Пока готовили ужин, Мёнгере и Брудурин разболтались: совместный труд сближает не хуже похода. Брудурин наконец даже улыбнулась. Хухэ вертелся под ногами, выпрашивая лакомые кусочки. Глеб хлопотал по хозяйству. Всё было хорошо, спокойно: спокойная беседа, запах еды. Но что-то царапало, Мёнгере никак не могла сообразить, что именно. Потом поняла: дом Брудурин казался нежилым.
Такое ощущение, что хозяйка попала в него незадолго до их появления. Потому и сыро, хотя огонь в камине горел, да и чувствуется, что никто на этой кухне годами не готовил. Только сейчас ради гостей. Да и трава во дворе! Не примята! А ведь Брудурин ходила по ней. Не оставляя следов?
Вернулся Приш, а его место занял Глеб – когда ещё выпадет возможность вымыться. Он отправился в комнату с купелью, уступив место на кухне Пришу. Тот привык готовить, поэтому толку от него было гораздо больше. Вскоре похлёбка из овощей и мяса булькала на огне. Мёнгере собралась с духом и спросила, как бы невзначай:
– А ты здесь одна живёшь?
Из рук Брудурин выпал нож. Она бросилась его поднимать, поэтому её лица Мёнгере не видела. Когда хозяйка дома поднялась, то спокойно ответила:
– Да.
Повисло молчание. Мёнгере порывалась задать ещё вопрос, но не решалась. Наконец, вернулся Глеб.
– Большое спасибо, – обратился он к Брудурин. – Мы очень благодарны вам за кров и еду.
Но хозяйка дома ответила невпопад:
– Это дом моего жениха. Я должна была войти сюда женой, но не получилось.
Брудурин села за стол. Её пальцы то сжимались, то разжимались, нижняя губа была закушена.
– Эльскур его звали, – произнесла она. – Это произошло в день нашей свадьбы.
Глава 29. Пленник болот
В конце урожайника всегда играют свадьбы – так благодарят богов за щедрые дары. Ведь тем нравится, когда люди продолжают род: чем больше слуг у бога, тем он сильнее. Вот и Эльскур надумал связать свою судьбу с Брудурин – она считалась самой красивой и хозяйственной в округе. А он – самым удачливым охотником. Пусть не красавец, зато хозяйственный и добрый. Брудурин с радостью дала согласие: с Эльскуром – как за каменной стеной, ничего не страшно, а внешность для мужчины – не главное.
Приближался день свадьбы. Брудурин своими руками выкрасила шерстяное полотно в изумрудный цвет и сшила наряд. Затем украсила орнаментом из оранжевых ниток. Приданое было давно сложено в сундуки, им она занималась, как подросла: подушки, одеяла, перина – всё сделано её руками. Родители подарили запас посуды и немного денег. Не нищенкой войдёт их дочь в жильё мужа, а как подобает дочери уважаемых людей. Эльскур приготовил дом к встрече с любимой.
Наступил долгожданный день.
Брудурин помнила его до мельчайших подробностей. С утра подружки вымыли её в купели и помогли одеться. Потом расчесали волосы и уложили косу вокруг головы. Затем накинули лёгкое покрывало, чтобы скрыть лицо невесты. После повели к Эльскуру, а тот вышел навстречу. Вся деревня собралась на свадьбе, так принято.
Молодых осыпали зерном, чтобы жизнь была сытой, бросали под ноги цветы. Звучал смех, песни. Дети путались под ногами, желая дотронуться до жениха с невестой. А те радовались: хорошая примета, скоро и в их доме зазвучит детский смех. Подружки и друзья переглядывались между собой: скоро и новым свадьбам быть. А потом все умолкли.
Неожиданно появился вестник богов. Его лицо было расцарапано, рана на лбу кровоточила. Весь его облик внушал страх. Вестник сообщил, что ему был пророческий сон – боги гневаются. Мол, совсем забыли их люди: мало вспоминают в молитвах, не приносят богатых подношений. А потому нужна искупительная жертва. Человеческая. Веселье разом оборвалось. Сердце Брудурин сжалось от дурного предчувствия. Давно не приносили людей на алтарь богам. Что же случилось?
Вестник поведал. Снилось ему, что на месте поселения раскинулось болото. Бескрайнее и бездонное, и нет в нём места никому живому: ни зверям, ни птицам, ни людям. Лишь чёрные деревья, как собственные тени, стоят посреди топи. А из мутной воды проступают лица: детей и взрослых, молодых и стариков – жителей деревни. Плохое знамение. Поэтому и нужна жертва, чтобы задобрить богов.
Решили бросить жребий. Тянули все, за детей – их родители. Но выпало Эльскуру. Брудурин помнит лишь, как страшно закричала, а дальше темнота. А когда пришла в себя, всё уже свершилось. Эльскура утопили в болотце за поселением, перерезав ему перед этим горло.
– Я их прокляла, – сообщила Брудурин путникам.
Она подняла голову, глаза яростно блестели.
– Пожелала, чтобы с ними свершилось всё то же самое, что они сделали с моим женихом.
– А дальше? – спросила Мёнгере.
История Брудурин поразила её: в день свадьбы потерять жениха. Хотя сама Мёнгере никого не любила, но догадывалась, что любовь может приносить не только радость, но и боль.
– Не знаю, – ответила хозяйка дома. – Всё как-то непонятно. Все куда-то пропали, остался только дом Эльскура и я. Живу здесь и жду. Его жду. Но болото не отдаёт.
