Можно предположить, что скорость распространения слухов ограничивается этими километрами пустых полей, что это для нее препятствие. Руководимый смутным желанием встретиться с собой. Словить то чувство: всё новенькое; как заново родившийся входишь в место, где неизвестно что и тебя никто не знает. Хорошее было время. Закрыть глаза: туда пошло? не туда?
И попал в картофельное поле. Споткнулся сначала в какую-то канаву, нога ушла в борозду. Колхоз «Рассвет», а света нет. Убрали уже картошку. Но одна валяется, мелкая, зеленая поверх земли — присел, просеял пальцами.
Очень быстро набил полные карманы. Картошку сегодня уже ел. Знать, где взять: до снега по крайней мере автономен. Пойти вглубь, посмотреть, что еще. Капусты нет. Торчат голые черенки, ни кочана не оставили.
Повернул назад и встретил Лёню — день удач.
18/ — Хоть мусор сжечь можешь?
— Без базара.
В огороде гора чего-то вроде компоста в его рост.
— Сначала надо крыжовник пересадить.
Повела к крыжовнику.
Топнула ногой: — Сюда.
— Пересадить крыжовник на полметра? Может, умнее не трогать?
Остался с родимой лопатой, хозяин барин.
Копнул так, что присел — и встал не сейчас. Начать с костра, там будет видно.
Гнильё не горит; керосин? Спрашивать не хотелось; нашел в сарае с кролами доски, прикрыты шифером, труха одна. Переволок, сложил колодцем, запалил. Возвращался к крыжовнику несколько раз. Возвращался к пламени, набрасывал сверху гнилые стебли, ветки с повисшими листьями. Куст зеленых помидор, например. Пошло бы к той картошке. Дым клубами несло в сторону деревни.
Крыжовник наконец подался, тащил одной рукой, с того бока, где не болит. Последним корнем уцепился за низ. Перерубил, завалил: корни встали дыбом, вместе с землей килограммов сорок; победитель смородиновых кустов, так покачаться, одолеет и Аляньчына, одной левой. — Вилю?.. вряд ли: слишком быстрый, не станет дожидаться, пока он его подкопает.
Всё кончилось к темноте. Груда углей шикарно дышала алым, метр в диаметре. Доски носил уже издалека, с бани, устал так, что понял, не сможет дождаться угасания, больше всего любил. Всё болело опять; крыжовник своими колючками располосовал ему руки.
Но подошла она, тихо. Постояла: вдруг подает коробку.
— Урицкого?! — рассмотрел. — Откуда? Хотя… откуда, еще оттуда. — Чуть улыбалась. — Спасибо.
Сто раз за это время можно было выкурить эту пачку папирос. Способность ее к заначкам: раз вытащила четвертной, в самый упадочный час. Это надо было сначала стырить: он не считал; потом наменять всю эту мелочь. Как короли ночевали в гостинице; смеялись как припадочные. Нет и не было никогда ничего лучше ее рядом.
Лег и спал как пожарник, если стучали, не слышал. Сколько он просил у Лёни — три дня?
18/ — Пошли картошку жарить.
Лёня в фуражке, в щегольской кожанке.
— У меня этой картошки семь мешков в подполе. …А пошли! Как в детстве… Знаю место.
— Тут ловили. — Лёня ткнул пальцем.
Картошку закопали в песок, не дожидаясь углей. У Лёни спички нашлись.
— Впадает в Днепр. Помнишь, где ездили? Левки. Там уже полчаса ходу.
— Найди мне гитару.
— Где-те я найду? Нету здесь гитар.
— Одна есть.
— Да я не знаю, где та гитара. Если у Эфки осталась… Я туда не поеду.
— Съезди, у тебя машина.
— Бензина зальешь? — Лёня посмеялся. — Если бы у меня была машина… — Растянулся на песке, облокотился. — …то это был бы белый бээмвэ.
— Если бы у меня была гитара… Да у меня была «Кремона». Струны, пластик, на железо сменил. Меня бы устроило.
— И где.
— Пропил.
— Музыкант без гитары… …
— Я не музыкант. Не тот, которого бить нельзя, потому что руки ценные, чтоб тебе понятно. Я могу всё делать руками, только не хочу.
— Ты… — Лёня поперхнулся наконец своей ленью.
Дотянул, выковырял палкой, раскусил полусырую с хрустом. — Вчера видел, — выплюнув. — Заяц бежит, такой! — раскинул руки, — а за ним собаки: мя-мя-мя-мя… Нету зайцев. Когда я уезжал — всё было. Рыба была. Колхоз был.
— А вроде есть? Думаешь, я это у Гели выпросил? С обочины.
— Да он есть-те он есть; да что, что есть, если бабулевичей нет.
— С тобой тоже? Репой расплачиваются?
Лёня сел. — Я власть, — серьезно. — Я сейчас где? Я на участке. А участок мой где? Везде.
— Ты не боишься, власть, служебного расследования? Лещом по ебалу. Увидят со мной.
— А я скажу, что воспитательную работу проводил. Не проводил, скажешь? Могу провести.
— Когда не подействует? Отвезешь в овэдэ? …У тебя бензина нет.
— Говорю тебе: не залупайся.
— Дебраска уху даже змею.
Лёня вскинул бровь. — Да ты накурился, опять?
— В глаза не видел. Твой фарш последний за полгода. Может, за год.
— Змею… Ёпа.
— Можно без хаша. Без сигарет. Без еды. Без гитары. Стучи по колену.
— ..?
— Двигай, — двинул рукой.
Лёня ударил по колену.
— Нет. Ладонью. Ровно стучи. Раз… два… три… четыре.
