Сергей осекся, но не растерялся:
– Я не треплюсь, а объясняю гражданину: в корпус временно нельзя, ступайте от двери.
Я спустился по ступенькам во двор, увидел, что одна машина «Скорой помощи» уже уехала, и растерянно спросил у толстухи в фиолетовой куртке:
– Почему одна неотложка осталась? Отчего в больницу не спешит?
– Чего ей торопиться? – всхлипнула женщина. – Тама Иветта Сергеевна лежит, наша уборщица, померла в одночасье. Вот оно как случается: Нина Ивановна у меня домой отпросилась, Иветта Сергеевна ей на подмену села, ну и того…
Я растерянно слушал толстуху, вспоминал, как старушка за стойкой жаловалась на боль в желудке и тошноту от несвежего пирожного.
– Любовь Сергеевну хорошо б довезти успели, – воскликнула собеседница.
– Работкину! А с ней что? – ахнул я.
– Ой, ничего не пойму, – заплакала толстуха, – вроде ее Лера Моисеевна в баню позвала, они потом чай сели пить, и обеим плохо стало. Не знаю ничего, они без сознания, а у Любовь Сергеевны припадок навроде падучей. Тут наши говорят, она очень расстроилась, на Иветту Сергеевну накричала из-за того, что та перепутала и ее дочери сказала…
У меня сильно зашумело в ушах, потом в голове хороводом закружились мысли. Соня Работкина привезла матери эклеры… оставила на рецепшен… Соня любила Игоря… каждый день бывала у Вяземских… парень женился на Ляле… она сестра Веры… Соня… Соня… Соня…
Внезапно оцепенение прошло, я схватил мобильный, набрал сначала домашний номер, послушал длинные гудки, соединился с Норой по ее сотовому.
– Тут такое! Соня!!! Работкина!!! Дочь Любы, она…
– Да знаю уже все, – мрачно перебила меня хозяйка, – она письмо оставила, пару страниц, на компьютере напечатала, перед тем как отравиться.
– Отравиться? – чуть не упал я. – Когда? Кто? Где?
– Соня Работкина покончила с собой, – ответила Элеонора, – совсем недавно, час назад, наверное. В квартире у Ляли, ее Вяземская и нашла! Туда уже милиция, наверное, приехала. Постой, а ты как узнал о происшествии?
– Я ничего не знал, но Соню видел, думаю… э… часа полтора назад. Да, именно так! Сначала я доехал до Москвы, потом искал памятник Бэтмену… Нет, часа два прошло, не меньше…
– Памятник Бэтмену? – недоуменно перебила меня Нора. – Иван Павлович, немедленно езжай в «Ниро» и жди меня дома, в кресле, не делая резких движений.
Я еле дошел до машины, так на меня подействовали события…
Элеонора вернулась домой в районе полуночи, я открыл хозяйке дверь и сочувственно сказал:
– Похоже, вы устали, как ездовая собака.
– Ерунда, – мотнула головой Нора, – лайкам в радость бегать по снегу. Работкина покончила с собой.
– Господи, – отшатнулся я, – почему?
Элеонора стала снимать элегантное пальто.
– Соня оставила письмо, немного сумбурное, но смысл понятен: она всю жизнь любила Игоря и хотела стать его женой, но парень не обращал никакого внимания на подругу детства, а та изо всех сил старалась угодить и объекту любви, и его маменьке… Тут появилась Ляля. Иди сюда!
– Вы мне?
– А кому же еще? Пошли в кабинет, – велела хозяйка.
Сев за письменный стол, она продолжила рассказ:
– Соня, зная характер Зои, надеялась, что мать Игоря не уживется с невесткой, но Ляля неожиданно пришлась той по вкусу. И тогда Работкина решила мстить, она начала пугать Лялю, наряжалась привидением, приходила к ней по ночам. У Сони имелся ключ от квартиры. В общем, долго пересказывать письмо не стану. В конце концов от страха умерла не Ляля, а Зоя. И тут Соня испугалась и решила отравить мать, Любу.
– Почему? – завертел я головой.
– Мать вроде знала о всех проделках дочери и пообещала сообщить о них в милицию, – рявкнула Нора. – Соня подложила в пирожное яд и отвезла Любе. Но дочь замучила совесть… И она сама отравилась. М-да, страшная история.
Я выложил на стол диктофон.
– Если послушаете запись, ситуация вам совсем дикой покажется! Ляля – сестра Веры!
– Что? – подскочила Нора.
– Именно так, близнец девочки-самоубийцы!
– Иван Павлович, – воскликнула Элеонора, хватая звукозаписывающий агрегат, – ступай к себе и ложись спать.
Я повиновался, рухнул в кровать, натянул на себя мягкое одеяло, смежил веки и вдруг подумал: «Как же Соня могла поделиться с матерью своими планами, если она не приезжала к ней в дом отдыха?» И потом, Люба многократно повторяла: «Дочь со мной не откровенна!»
Но уже через пару секунд я нашел адекватные ответы на заданные самому себе вопросы. Чтобы пообщаться с человеком, нет никакой необходимости смотреть ему в глаза, давным-давно изобретен телефон. Что же касается жалоб Любы на скрытность дочери, то, скорей всего, это ложь…
Следующие дни я провел, занимаясь бумагами общества «Милосердие». Одеялкин уехал от нас, сказав у дверей загадочную фразу:
– Еще не прощаюсь, скоро увидимся.
И действительно, через десять суток до меня дошла невероятная информация, которую самозабвенно распространяла Николетта.