– Но он же умер, – возразил Глеб.
– Ну и что?! – закричала Брудурин. – Я заплатила откуп!
Мёнгере решила, что хозяйка дома сошла с ума. Мёртвые не возвращаются. Или?.. Брудурин встала, вспомнив об обязанностях хозяйки, и разлила по тарелкам похлёбку. Хлеба не было. Похоже, очень давно его не пекли в этом доме. В тишине путники поужинали. Уже стемнело, но за окном совсем ничего не видно не из-за темноты – от болот поднимался густой туман. Брудурин собрала посуду и добавила:
– Раз в году болото возвращает своих пленников. Если принести жертву.
– И? – не выдержал Приш.
Брудурин тяжело вздохнула:
– Боюсь. Его боюсь, того, каким он стал.
Мёнгере обдумала услышанное.
– Так Эльскур приходил?
– Да, каждый год. Стоит до утра и звонит в колокольчик. А я не открываю. И сегодня придёт. Сегодня тот самый день. Наверное, плохая из меня жена.
Брудурин раскачивалась, словно баюкала ребёнка. Только руки её были пусты. Мёнгере не знала, что ответить. Да и никто не знал. Тут каждый решает для себя, а советовать никакого права нет. Можно только хуже сделать. И сколько же прошло времени с той поры? Вечность?
– Вы ложитесь, – предложила Брудурин, – а я не буду.
Она постелила путникам прямо на сундуках. Все улеглись, но сон не приходил. Слова хозяйки дома не шли из головы. Ещё одно место, отмеченное проклятьем. Разве ведал старый вестник богов, что последует за его видением? Что именно из-за его слов сон сбудется? И жалеет ли Брудурин о словах, произнесённых в минуту отчаяния? Но о таком не спросить. И сколько ещё будет ждать Брудурин Эльскура в нежилом доме? Ждать и не открывать дверь?
Мёнгере всё же задремала, поэтому звон колокольчика застал её врасплох. Она вскочила и заозиралась: комната освещалась свечой. Длинные тени, отбрасываемые ею, напоминали чудовищ, готовых в любой момент схватить людей. К стеклу прилипла серая вата, закрывшая небо и звёзды на нём. А возле окна стояла Брудурин и напряжённо всматривалась вдаль, словно что-то можно было увидеть сквозь белёсую хмарь и забор.
Мёнгере чувствовала, что Приш с Глебом тоже бодрствуют. Да и как тут уснуть? Когда такое. Колокольчик звенит надсадно, будто сердце рвётся. А Брудурин мечется, точно танцует странный танец. То подойдёт к двери, то отступит. Как птица со сломанным крылом бьётся и не может найти выход. А потом решилась: отворила дверь и вышла во двор.
Тут-то Мёнгере вскочила и выбежала за ней. Следом – остальные. Все замерли в ожидании: что будет? И словно чудо произошло – туман развеялся, и окружающее стало видно, как на ладони: и двор, поросший травой, и беловолосую девушку, которая шла, не приминая травы. Как зачарованная, Брудурин подошла к воротам и отперла их.
Перед ней возник темный силуэт: кожа восставшего мертвеца была пропитана болотной жижей. Волосы превратились в слипшийся комок. Череп местами обнажился, сквозь истлевшую плоть проступали кости. По сравнению с женихом Брудурин казалась крошечной, Эльскур возвышался над ней на две головы. Он протянул к Брудурин руки, а она отшатнулась в ужасе. Лицо Эльскура перекосилось от ярости и обиды, и в тот же миг он заметил странников.
Мертвец взревел, как дикий зверь, увидевший добычу. Он оттолкнул Брудурин и широкими шагами направился к дому. У Мёнгере внутри всё оборвалось: им с ним не справиться, он намного сильнее. И он уже умер.
– За спину, – велел Глеб, выступая вперед.
Мёнгере охватило отчаяние. Никто с собой даже ножа не захватил. Как же они будут отбиваться? Да и в доме не укрыться, мертвец выломает дверь одним махом.
Звёзды сияли, как рассыпавшиеся бриллианты: величественные и безучастные. И в их холодном свете Мёнгере поняла, что хочет жить.
Глеб развернулся:
– Убегай, мы его задержим.
Мёнгере не решалась: они будут умирать, а она прятаться?
– Пожалуйста, – прошептал Глеб.
И она почти согласилась, но тут Брудурин крикнула:
– Эльскур, подожди!
Она преградила ему путь.
– Я люблю тебя, – произнесла Брудурин.
Мёнгере наблюдала за ними, перестав дышать: Брудурин прижалась к мёртвому жениху. Мёнгере тут же стошнило бы от отвращения, а Брудурин встала на цыпочки, затем осторожно взяла голову Эльскура обеими руками и притянула к себе. И поцеловала.
Всё вспыхнуло, точно кто-то произнес: «Да будет свет». Кожа Эльскура потрескалась и начала клочьями сползать с него. Из неё, как бабочка из куколки, выбрался молодой воин. Несимпатичный, Мёнгере на такого бы и не взглянула. Широкий нос, грубые черты лица, слишком длинные могучие руки. Но Брудурин смотрела на него с такой любовью, что было ясно – для неё это неважно. Эльскур подхватил Брудурин и закружил в воздухе. И она тоже начала перерождаться. Волосы поменяли цвет на медно-рыжий, кожа окрасилась в нежно-персиковый. Зазвенели тысячи колокольчиков, точно приглашая гостей на свадьбу. А после Эльскур и Брудурин исчезли.