось, чтобы муж знал, что у нее есть хоть какие-то сомнения по поводу Саванны. Он, казалось, и так был уже настроен против нее.
Только Джой вступила в комнату, как в доме зазвонил телефон, и она ахнула, будто прозвучал взрыв. Ради бога!
– Можешь ответить? – крикнула она, но телефон перестал дребезжать посреди звонка, и зарокотал низкий голос Стэна.
Отлично! Это уберет его с дороги. Звонили или ему, или из телемагазина, не Джой. С ней все общались по мобильному, так как она прогрессивная.
В комнате Саванны царил безупречный порядок, в отличие от циклонического хаоса, остававшегося здесь после Эми и в детстве, и во взрослом состоянии, когда она время от времени возвращалась сюда. Углы простыни на кровати подвернуты, как в больнице, одеяло натянуто по-армейски, а подоконники и плинтусы отдраены до такого блеска, какого никогда не удавалось достичь ни Джой, ни старой доброй Барб.
Школьный стол Эми был пуст, за исключением тетради большого формата в плотной обложке, которая лежала прямо посередине, и рядом с ней – ручка. Ну, если это дневник, Джой не будет совать в него нос. Совершенно точно. Такое грубое вторжение в личную жизнь можно позволить только в отношениях со своими детьми. В любом случае, разве Саванна не намекала, что ее тяготит память – она слишком многое помнит о своем прошлом? Зачем ей описывать свои дни, если они навечно запечатлены в ее памяти.
Джой оглянулась через плечо, подошла к столу. Она не станет смотреть. Какой смысл. Это не дневник. Если бы Саванне было что утаивать, то не оставила бы это на виду.
Кого она обманывает? Конечно, она заглянет.
Джой открыла тетрадь. Страницы были исписаны мелким ровным почерком. Она приложила к странице кончики пальцев. Поверхность бугристая. Мать Джой писала так – сильно жала на ручку, и бумага продавливалась, она как будто хотела начертать свои слова в вечности.
Джой прищурилась. Ей нужны очки. Да пропади все пропадом! Если она пойдет за очками, то весь процесс станет слишком продуманным. Но если сгонять по-быстрому? Джой выскочила из комнаты, пробежала по коридору. Стэн все еще разговаривал по телефону. Раздраженно. Хотя бы он не отчитывал какого-нибудь несчастного сотрудника телемагазина, ведь тот просто пытается заработать себе на жизнь.
Она взяла очки с кухонного стола, снова метнулась по коридору. Стэн уже по-настоящему орал. Джой задрожала. Может, надо ему помочь?
Однако голос Стэна стих, стал примирительным. Такой он, Стэн. Парень из телемагазина, вероятно, уже втюхивает ему что-нибудь.
Джой снова вошла в спальню Саванны, надела очки и взяла тетрадь. Хорошо. Она прочла:
Воскресенье
Четверть яблока.
Пять изюмин.
1 тост. Без корки. Без масла.
Паста болоньезе. 11 столовых ложек.
Пол-апельсина.
Так продолжалось день за днем. Подробнейшие списки крошечных порций еды. Джой пролистала тетрадь до последней занятой страницы и увидела начало росписи сегодняшнего дня:
Восемь ложек йогуртового пудинга с чиа.
И все. Пудинг Саванна приготовила накануне вечером. Он был очень вкусный. Джой могла бы съесть сотню ложек.
Она закрыла тетрадь и аккуратно положила ее обратно, ровно на то же место, с которого взяла.
Саванна тратила уйму времени на приготовление изысканных блюд, а потом приходила в свою комнату и фиксировала на бумаге каждую съеденную крошку – сухо, четко и подробно. Она дарила Джой и Стэну удовольствие своей готовкой. Это было почти унизительно, с каким удовольствием ела ее стряпню Джой, особенно в сравнении с этим строгим, буквалистским описанием.
Джой села на безукоризненно застланную постель Саванны и уперлась ладонями в туго натянутое одеяло. О, моя дорогая. Что же творится у тебя в голове?
