– Ты был недостаточно хорошим тренером, чтобы воспитать Гарри. Он лучше справился без тебя. Ты тянул бы его назад! Ему был нужен тренер лучше, чем ты!
Это была неправда. Джой считала Стэна одним из самых талантливых тренеров в стране, может быть, даже в мире. Она знала, чего он мог бы добиться без пут семьи, но разве он сам не знал, кем могла бы стать она? Как высоко она могла бы взлететь?
Стэн похлопал рукой по карману джинсов и вынул ключи от машины.
Джой копнула глубоко, чтобы достать самые едкие кусочки язвительности, до каких только сможет добраться.
– Я привела Делэйни к успеху. Все это знают. Если бы не я, у тебя ничего бы не было, ты бы ничего не добился, ты остался бы никому не нужным, бесполезным… ничтожеством!
Слова отскочили от него. Он развернулся, чтобы уйти, и она не могла вынести этого. Это нечестно, что он уходит. И никогда не было ни честным, ни правильным. И тем не менее она терпела это раз за разом, и дети терпели, а это было неприемлемо, непростительно, и она больше не будет этого принимать, не будет прощать. На этот раз он останется.
Джой побежала за ним и на бегу отчасти сознавала постыдность и унизительность своих действий. Она мысленно поднялась к световому окну и понаблюдала за собой: маленькая потная пожилая гражданка, крича что-то бессвязное, выбегает из кухни и несется по коридору к входной двери за своим мужем вместе со старой собакой, лающей от непонимания и пытающейся сообразить, где опасность, потому что в доме нет посторонних, так отчего этот переполох?
Джой дотянулась до спинки бело-голубой клетчатой рубашки мужа, выглаженной ею рубашки, чтобы вернуть его обратно, пусть остается. Штеффи, высунув язык, бешено скакала вокруг них. Стэн развернулся, и собака сбила его с ног. Он шатнулся вперед, едва не упал. Одной рукой схватился за стену, отчего фотография в рамке – Бруки с кубком за победу на местном турнире для детей до восьми лет – качнулась, упала с громким стуком и стекло треснуло. Вытянутая рука Джой, которой она хотела уцепиться за рубашку Стэна, вместо этого царапнула его по щеке. Корявые обломанные ногти прочертили на ней мгновенно закровившие полосы.
Он схватил ее, пальцы болезненно сжали плечи.
Джой обмерла, потому что лицо Стэна больше не было его лицом – какая-то незнакомая, отвратительная маска гнева.
Сердце у нее остановилось. Мир застыл в неподвижности.
Впервые за шестьдесят девять лет жизни Джой ощутила страх – страх, который, как известно каждой женщине, поджидает ее; вероятность угрозы, которая мелькает и копошится в потаенных уголках сознания, даже если всю жизнь ее нежно любил и защищал надежный мужчина.
Глава 54
Сейчас
– Давай просмотрим еще разок, – сказала Кристина.
Этан нажал кнопку «Пуск», и они сели плечом к плечу за его стол, приковав взгляды к дергающейся, но четкой цветной видеозаписи с камеры наблюдения, предоставленной соседями, живущими через два дома от Делэйни в том же тупиковом переулке. Камера была сбита градиной во время мощного ливня через два дня после исчезновения Джой. Сын Каро Азинович, который устанавливал ее в доме своей овдовевшей матери, вернул ее на место. Именно он принес в полицию это чертову запись с видом на входную дверь дома его матери. Камера случайно захватывала кусок подъездной дорожки к дому Делэйни, узкий, будто отрезанный от торта.
Кристина и Этан смотрели, как Стэн Делэйни выходит из парадной двери своего дома в две минуты первого ночи следующего дня после исчезновения его супруги и с трудом тащит к машине какой-то громоздкий, сгибающийся пополам предмет, завернутый в одеяло.
Он открыл багажник, запихнул туда свою ношу, нагнулся, чтобы положить ее поудобнее, поднял две руки – захлопнуть крышку, а потом стоял – ровно три минуты и сорок семь секунд, положив руки на машину, повесив голову, как человек, углубленный в торжественную, почтительную молитву, после чего поднял голову и скрылся из-под объектива камеры.
Смотреть на это было жутко, запись производила сильное впечатление.
– Боже мой! – воскликнул Этан. – Как он стоял там все это время… Это так… Боже мой!
– Я знаю, – отозвалась Кристина.
Сегодня она получит признание. Она это чувствовала. Прокрутит запись Стэну Делэйни и не скажет ни слова, не произнесет ни звука, пока идет видео. Она будет наблюдать за тем, как он смотрит на себя, склонившего голову над телом жены. Кристина знала, что Стэн человек не набожный и в церковь не ходит, но растили его католиком, как и ее, так что она безошибочно определила позу молящегося человека – человека, который жаждет признаться в своих грехах.
Сегодня вечером они с Нико пойдут на встречу со священником приходской церкви, чтобы обсудить с ним таинство брака, и она постарается не думать о том, что сорок лет назад Джой и Стэн Делэйни принесли друг другу те же обеты, которые принесут они с Нико следующей весной. Она не станет вспоминать о юной Джой Делэйни или Полли Перкинс, обещавших своим мужьям хранить им верность и быть с ними в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас, пока ты не отнесешь мое тело в машину глухой ночью и не сбросишь его куда-нибудь, где его никогда не найдут, пока я не заговорю слишком громко, пока я не потрачу деньги на новый утюг, пока я не помешаю твоей карьере ради блага нашей семьи, пока не поцелуюсь с другим мужчиной на вечеринке, пока не вызову твоего неудовольствия чем-нибудь таким, чего пока не могу себе даже представить.