Со слов маменьки, в столице появился необыкновенный целитель с омолаживающими жуками. Насекомые действуют просто замечательно, смотришь на них и теряешь лет тридцать. При этом можно есть все, пить, курить, веселиться ночи напролет и превратиться в стройную девушку. Конечно, удовольствие не дешевое, жуки живут семьями, чем она больше, тем сильнее оздоровительный эффект. А еще многоногие особи капризны, они требуют ухода, специального аквариума, простой не подойдет. «Домик» следует покупать только у целителя, кроме того, понадобятся всякие прибамбасы, которыми тоже приторговывает врачеватель: поилка, корм, подстилка. Кстати, жуки разделяются по категориям: супер, премиум, бизнес и эконом-класс. Точный адрес жуковладельца не знает никто. Говорят, он проживает в Тибете, в Москву приезжает не так уж и часто и сам объявляется у Коки.
Поняв, что затеял хитрый Леша Одеялкин, я рассвирепел и решил рассказать маменьке правду. Наступив на горло собственной трусости, я приехал к Николетте и выложил той всю истину про тараканов и свою весьма глупую шутку. Честное слово, я ожидал бури негодования, крика, воплей, цунами, землетрясения…
Но Николетта поразила меня до глубины души. Молча выслушав глупого сына, маменька заявила:
– Вава, как не стыдно! Признайся, ты выдумал эту историю, чтобы опорочить великого врача!
– Нет! – заорал я.
– Не кричи!
– Ладно, молчу. Но он шарлатан!
– У Коки прошли пигментные пятна.
– Ерунда.
– Зюка лишилась седины.
– Бред!
– Мака похудела на пять кило.
– Она и без тараканов походила на сушеную воблу.
– Люка выглядит теперь на тридцать лет моложе!
– Ты же сама рассказывала: Люка ездила в Швейцарию, на пластическую операцию, – напомнил я.
– Нет! – с тупым упорством трехлетней капризницы воскликнула маменька. – Это все жуки! Мои подруги теперь роскошно выглядят! Одна я! Ужас! Плохо быть нищей, одинокой, никому не нужной. Купи мне жуков!
– Боже! Какая чушь! – возмутился я.
– А-а-а! Хочу!
– Это тараканы!
– А-а-а-а!
– Одеялкин мошенник.
– А-а-а-а!
– Мерзавец!
– А-а-а!
– Шарлатан!
– А-а-а-а!
– В конце концов, его посадят!
– Вава! – воскликнула маменька. – Я схожу в могилу! Это последняя просьба отбывающей на тот свет женщины. Стакан воды! Тарелка похлебки! Неужели не сделаешь для матери такой малости?
Я захлопнул рот: если Николетта вспомнила, что она моя мать, дело серьезное.
– Так как, – прошептала маменька, – получу я омолаживающих жучков?
– Да, – буркнул я.
– Ваууу, – завопила «умирающая» с такой силой, что у меня заложило ухо. – Жду! Прямо сейчас!
Я швырнул трубку в кресло и пошел в кабинет к Норе. Упаду перед хозяйкой на колени, покаюсь и попрошу помощи. Элеонора отлично знает Николетту, хозяйка подскажет, как бедному Ивану Павловичу выкрутиться из непростого положения.
Глава 30
– Очень хорошо, что пришел, – заявила Нора, увидав меня, – садись.
– Тут… понимаете… – принялся блеять я, – очень неприятное…
– Я нашла убийцу! – ажитированно перебила меня Нора.
– Кого? – осекся я.
– Убийцу!
– Кого?
– Ваня, что у тебя с ушами? – возмутилась Элеонора. – Сколько раз можно одно и то же повторять?
– Простите, – растерянно сказал я, – вы же вроде сейчас никаким делом не заняты!
Нора скривилась:
– Иван Павлович, тебе следует срочно обратиться к врачу, нынче в распоряжении медицины имеются средства, способные затормозить старческие процессы в мозгу. Позволь напомнить: к нам обратились некоторое время назад Зоя и Ляля Вяземские…
– Я великолепно помню печальную историю, но ведь убийца Зои – Соня Работкина!
– И откуда это известно? – склонила голову набок Нора.
– Соня оставила письмо, – напомнил я, – перед тем как отравилась, мы сделали все, что сумели, но она…
Элеонора схватила со стола папиросы.
– Знаешь, Ваня, что больше всего меня в тебе бесит?
– Не думал, что раздражаю вас. В принципе, я не слишком обременительный в общежитии человек, достаточно тихий, не агрессивный, не капризный…
– Любой мужчина считает себя подарком, – хмыкнула Нора, – меня доводят до белого каления не бытовые привычки, а твоя манера повторять с торжественным выражением лица: «Я сделал все, что мог». Вот эта фраза просто улет! Пойми, Ваня, она не должна никогда звучать из уст мужчины, ну, разве что за десять секунд до его смерти, не раньше. Если решил, что сделал все, – это конец. Нормальный мужик обязан брать препятствия, упираться башкой в стену и кричать: «Врешь, не возьмешь, перепрыгну! Дальше попру! Лоб разобью, пальцы сломаю, но прорвусь, денег заработаю, всего достигну!» А ты жопу в кресло втиснешь, в телевизор уставишься и стонешь: «Ну что ж! Я сделал все, что смог!» Просто рэгдолл какой-то, а не мужчина!
– Я не люблю телевизор, – только и сумел вымолвить я.
– Ладно, хорошо, ты хватаешь книгу, но суть дела от этого не меняется! – топнула ногой Нора.