– А с чего ты взяла, дорогая, что Рассел продаст тебе дом своей невесты?
– Почему продаст? – она снисходительно улыбнулась, но тут до неё дошла вторая половина фразу. Как обычно, с большим запозданием. – Невесты?!
Я покрутила перед её носом рукой с обручальным браслетом и мрачно села за стол рядом с Линдой, которая смотрела на меня с необычайным восторгом. В том, что Уэбстер безропотно проглотит новость, у меня были большие сомнения. Как-никак, она уже почти посадила розы перед моим домом.
– Невесты?! – взвизгнула она ещё громче и противнее, словно была не девушкой из хорошей семьи, а совершенно невоспитанной свинкой, которую вытащили из грязной лужи против её желания. – Ты не можешь быть невестой инора Болдуина. Ты – его родственница!
– Столь дальняя, что это не считается, – парировала я.
– Он преподаватель, – вспомнила Уэбстер. – По уставу академии преподаватели не имеют права заводить романы со студентками. Немедленно доложу об этом инору Мёрфи. Пусть он примет меры.
Она побежала к двери и выскочила из аудитории, чуть не сбив с ног входящего лектора, который довольно-таки неодобрительно на неё посмотрел. Интересно, на какие меры она рассчитывает? Вряд ли инор Мёрфи сможет выдать её замуж против воли жениха.
– Когда она в мечтах рубила ваши яблони, её не смущало, что инор Болдуин – преподаватель, – заметила Линда. – А вы правда обручились? Или ты это сказала, чтобы позлить Уэбстер?
– Совершеннейшая правда, – подтвердила я. – Даже мой папа нас, можно сказать, благословил.
Остаётся ещё папа Рассела, которому леди Уэбстер в невестках может понравиться куда больше меня, но его мнения я пока не знаю, а значит, не стоит заранее расстраиваться.
Глава 28
Уж не знаю, чего наговорила Уэбстер инору Мёрфи, но выдернули меня с середины занятия, к вящему неудовольствию лектора, который посмотрел так, словно я была злостным нарушителем, а не жертвой интриг дочери лорда-наместника. Сама Уэбстер, к слову, на лекцию так и не вернулась. Не встретила я её и по дороге к ректору, и в его кабинете. Неужели побежала жаловаться высокопоставленному папочке? И чем он ей поможет? Разве что перестанет приглашать Рассела в гости. Думаю, против такого наказание не будет возражать никто, кроме самой Уэбстер. Размышлять об этом мне пришлось долго, потому что, когда я вошла в ректорский кабинет, инор Мёрфи смерил меня мрачным взглядом и сказал, чтобы я усаживалась и подождала.
Я даже удивилась: обычно он начинает ругаться сразу, когда вызываемый появляется на пороге кабинета, и сразу же озвучивает сумму, на которую должен пополниться счёт академии. Наверное, ректор не смог с ходу решить, какой убыток его учебному заведению нанесла наша помолвка, или ждал второго нарушителя, чтобы не говорить об одном и том же два раза. Предположение подтверждалось тем, что стула для посетителей стояло два, в то время как обычно там находился один, а значит, второй был специально принесён из приёмной. К тому же инор Мёрфи не просто так сидел, а что-то подсчитывал, дописывая и вычёркивая суммы на листе бумаги, кривясь при этом, словно баланс у него не сходился ни при каких условиях. Потом он добавил пару строк, постучал карандашом по столу и расплылся в столь мечтательной улыбке, что сразу стало понятно: нашёл-таки наш ректор возможность улучшить благосостояние академии. Чем дольше я сидела и чем больше он углублялся в свои столбики цифр, тем неуютней я себя чувствовала. Судя по всё улучшающемуся настроению инора Мёрфи, не иначе как по его подсчётам выходило, что денег хватит даже на новый корпус академии, о котором ректор уже много лет мечтает, но на который ему никак не удаётся выбить деньги в министерстве.
Конец моим переживаниям положило появление Рассела. Он поздоровался и ободряюще мне подмигнул.
– Ну наконец-то! – обрадовался инор Мёрфи. – Инор Болдуин, я ещё когда за вами отправил, а вы только удосужились появиться. Безобразие! Это неуважение.
Но выглядел он ничуть не расстроенным, скорее, довольным, что источник будущего благосостояния академии наконец появился и его можно радовать, показав свои расчёты.
– Я подошёл сразу, как мне сообщили, – невозмутимо ответил Рассел. – В любом случае до моей лекции ещё полно времени.
Он придвинул второй стул ко мне, сел рядом, взял за руку, и я сразу перестала себя чувствовать проштрафившейся студенткой, которую непременно ждёт наказание. Пожалуй, в такой компании я готова слушать ругань нашего ректора если не вечно, то очень долго.
– Вот именно – до вашей лекции, – грозно сказал Мёрфи. – Вы у нас кто? Лектор. А инорита Болдуин – студентка. По правилам нашей академии личные отношения между преподавателями и студентами запрещены. То есть вы даже ходить на свидание в общественные места не имеете права, не говоря уж о помолвке. Безобразие! Мало того что сами ведёте себя неподобающим образом, так ещё и студентку сбиваете с пути истинного.
