Яблоко Монте-Кристо — страница 31 из 47

– Могу взять жуков на абонементное обслуживание, – вдруг заявил Леха, – сам оборудую аквариум и буду его регулярно чистить. Пятьсот баксов в месяц!

Я с огромным изумлением взглянул на Одеялкина. Однако наш провинциал весьма быстро сориентировался в создавшейся ситуации и решил не упускать удачу.

– Согласны, – хором отозвались красавицы, жаждущие вечной молодости.


Оказавшись в «Жигулях», я сердито сказал Лехе:

– Надеюсь, ты не станешь заниматься продажей молодильных жуков!

Одеялкин почесал корявым пальцем голову.

– Ну… э… да!

– В смысле «нет»? – уточнил я.

– Да! Да! Да! – восторженно закричал Леха. – Высади меня у метро! Ща в зоомагазин рвану, потом за «золотым» лаком.

– Ночь на дворе, – грозно напомнил я, – а еще в Уголовном кодексе есть статья о мошенничестве.

– Верно, – закивал Одеялкин, – ты, Ваня, умный человек. Спасибо за подсказку. Не надо торопиться. И всех «золотом» мазать тоже не след. Иначе их ценность упадет. Лучше поступить так: одну часть красным, вторую зеленым, третью, допустим, синим. И объяснить: алый молодит только лицо, травяной тело… Ну а «золотой» все сразу, поэтому и стоит дорого, не каждому по карману. Ой, мама! Сколько заработать можно! Я свою почту брошу, стану аквариумы чистить! Ну-ка, ща посчитаю, сколько в месяц получится. Если «золотых» по пятьсот отдавать, да еще сказать, что от чужого ухода они передохнут… Хотя можно и дороже запросить!

– Думаю, Норе не понравится держать у себя мошенника, – решил я припугнуть Одеялкина.

Но Леха отнюдь не взволновался.

– Иди в задницу, Ваньша! – воскликнул он. – Во сколько я сейчас получил. Штуку баксов от одной, кольцо от другой и семь тысяч рублей от третьей. Сыму жилплощадь, а если бизнес попрет, свою фатерку в вашей мерзопакостной Москве куплю!

Мое возмущение достигло точки кипения:

– Алексей! Твое поведение непорядочно. И потом, если ты считаешь мой родной город мерзопакостным, то отчего решил тут поселиться?

– А в Москве идиотов полно! – возбужденно воскликнул Леха. – У нас никто тараканов не купит и денег у людей нет. Ну, классно.

– Тебя посадят за обман! И поступят правильно!!! Я сейчас же расскажу о гениальной идее Норе, и она сумеет упрятать господина Одеялкина в каталажку!

Леха прищурился:

– Ни фига не выйдет. Я им ничего не обещал! Про молодильных жучков ты рассказал! И потом, они сами деньги давали.

Я прикусил язык! Верно, я неудачно пошутил с Николеттой, кто ж знал, какие далеко идущие последствия будет иметь мое неосторожное заявление. Думал, маменька забудет об обиде, получив таракана, посадит его в аквариум и пару деньков позабавляется с новой игрушкой. На моей памяти Николетта неоднократно кидалась на всякие рекламные штучки. В свое время она приобрела лампу, самую обычную, правда, измазанную синей краской, пронырливый купец пообещал Николетте, что после месяца пользования новинкой у нее пропадет седина. Еще у Николетты имелась минеральная вода, восстанавливавшая кислотно-щелочной баланс в организме; платок, который, чтобы устранить целлюлит на попе, следовало носить на шее; пленка, препятствовавшая смертоносному излучению земли; мазь от ускорения течения времени… В этот ряд легко помещались и молодильные жуки. Но присутствие Коки и появление Зюки превратило невинную шутку в серьезную проблему. Теперь мне придется покупать у слишком хитрого Одеялкина «золотых» насекомых, аквариум и платить ловкому мужичонке плату за абонементное обслуживание!

– Давай, Ваньша, не будем ссориться, – примирительно прогудел Леха, – вот, держи!

– Это что? – спросил я, глядя на протянутые Одеялкиным купюры.

– Дык деньги.

– За какую работу?

Леха прищурился:

– Ваньша, мы одной веревочкой повязаны, а раз так, то твоей маме скидка пятьдесят процентов. Видишь, какой я благородный человек и хороший друг. Ни один бизнесмен половину стоимости товара даже самым близким не скостит! А я исключение! Твоя бабулька получит жучков почти даром!

Глава 22

Нора выслушала мой отчет утром.

– Значит, Зинаида тяжелобольна? – уточнила она.

– Выглядит ужасно, – вздохнул я, – разговаривать не может, шевелиться тоже.

– А дочь ее уехала в Америку?

– Да, – кивнул я, – Лариса постаралась скрыться от Зои, наверное, все же считала себя виноватой в смерти Веры. Неизвестно, как бы повернулись события, не расскажи она своей подруге о том злополучном фильме.

Нора стала перебирать бумажки на столе, я терпеливо ждал, что прикажет хозяйка.

– Ваня, – наконец приняла она решение, – ступай к этой Работкиной, поговори с Любой. Думаю, она обрадуется новому собеседнику.

Я с сомнением взглянул на Нору.

– Любе много лет. Неизвестно, в каком состоянии ее разум!

Элеонора хмыкнула:

– Ты невероятно мил! Зоя и Люба одногодки, я, кстати, старше их и не считаю себя развалиной.

– Ну… случается всякое, – начал отбиваться я.

