Один из монстров подпрыгнул, и Приш похолодел – очень высоко. Едва не дотянулся до Мёнгере. Та стала отвязываться: похоже, решила вскарабкаться ещё выше. Приш свистнул, отвлекая внимание на себя: его не достанут. Оборотень тут же совершил попытку и вновь промахнулся. Но Пришу хватило: оскаленная пасть с мощными клыками не вдохновляла. Огромный волк встал на задние лапы и с силой провёл когтями по стволу, оставляя глубокие царапины.
«Хорошо, что они, как кошки, по деревьям не лазают», – подумал Приш.
И в этот момент чёрный волчище разбежался и запрыгнул на ветку. Та затрещала, но выдержала. А у Приша внутри оборвалось: кажется, лазают.
Он прижал к себе Хухэ, успокаивая того и сам успокаиваясь. Надежды пережить эту ночь почти не осталось. Страшная смерть – быть разорванным и сожранным зверями. А оборотень примеривался вскочить выше. Неожиданно взметнулся серый силуэт: мелкая волчица врезалась в собрата, и тот свалился. Разгорелась свара, волки сцепились между собой. Приш не мог понять, что происходит: не поделили добычу? Или старая вражда? И вдруг его осенило: это же Харма! Пытается спасти жизнь ему и другим. Видимо, не растеряла остатки разума под влиянием луны. И что же делать? Ведь не справится она с матёрым волчищем. Шерсть Хармы окрасилась кровью: алое на сером. Как бусы из боярышника на её жилетке, если бы она их носила. Но волчица не отступала. Шерсть на загривке вздыбилась, пасть ощерилась.
И Приш не выдержал. Отвязался и прикрепил сумку с Хухэ к стволу. Достал нож и начал спускаться.
– Дурак, ты куда?! – крикнул с соседнего дерева Глеб, но Приш его не слушал.
Он не позволит, чтобы девчонка умерла за него. Это недостойно. Он же не трус! Пусть лучше сам погибнет, чем наблюдать, как разорвут Харму. И следом за ним стали слезать и Глеб с Мёнгере.
Приш спрыгнул и встал рядом с Хармой. На лбу выступила испарина, во рту пересохло, но он ощущал мрачную уверенность, что поступил верно. Вскоре к нему присоединились и друзья. А кольцо оборотней сжималось. Приш видел собственную смерть в красных глазах, оскаленных клыках.
– Вы же не звери! – решился он. – И если Харма смогла, то почему вы нет? Вспомните, что вы тоже люди!
Страха не было. Приш почувствовал удивительную свободу: если он умрёт, то потому, что сделал собственный выбор. И правильный. Иногда приходится рисковать, потому что иначе нельзя. Невозможно жить трусливым гадом. Тем, кто отсиживается за спинами других.
В воздух поднялась белая тень, и серая волчица бросилась наперерез. Земля вновь обагрилась. Харма рухнула навзничь. Приш с ужасом увидел, что её горло разорвано клыками. Волчица захлебывалась собственной кровью, и Приш ощутил беспомощность: ничего не исправить. Он не успел, а Харма… Приш заорал, перехватил нож удобнее и бросился на монстров. И в тот же миг луна стала бледной, как обычно.
Волки с рычанием начали кататься по земле. Морды меняли очертания, лапы выворачивались из суставов. Точно кто-то невидимый сминал заготовки из глины. И вскоре возле путников оказались люди. Обычные люди, которые мгновение назад были оборотнями. Но всё это мало волновало Приша, он смотрел туда, куда упала серая волчица: Харма так и лежала под деревом. Она вновь превратилась в девчонку, но это её не исцелило. Приш подошёл, опустился и обнял Харму. Её кровь пачкала его одежду, но это было неважно.
Булькающим голосом Харма попыталась что-то сказать. Приш с трудом разобрал:
– А я ведь хотела найти тебя. Хотела и боялась.
На ней были бусы из боярышника. Они удивительно шли ей, как он и думал. Приш сжал руку Хармы, и через миг она умерла.
Дети Луны
Мёнгере чувствовала себя так, словно на неё свалилась колонна, украшавшая покои дворца. И теперь Мёнгере лежит под обломками, и дышать невозможно, и что-то ноет в груди. Иногда лучше самому умереть, чем видеть, как это делают за тебя другие. Нет, она присутствовала на казнях преступников, привыкла, что её охраняют преданные воины, готовые в любой момент пожертвовать собой. Но так положено – они сами выбрали свою судьбу. А эта девочка… Зачем? Кто для неё Мёнгере и Глеб с Пришем? Случайные прохожие, которые просто пришли не в тот день в деревню.
И всё же Харма выбрала их, а не соплеменников. Решила остаться человеком до конца. Даже в образе чудовища. Сохранить себя. И, наверное, для Хармы другого выбора не существовало. Но всё равно тошно – бедная девочка. И на Приша смотреть невозможно – бледнее смерти. Переживает. И у Глеба лицо заострилось. Им нелегко далась эта ночь. И ведь они готовы были погибнуть, но… Боги всё переиграли.
Когда люди очнулись, к Харме бросилось сразу несколько человек. Какая-то женщина закричала так, что сердце болезненно сжалось:
– Доченька! Ласточка моя!
Она билась возле Хармы, как раненая птица. Гладила по волосам, целовала руки. Огромный мужчина, видимо, отец, зарыдал. Он поднял Харму на руки, его губы беззвучно шевелились. Мёнгере разобрала: «Её-то за что? Лучше бы меня». За его спиной переминались двое молодых парней, они с ужасом и неверием смотрели на Харму.
«Братья», – поняла Мёнгере.