– Кристина? – окликнул ее Этан.
– Прости, – сказала она. – О чем ты говорил?
– Да так, ни о чем. Просто я не понял. В тот день, когда мы в первый раз его опрашивали, я знал, этот человек что-то от нас скрывает, но, когда он посмотрел на фотографию своей жены, я подумал: не мог он этого сделать, никогда. Он ее любит.
– Мне ни разу и в голову не приходило, что он ее не любит. – Кристина поправила на пальце помолвочное кольцо, чтобы бриллиант был на середине пальца.
Но она всегда знала, что он убил ее.
Это жестокое знание она пронесет с собой по проходу в церкви в день своей свадьбы вместе с букетом невесты из белых роз и ярко-розовых гардений, – знание, что и то и другое может быть правдой.
Глава 55
День святого Валентина
С тэн Делэйни всегда знал, что женщины умеют проливать кровь своими словами. Это было любимым занятием его матери: протыкать ножом язвительности мягкие, глупые, беззащитные эго мужа и сына.
Не говори мальчику, что он когда-нибудь сыграет на Уимблдоне: он достаточно глуп, чтобы поверить в это. Вы оба тупые, как собачье дерьмо.
Не каждый день, но почти каждый. Не когда она была пьяна, в трезвом виде. Вот когда на нее находило.
Она упирала палец в висок, улыбалась мужу своей прекрасной улыбкой и говорила: «Свет включен, а дома никого, разве это хорошо, любимый?»
Отец Стэна не обладал богатым арсеналом умных слов, чтобы защищаться. Он пасовал и съеживался. Глупо улыбался, как будто его жена слишком замысловато пошутила. Он стушевывался и замолкал. Съедал и съедал это.
Съедал и съедал, пока в один прекрасный день в него больше не влезло.
Четырнадцатилетний Стэн подбежал к неподвижно лежавшей на полу матери, и хорошо, что он это сделал. Он мог с чистой совестью всегда говорить себе, что его первым инстинктивным побуждением было подбежать к матери, встать между нею и отцом, но он также никогда не мог забыть первую, робкую, ужасную, предательскую мысль, пришедшую ему в голову:
Она это заслужила.
Такую слабую, такую несмелую, что он иногда притворялся, будто вообразил, что подумал такое. Все произошло очень быстро, но в то же время медленно, и это случилось так давно. Кто знает, что он на самом деле подумал тогда? На память полагаться нельзя. Это ненадежный источник.
Стэн был похож на своего отца. И всегда знал это. Не умен и сообразителен, как мать. Не умен и быстр на слова, как его жена. Учился плохо. Тупой как полено. Не самый острый инструмент в мастерской.
В семьдесят лет он ощутил под руками плоть своей жены вместе с колоссальной яростью и унижением своего отца, его болью и обидой, которые скопились в груди и лопнули за глазами.
Глава 56
Сейчас
– Думаю, они со дня на день арестуют моего папу, – сказал бывший муж Клэр Уилсон, обратив взор на сверкавшую голубизной раннего утра сиднейскую гавань. К его нижней губе прилипла чешуйка теста от круассана, и что-то детское, мучительно-трогательное было в том, как он произнес слова «моего папу».
Они сидели бок о бок, со стаканчиками кофе и миндальными круассанами в белых бумажных пакетиках, на скамье в парке, откуда был виден причал для паромов, где Трой впервые поцеловал ее. Клэр подумала: «Помнит ли он об этом, предложил ли встречу именно здесь намеренно? Конечно нет. Сейчас голова у него занята более важными и тревожными вещами».
Клэр протянула руку и кончиком пальца смахнула с губы Троя крошку.
– Почему ты так думаешь?
– Мы слышали, что у полиции есть запись с камеры наблюдения из дома напротив. – Он помолчал. – Очевидно, на ней есть что-то… очень нехорошее. Могу даже представить себе, что именно. – Голос у него дрогнул.
– Боже мой! – сказала Клэр.
Во рту стало кисло от кофе. Она поставила стаканчик на скамейку рядом с собой и посмотрела на их вытянутые вперед голые ноги. Оба они были в шортах. И ноги выглядели как у пары, которую ждут впереди выходные на пляже, а не как у разведенных, имеющих за спиной старую измену, а впереди – потенциальную трагедию, не говоря уже о сомнительном уговоре по поводу деторождения.
Клэр Уилсон было тридцать четыре года. Каждый считал своим долгом сказать что-нибудь о ее длинных кудрявых рыжих волосах. Она имела диплом по мировой истории, который не интересовал потенциальных работодателей, вообще никого, кроме ее отца, учителя истории, и сделала неожиданно успешную карьеру в США, занимаясь администрированием в сфере здравоохранения, или не так уж неожиданно, потому что Клэр была из тех девушек, которые преуспевают во всем, про которых в характеристиках из школы и с места работы пишут, что они обладают позитивным отношением к делу. «Могу поспорить, ты была чирлидершей», – сказал ее новый муж, когда они только познакомились, но, разумеется, в Австралии это не было распространено. Клэр даже не умела делать колесо, однако позволила ему занести себя в категорию очаровательных австралиек. Она была почти такой, какой ему хотелось ее считать, – умела быть приятной людям, солнечная и лучезарная, как австралийское лето. О влажности и комарах упоминать ни к чему, про пожары в буше и ливни с градом тоже лучше умолчать. Клэр очень любила Джеффа, но не так беспомощно и безнадежно, как Троя. На уроках истории нужно учиться, а не повторять их.