Говорил он грозно, но вид при этом имел, скорее, довольный, из чего я сделала вывод, что штрафовать он собирается нас с Расселом, причём сумма штрафа не понравится в этом кабинете двоим из трёх присутствующих. Третий же уже заранее приходил в восторг, подсчитывая, что и куда потратит. И я бы могла его понять – увы, в нашей академии постоянно чего-то не хватало – если бы он эту нехватку не пытался компенсировать за мой счёт. Точнее, за наш. Болдуинский.
– Вы забыли, что я не ваш преподаватель, – позволил себе улыбку Рассел. – А приглашённый. Поэтому правила вашей академии на меня не распространяются.
– Как это не распространяются? – растерялся инор Мёрфи. – Мы с вами подписывали договор.
Он выдвинул ящик стола и принялся перебирать документы.
– На проведение занятий, – напомнил Рассел. – Где чётко оговорили права и обязанности сторон. В мои обязанности не входило выполнение правил вашей академии. Можете проверить.
Инор Мёрфи наконец нашёл искомый договор, вчитался, оскорблённо засопел, бросил обиженный взгляд на лист с расчётами, скомкал его и отправил в корзину для бумаг, после чего грустно уставился на нас. Но недолго – в вопросах извлечения выгоды для академии мозги инора работали всегда в усиленном режиме.
– Так это вы! – внезапно оживился он. – А инорита Болдуин подписывала договор, в который точно входило исполнение правил академии. Это стандартный договор. Можете убедиться.
Он встал, прошёл к шкафу и достал папку с моим личным делом, из которого вытащил договор и придвинул к Расселу. Ректор засиял, как начищенный медный чайник, полез в корзину, вытащил скомканный листок и аккуратно расправил его на столе. Вот ведь прохиндей: то, что он собирался стрясти с Рассела, теперь будет вымогать с меня. И ведь не поспоришь, по всему выходит, что я нарушила, а значит, штраф правомерен.
– Так она тоже не заводила никаких отношений с преподавателем вашей академии, – широко улыбнулся Рассел.
Инор Мёрфи не менее широко улыбнулся в ответ.
– А в договоре не указано, с каким именно преподавателем она не должна была заводить отношений. Здесь чётко написано: «На время учёбы не имеет права заводить личных отношений с преподавателями» И где вы здесь видите слово «академия»?
Наверняка для леди Уэбстер инор Мёрфи с радостью сделал бы исключение в этом вопросе. Хотя нет, скорее всего, он бы предложил ей выбор: помолвка или продолжение обучения. И я бы ни на миг не засомневалась в том, что именно выбрала бы Уэбстер. Возможно, инор Мёрфи тоже предпочёл бы выдать замуж Уэбстер, а не штрафовать меня?
– Речь о моей помолвке с иноритой Болдуин зашла задолго до того, как меня можно было посчитать преподавателем, – невозмутимо сказал Рассел. – Наши родители списывались ещё летом, следовательно, инорита Болдуин тоже ничего не нарушала.
Я восхищённо на него уставилась. Как он вывернул известие о письме моего отца, и ведь не возразишь – предложение о браке действительно поступало, а что отец Рассела его отверг, так это никто уточнять не станет.
– Договорной брак? – опешил инор Мёрфи. – И это в наш просвещённый век?
У него стал такой растерянный вид, что пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться.
– Уважение к родителям никакой век не отменит, – совершенно серьёзно ответил Рассел. – Или вы считаете, что к их воле нужно было отнестись с пренебрежением?
– Но инорита Болдуин такая здравомыслящая особа…
– Это как-то противоречит уважению к родителям? – невозмутимо поинтересовался Рассел и переплёл свои пальцы с моими.
Инор Мёрфи опять скомкал листок и отправил в корзину. Я бы посочувствовала его разочарованию, отразившемуся на лице глубокой скорбью, если бы не понимала, что сменись оно радостью – разочарование будет уже у нас с Расселом. Но наш ректор не был бы нашим ректором, если бы он так быстро сдавался. Не получилось получить выгоду материальную – попробует добиться моральной.
– И всё-таки инор Болдуин и инорита Болдуин, вы подаёте плохой пример остальным преподавателям и студентам, – убеждённо заявил он. – Неужели нельзя было заключить помолвку после окончания действия вашего договора, инор Болдуин?
– Увы, инор Мёрфи, я не столь здравомысленен, как инорита Болдуин, – притворно вздохнул Рассел. – Тянуть с помолвкой было не в моих силах. Если бы вы видели яблони инора Болдуина, вы бы меня поняли.
При упоминании папиного увлечения я невольно покраснела, сразу вспомнив, что целовались мы как раз под яблонями, которые своим цветением напрочь лишали разума даже меня, а что уж говорить о непривычном к такому воздействию Расселе? Возможно, мы поторопились с помолвкой? Я задумчиво покрутила браслет свободной рукой. Но ведь сейчас рядом ни одного яблоневого цветочка, и когда Рассел ездил в город, он тоже выходил из-под воздействия яблонь и тем не менее всё равно вернулся с обручальным браслетом. Получается, дело совсем не в них? Я и без яблонь чувствую себя рядом с ним так, словно знаю давным-давно и жизни без него не мыслю.
– И что я, по-вашему, должен понять? – сварливо ответил ректор. – У меня скандал наклёвывается в академии из-за вашей помолвки.