У младшего задрожала нижняя губа, он закрыл глаза рукой, чтобы никто не увидел слёз. Старший держался изо всех сил.
Родных обступили в полном молчании. Мёнгере показалось что-то нездоровое в том, как деревенские смотрели на убитую девушку. Кто-то произнёс: «Проклятие снято». И над толпой пронёсся вздох облегчения. Конечно, им легко – ведь не их ребёнок погиб. Не они заплатили страшную цену. Только не придётся ли расплачиваться уже за это обитателям деревни? Ведь тот, кто убил Харму, из них. Теперь не вспомнить и не узнать: убийцей мог стать любой. И жить им всем с осознанием этого.
На путников внимания не обращали. Словно не на них и охотились. Глеб подошёл к Пришу и тряхнул за плечо. Приш посмотрел так, точно не понимал, что от него хотят. Глеб указал на деревья:
– Я туда не заберусь, слишком высоко. Надо спустить вещи и Хухэ.
Приш угукнул и полез за вещами и фенеком. Даже не возразил, что Глеб и без него может справиться. Мёнгере проследила за ним: казалось, от парня осталась одна оболочка, а сам он далеко-далеко. Нелегко пережить смерть человека. Особенно того, кто бросился на твою защиту, того, кто понравился. Мёнгере взглянула на Глеба: надо увести Приша. Глеб понимающе кивнул.
Приша пришлось тащить за руку, потому что он постоянно оборачивался, будто не веря в произошедшее. Хорошо, что хотя бы снял окровавленную рубашку. Сложил и убрал в мешок. Мёнгере подошла к нему.
– Я не знаю, что надо говорить в подобных случаях. Точнее, знаю, но раньше это были лишь слова. А что стоит за ними – непонятно. А сейчас хочу сказать тебе, что у меня болит душа. Мне жаль, что так вышло.
Приш кивнул, но ничего не ответил. Мёнгере вздохнула: здесь есть доля и её вины. Если бы не летучая мышь, которая её напугала… Мёнгере никогда не видела зверей с крыльями, как у птицы. Если бы можно было исправить то, что произошло… Ну почему так случилось? Теперь и Мёнгере надо научиться с этим жить.
Вечером, когда остановились на отдых, раз весили над костром грибы, чтобы засушить – сделать небольшой запас. Мёнгере в первый раз собирала их, до этого только наблюдала. Хорошо, что Хухэ помогал, иначе бы она ни одного не нашла. Как Глеб с Пришем умудряются мимо не пройти? Наверное, уметь надо. Приш потом выбрасывал поганки – плохие грибы, как он сказал. Мёнгере набрала их целую кучу, больше, чем хороших.
Замечательно сидеть у костра. Смотреть, как искры тянутся к темнеющему небу, а солнце красит горизонт в оранжево-красные цвета. Стволы деревьев кажутся мрачными тенями. Красиво и загадочно. Хочется сидеть так всю ночь и не бояться. Мёнгере сроду не испытывала столько страха, как за последние дни. И больше не может, надоело.
Она помешала воду в котелке – пора засыпать макароны. Надо же, научилась готовить эти смешные палочки. Макароны сегодня будут с грибами, так как тушёнка кончилась. Еды вообще мало осталось. На ночь Глеб хочет поставить удочки, чтобы утром запечь рыбу. Если повезёт, то и на завтрашний день хватит. Мёнгере вызвалась помочь, но выяснилось, что у неё ловят рыбу иначе, поэтому Глеб обещал научить её. После ужина улеглись на лапник. Угли медленно тлели в костре, и казалось, что по ним бегают огненные змейки. Над макушками деревьев взошла луна, но звёзды ещё не появились. И в такой вечер хотелось слушать сказки, но у Мёнгере не было настроения рассказывать. Вот если бы… И тут заговорил Глеб:
– Мама в детстве одну историю поведала. О детях Луны. Точнее, она книжку читала, а я кое-что запомнил. Там вот что было.
Давным-давно, когда Луна бродила по бескрайнему космосу, на ней жили лунные звери – белые волки. Тогда вся поверхность луны походила на огромное облако. И волки прыгали по ней, как по вате. А иногда летели рядом прямо в открытом космосе. Но всегда возвращались, ведь Луна была для них родным домом.
Но однажды Луна повстречала Землю и стала её спутником. Как ни старалась Луна, не смогла оторваться – Земля не отпускала. И стало скучно волкам без путешествий, захотелось слетать вниз, на голубую планету. Спустились они, а прыгать легко не получается – слишком тяжёлая Земля. Но волки не расстроились: здесь много воды и лесов, красивых гор, загадочных впадин. Можно носиться друг за другом, высунув языки.
Домчаться, например, до водопада, прыгнуть в него, упасть вместе с водой с огромной высоты. А затем вынырнуть и отряхнуться. Так что брызги во все стороны. Ловить бабочек и солнечных зайчиков, нюхать цветы – всё на Земле казалось удивительным.
А как завораживали извержения вулканов, когда текла огненная лава. Страшно и захватывающе одновременно. Главное, близко не подходить, чтобы не обжечься. Зато зимой можно спускаться с заснеженных гор, кто быстрее. А ещё запахи, шорохи, пение, таинственные звуки….
Днями и ночами бегали волки по земле, а в один день соскучились и собрались возвратиться домой, но не смогли – жадная Земля их не вернула. С тех пор озлились волки, начали нападать на других животных, грызться между собой. А ночами, когда восходит Луна, задирают они головы и плачут от тоски. А та совсем окаменела от горя. И лишь после смерти волки возвращаются в свой дом, чтобы никогда больше не разлучаться с ним.