Один риган… Абориген с Ямайки, черные они. Зашел в общежитие кораблестроительного института. Два… три… четыре… не останавливайся. Может, не кораблестроительного, меня там не было. Запись слышал. Огэй, рэггей, раста, позитив… А что петь-то будем? У них была шарманка: драммашинка на три ноты. Ре-ми-фа… неустойчивая ступень. Ля-си-до — в тонику ушло. Ре-ми-фа… два, три. Ля-си-до.
У меня есть секрет.
Товарищи, у меня есть один секрет.
Я обычно не говорю людям свои секрет,
Но это особый секрет.
Честное слово, это особый секрет.
Вот позавчера
Товарищ Горбачев пришел ко мне.
А он мне говорит.
Он меня спрашивает: «У тебя есть что-нибудь?»
Я говорю
«Что, что такое, товарищ, что вам надо?»
Он мне говорит: «У меня кончилось!
Все курили, курили, уже нет ничего».
Я говорю:
«У меня у самого мало осталось».
…
«Ну хорошо.
У меня есть, вот эта вот, ганджя.
Но я не понимаю —
Вы, товарищ, вы, особенно вы, —
курит ганджя».
Он мне говорит:
«О-о, ты еще молодой, ты еще много не знаешь.
У нас все курят!
Все в Кремле курят ганджя.
Особенно когда съезд или конгресс капээсэс.
Сам понимаешь, что бы я смог без этого.
Так что
Дай мне, пожалуйста».
— Ну ладно, возьми.
19/ — Найди мне гитару.
— Зачем?
— Кстати, ты можешь меня отвезти. Утром туда, вечером обратно.
— Куда?
— В клуб на дискотеку. Ты думаешь, я твоих мужиков буду обслуживать? А они ее будут танцевать. Насоси бензина. Час в одну сторону. И можно неделю жить. Если у Гели — месяц.
Лёня надул щеки. Спустил.
— Вон чего. Я себе не враг, — убежденно. — Чтоб тебя прихватили, а заодно и меня вместе с тобой на куски порезали. Там всюду, у-у… Свои крыши. Поделено и сосчитано.
— Лёнь? Ваши… Урши, Ворши? Я в столицах играл. Ни разу никому не отстегивал.
— Ну, раз ты так говоришь. Заметь: я не сказал — верю-не верю. Может, ты там у себя в столицах царь и бог… змей героиныч. — Лёня снял фуражку, бросил недалеко, в знак чего-то. — Я, может, сам, может, бродяга в душе. Может, я за тобой метнусь, в эти твои… столицы. Коля, помоги! И ты поможешь. Точно?.. Я тебя серьезно предупреждаю. Ну, сколько можно… так. А если там… я не знаю там… Дети. Вот, как ты ходишь: не, я б понял, раньше. Теперь же всё можно купить. Встречают по одежке. …А провожают по уму: ну так я тебе говорю по уму. Всю жизнь, как нищему — с шапкой сидеть. Себя, Коля, можно обманывать — людей, Коля, не обманешь.
Коля — ладони на колени. Задумался. Вглядываясь во что-то над Лёниной головой. Шевельнул губами — белыми.
— Не в обиду, — добавил Лёня.
— А?.. — Улыбается. — Шутку вспомнил — братки в Москве научили. Показал бы — но нету с собой. Смысл, в общем, в том, что: три стакана. Следи за руками. Вот он есть. — А вот его нет. Угадываешь шарик — получаешь денежный гонорарик. Чего ты, луп-луп: пространственное мышление включи? Где он лежит? Под этим? — Или под этим? Не напрягайся, все равно ошибешься. Знаешь, почему? Шарик. Он делается из — у тебя в машине нет: а в такси, Волге, ручка на двери. Вот из этого подлокотника выковыривается, жесткий пенопласт. Но пористый. Я наблатыкался, на металлических струнах; мне этот пористый шар — брат родной. Не под стаканом — он зажат, вот тут, у меня между средним и указательным. Чуешь мораль? О чем, в самом деле, рассказ?.. А тогда еще подскажу: мне предлагали, мол, прирожденный катала, наперсточник… Не стал. Жалко. ...Есть, вот, растение, в Шотландии: лох серебристый. Это к тому: ты считаешь, ты — мент?
И встал.
— Я слышал тебя. Только я ж не вслушивался. Тебе, с одной стороны, скучно, — с другой стороны, страшно: и я буду твои дилеммы распутывать? Не стучи мне больше в окно.
20/ Почему… — пауза не более секунды, — ты не придумываешь сам песни.
Это было, когда он опять к ней прицепился: почему да почему. От лени чередовал попытки что-то выудить из струн и из нее.
— Что это? — Вдруг сыграл сразу всё, что возил-возил часа два — все линии, и басовую, и основную, что казалось недостижимым, если не вырастить пальцев сколько клешней у краба.
— Шерлок Холмс. — Без паузы.
— Отлично. Это? — Без репетиции на трех верхних по памяти.
Короткая пауза.
— То же самое.
— Ну… есть такая версия. Условно, это Пёрсел. А первое — жид, увертюра к фильму. Я, конечно, неправильно подобрал. Но чисто суть передать: у Пёрсела нет этой темы. ..А кажется, да? что точно из классики. Но нету. Я, во всяком случае, не нашел.
Снова взялся за первое, навтыкал диссонансов, перескочил на стандарты, трень-брень, блюзовые квадраты. Схлопнул. — Не получается. …Это ответ.
Пауза — и фыркнула, вспомнив вопрос.
— Мы тебя к музыкальной школе подготовим. Поступишь в первый класс.
— Себя подготовь.
— Мне уже поздно. Кстати, что сюда Витюха зачастил? — Витюха был местный ловелас, круглые голубые глаза, локоны до пояса. — Если я еще раз проснусь, а он здесь сидит — я его раком поставлю.