– Не смей спорить!

– Уже еду!

– Куда? – усмехнулась Нора.

– Сами же велели отправляться к Любе.

– И ты знаешь адрес?

– Дом с колоннами у метро, окно находится возле самого входа в подземку, – пожал я плечами.

Нора кивнула:

– Правильно. Но сегодня хоронят Зою, вполне вероятно, что Люба там, рули к полудню на Митинское кладбище и понаблюдай за обстановкой.


У ворот кладбища стояло несколько похоронных автобусов, обшарпанные «ЛиАЗы» с табличкой «Ритуал» и черный, неуместно шикарный «Мерседес». Классовое расслоение существует и у входа на тот свет.

Когда я, припарковав машину, подошел к воротам кладбища, из «Мерседеса» начали выбираться люди, в основном женщины, замотанные в темные платки. Впереди шла Соня, заботливо поддерживавшая бледную, безучастную Лялю.

Я не очень верю людям, которые, вырывая у себя клоки волос, рушатся около могилы и воют:

– На кого ты меня покинул!

Эта фраза четко демонстрирует, что оставшийся в живых жалеет не покойного, а себя, и потом, религия обещает нам вечную жизнь, следовательно, стоя над гробом, надо испытывать не горе, а радость от того, что земной, полный печали путь завершился. Но, похоже, истово крестящиеся граждане не имеют глубокой веры, в глубине души они понимают: им более никогда не суждено встретиться с родным человеком.

На мой взгляд, подлинное горе молчаливо, и Ляля сейчас являлась его олицетворением. Абсолютно бледная, даже синевато-серая, она тихо бормотала, проходя мимо довольно большого количества народа, окружившего «Мерседес»:

– Спасибо, что пришли, спасибо, спасибо.

Я, не предполагая, что проводить Зою явится столько народа, слегка растерялся и отступил в сторону.

– Мужчина, – тихо сказал нежный голос, – вы не поможете венок донести, мне самой тяжело?

Я опустил взор вниз. Около меня стояла маленькая, хрупкая дама в черной шляпке.

– Из магазина его служащие вынесли и в автомобиль положили, теперь никак его не выну. Вы ведь Зоечку хороните, я не ошиблась?

– Да, да, конечно, – опомнился я. – Где венок?

Рука, затянутая в кожаную перчатку, указала на новую иномарку.

– Там. Пойдемте. Меня зовут Кира Григорьевна.

– Иван Павлович, – представился я, – Подушкин.

– Знаменитая фамилия, – кивнула Кира Григорьевна. – Вы небось не знаете, но был в советские времена замечательный писатель, Павел Подушкин, я зачитывалась его историческими романами. Все недоумеваю, ну почему их не переиздают?

– Это мой отец, – улыбнулся я. – Что же касается переизданий… Наверное, в нынешнее время появились иные кумиры, время Павла Подушкина прошло.

Кира Григорьевна всплеснула руками:

– Вот это встреча! Очень рада с вами познакомиться, хотя, конечно, подобная фраза при столь печальных обстоятельствах звучит кощунственно. Вы общались с Зоей?

– Верно, – коротко ответил я, с трудом вытаскивая из салона тяжелый железный овал, оплетенный еловыми ветвями.

– Да ну? – удивилась Кира Григорьевна. – Зоя слышала о моей любви к прозаику Подушкину, но ни разу не обмолвилась о дружбе с его сыном.

– Мы не дружили, – объяснил я, – просто случайно столкнулись на почве одной проблемы. А вы, похоже, отлично знали Зою?

– Ну… можно сказать и так, – кивнула Кира Григорьевна. – Мы вместе работали, потом на пенсию вышли. Ездить нам друг к другу не с руки было, мы жили в разных концах Москвы, да и забот полно. У меня внуки. Перезванивались иногда, не слишком часто. Ужасно!

– Да, – закивал я, – смерть совсем не радостное событие.

– Но иногда кончина служит избавлением, – назидательно заявила Кира Григорьевна, – допустим, от недуга.

– Насколько я знаю, Зоя не болела, – осторожно возразил я, – умерла внезапно.

Собеседница слегка поправила шляпку.

– Да, именно так Соня и сообщила, Лялечка, несчастная девочка, не сумела со мной поговорить. Но я не в обиде, очень хорошо понимаю ее чувства. Даже когда умер Игорь, Ляля не была столь убита.

– Полагаете, она не любила мужа?

– Что вы, голубчик, – укоризненно протянула Кира Григорьевна, – редко супругов связывают столь крепкие чувства, как Игорька и Лялечку. Для милой девочки гибель мужа явилась страшным, невероятным ударом! Но Зоя заменила Ляле мать, в буквальном смысле этого слова, и сейчас бедняжка осталась одна. Не могу на нее смотреть спокойно! Держится из последних сил. И ведь какой сильный характер! Ни разу, ни намеком не дала понять, в каком аду провела последний год. Удивительная девочка, а еще считается, что провинциалы корыстны и выскакивают за москвичей лишь из материальных соображений. Но это не так! Вот моя невестка, вроде столичная штучка, а пробы ставить негде. Лялечка же из местечка Тренькино, это где-то в Подмосковье, а золотой человек. Зоя всегда говорила: «Ляльке повезло, что в нашу семью попала». Но я теперь уверена в обратном: это Игорю с Зоей бриллиант достался.

Продолжая тихо беседовать, мы с Кирой двигались в конце скорбной процессии по кладбищу.