Ничего удивительного. Правда. Джой видела, как Саванна возит по тарелке одну и ту же ложку еды, подцепляет ее и откладывает. Может, у нее полное расстройство пищевого поведения? Или это просто странная навязчивая привычка – записывать все съеденное, что дает ей ощущение контроля над собственной жизнью?
Первым побуждением Джой было исправить это – отвести Саванну к какому-нибудь специалисту. Словно это было бы серебряной пулей. Именно так она чувствовала себя, пока Эми росла. Они ждали и ждали, иногда месяцами, следующего доступного приема у следующего врача. Все эти диагнозы, которые им выдавали с разной степенью уверенности. Джой помнила одну милую, усталую на вид психологиню, которая на ее замечание: «Вы и ваши коллеги все время меняете свои мнения!» – ответила: «Психология – не точная наука, Джой. И у девочки не головные боли». Джой тогда возмущенно подумала: «Ну, с головной болью тоже никто, черт возьми, не может справиться!»
– Где ты? – крикнул Стэн.
Джой слышала его тяжелые шаги, от которых сотрясался дом.
– В комнате Саванны! – отозвалась она.
– Ты имеешь в виду, у Эми, – сердито сказал он, появляясь в дверях.
– Эми здесь не живет, – возразила Джой и посмотрела на него.
Лицо у Стэна побелело, глаза были красные. Он источал ярость.
– Что случилось? – спросила она. – Кто звонил?
– Трой. Из лучших побуждений дал мне знать, что он только что заплатил Саванне какую-то запредельную сумму денег за то, чтобы она не говорила тебе, что я приставал к ней.
– Ты приставал к ней? – Джой тупо уставилась на него, пытаясь понять. Ее первой мыслью, сумбурной, иррациональной, было, что он приставал к ней с теннисными упражнениями, как раньше наседал с этим на детей.
– Сексуально домогался ее. Твой сын-идиот поверил в это. Он и правда в это поверил!
Джой встала, скрестила на груди руки:
– Что случилось?
– А то, что я, черт побери, и не думал приставать к ней, если ты об этом спрашиваешь!
– О, конечно, ты не приставал, – вздохнула Джой.
Они оба не без греха. Иногда отрывались на вечеринках. Это же были семидесятые. Они не поддерживали движение за свободную любовь, но, бывало, флиртовали. Джой имела прочные основания полагать, что Бруки однажды видела, как она целуется с Деннисом Кристосом на рождественской вечеринке на кухне клубного дома Делэйни после чрезмерного количества бокалов пунша. Деннис не умел подавать, но целовался отменно. Много лет спустя Джой призналась в этом Стэну, и он, конечно, не обрадовался, но и не стал раздувать из этого историю, хотя бедняга Деннис начал выглядеть испуганным от скоростных подач Стэна.
Стэн тоже мог поглядывать на сторону. Джой не без оснований подозревала, что он обдумывал разные варианты в тот плохой год, когда они действительно были близки к расставанию. Женщины находили его привлекательным. Джой никогда не задавала ему вопросов, потому что не слишком хотела услышать ответ. Она знала, что целоваться с другим мужчиной можно и это ничего не значит, кроме того, что в пунш было добавлено слишком много джина и Деннис любил приударить за женщинами, хотя Джой никогда не сомневалась в его любви к Дебби.
Случались измены и похуже.
Но Стэн ни за что не стал бы вести себя неподобающим образом по отношению к Саванне. Он всегда соблюдал строжайшие меры предосторожности в связи со своим положением, когда дело касалось детей и молоденьких девушек. Джой видела, как он общался с Саванной. Он относился к ней как к дочери или как к ученице.
– Может, Саванна неправильно поняла какие-нибудь твои слова? – спросила Джой. Такое могло произойти, когда ее не было и она не могла сгладить впечатление – объяснить Саванне, что на самом деле имел в виду ее рассеянный супруг. – Ты пытался шутить с ней? В наши дни нужно быть очень ос