Отпустила, не сказав ни слова, отошла.
— Дай чего-нибудь одеться.
— Одежда твоя… Висит. Постирала.
Коля вышел в одеяле, завернутый, как патриций. Тепло, печка топится, над печкой на веревке штаны.
— Зачем ты унесла? Посмеялась?
— Няма чаго рабить. Малая Кирэева прибегла, у соплях. Думала, потонул.
— Уносить для чего?
— Решила, что посадят. Спалохалась. Голова болит? Покушай капусты.
— Скажи, что Виля не умер. Тоже посмеялись.
— Сдох, — спокойно подтвердила. — Чего тебе той Вильям? Одна слава, тракторист, его и поховать некому. В городе закопают.
— Ладно. Спасибо за всё, Геля. Штаны просохнут, пойду.
— Я не гоню. — Глянула с сочувствием: — Оставайся. Можа еще вернется.
— Вернется, конечно. Я пойду.
Штаны высохли, Коля оделся. На выходе из деревни ничья яблоня, на ветке застрявшее яблоко, остальные попадали. Рост высокий — зацепил ветку, подтянул к себе, сорвал.
Небольшое, чуть вдавленное сбоку. Антоновка, кислое, наверно, болталось в кармане, вместо каштана, вместо птички.
31/ Зачем оно тебе утром или вечером?
Какая от него тебе польза днем?