единый листик не шелохнётся. А облака как живут? Где захотят – прольются дождём, вспоят нивы жизни, потом – снова к высям. Да, несомненно, в книгах «Поэзия» и «Проза» собрана, в сущности, неплохая литература, есть, думаем, даже шедевры. Очевидно, что составители старались отразить через представленные и тексты, и имена, и судьбы переменчивость эпох, вкусов, пристрастий, вообще развитие человека, в том числе неизбывное влечение художника, в частности художника слова, как подметил Валентин Распутин в очерке «Иркутск с нами»: во всякое время в укреплении жизни ступить вперёд; и здесь же сказано: не допустить упадка – значит подпереть старое новым.
В обеих книгах и встречаем эти разнообразные подпорки, позволяющие развиваться литературе, писателям, творческим артелям. Молодые учились и учатся у более зрелых, именитых авторов; те и другие осваивали и осваивают передовые (может, правильнее – новые) или вечные (но, надеемся, не ветхие) темы, бывали и бывают изобретательны или консервативны в сюжетах, легки или строги в плетениях узоров из слов и образов. Традиция и новаторство (новшество) – в едином потоке Времени и Судьбы. И всё бы оно хорошо, однако нет-нет да призадумаешься: а кто же читатель?
Среди «Автографов писателей» повстречались строки, которые насторожили, обеспокоили:
Я останусь в долгу
у великой российской словесности.
А она этот долг не заметит –
у ней до фига
и долгов, и шелков,
и трагедий, и драм, и безвестности.
Но плывёт сквозь века её флот,
и вдали не видны берега.
Я бы мог, я б хотел
к несказанному или несказанному
небывалое что-то добавить
или скрижаль.
И она позволяет
со словом играть безнаказанно.
Только вот проигравших
ей, в сущности, вовсе не жаль.
Похоже, не в бровь, а в глаз: она позволяет и – кто из нас, литераторов, не знает – ей, в сущности, вовсе не жаль. Действительно, какие из представленных в двух томах текстов будут нужны, кто станет их читателем, ценителем или, если хотите, оценщиком? Чему так и остаться на веки вечные на страницах этих томов, а чему шагнуть на иные страницы-дороги? Для кого обложка сия – уже надгробие, а для кого обе они – два крыла: захочу – взмахну и полечу, а захочу – посижу ещё немножко, силёнок подкапливая?
Но всё же, всё же: надеемся и уповаем – читатели будут, из воздуха ли явятся, как привидения, или время в муках породит их всамделишными. Надеемся и уповаем – найдутся ценители и оценщики. Надеемся и уповаем – оба тома станут территорией – а в чём-то или в ком-то terra incognita – для исследований литературоведов, другого учёного люда, а также лучших друзей писателей – критиков. Неспроста составители сообщили, что издание… адресовано культурологам, исследователям литературы, критикам, студентам-филологам. Подчеркнём – критикам! Несомненно, нужны новые Тендитники и Трушкины, не говорим, затаивая дыхание, – Белинские и Писаревы. Литераторы хотят получить оценку, как прилежный ученик, тянущий руку; они хотят почувствовать свою причастность к жизни России и своими литературными трудами послужить ей, чтобы всем нам – опять-таки! – не допустить упадка.
Впрочем, пока живём – живём, и нечего раскисать! Правильно?
Что же первый том, к которому захотелось присмотреться зорче? Он, собственно, и есть юбилейный, иркутский, он так и называется – «Слово о городе». Составители ясно и однозначно информируют нас в ремарке: в сборник включены произведения иркутских писателей, посвящённые родному городу. Написанные в разные годы, они рассказывают об истории Иркутска, событиях, происходивших в его культурной и общественной жизни, судьбах иркутян. Издание посвящается 350-летию Иркутска. Однако о городе, о самом Иркутске, – маловато; и в первой части, беллетристической, мемуарной, публицистической, – как, помогайте, точнее? – маловато, и во второй, исключительно поэтической, маловато. Везде и маловато, и даже скупо. Обо всём о разном – помаленьку, разношёрстно, порой пёстро и сбивчиво. Довеском тут и там – о непростых путях-перепутьях иркутской литературы, но тех, далёких-далёких, эпох; видимо, к 80-летию писательской организации. А современность? Кто задумывался, исследовал, почему в Иркутске три писательские организации? Когда-то была одна, единая. Что развело людей, что озлобило друг против друга?
В томе незначительное число новых, свежих текстов, рассказов о современной, такой необыкновенной, чертовски интересной своими противоречиями и устремлениями жизни. Нет ни слова о прекрасном фестивале русской духовности и культуры «Сияние России» (или коротенько упомянули? покажите, где), о наших выдающихся земляках – Денисе Мацуеве, Александре Сокурове, Леониде Гайдае, о многих других интересных личностях искусства, литературы, науки, бизнеса, менеджмента. А о деятельности Валентина Распутина, Марка Сергеева, Ростислава Филиппова, Алексея Фатьянова, Анатолия Стрельцова, Михаила Корнева, Галины Солуяновой нельзя было рассказать? Список можно и нужно продолжить – у нас столько замечательных людей! Почти что нет во всём томе историй, о которых ты не слышал раньше, о которых не читал в великолепных изданиях дворянской России или советской эпохи, а также 90-х, 2000-х годов. Не отражены в книге новые исследования по истории города. Или их совсем нет? Также нет ничего нового (или даже совершенно ничего) и о жизни писательских организаций: какие книги издают нынче, о чём спорят, чего опасаются, кого хвалят, кого ругают, вообще – чем дышат.
О старом Иркутске – хотя и хрестоматийно, но однообразно от автора к автору: купцы, меценаты, ссыльные, каторга, произвол властей, острог, сказочные богатства, Кяхта, деревянное зодчество, – назовите ещё темы?
Некоторые статьи напоминают путеводители, рекламные проспекты, лекции, параграфы из школьных учебников.
«Рост интересов сибирского читателя, развитие его вкусов и художественных увлечений были крайне разнохарактерны, они зависели от местных общественно-культурных событий, но в первую очередь тесно связывались с интересами общерусского читателя…» (Гавриил Кунгуров, из книги «Сибирь и литература»).
«Многие годы отданы углубленному изучению историко-литературного процесса в Сибири. В 1970 году была защищена докторская диссертация на тему: «Пути развития литературного движения Сибири (1900–1932 гг.)». За последние два десятилетия опубликовано было несколько книг на ту же тему…» (Василий Трушкин, «Временем проверяя себя»).
Наверное, достаточно цитат: не хотим прослыть занудами, утомить читателей. На страницах тома всевластие прозаичных, в лучшем случае этнографического, учебного, дидактического, рекламного (только что не зазывающего открыто на иркутскую старину, на сибирские изюминки), информационного и бог весть какого ещё толка и окраса текстов абсолютно занудного характера. Составители словно бы сговорились обкормить нас, читателей, этой мертвечиной. Не о городе любимом и живом писано и пропечатано, не о людях, родившихся, радовавшихся, горевавших и умерших в родном городе, не о жизни и судьбе, а – словно бы о музейных экспонатах. Составители перетряхнули архивный, печатный тлен – долго откашливаться нам.
Однако надо быть справедливыми и сказать, что встречаются и добротные, полезные для вдумчивого читателя тексты. Некоторые – будто вскрик, и чувствуешь – жизнью пахнуло, неподдельной горечью. На страницах Франца Таурина – жизнь: движение, противоречия его эпохи, судьбы. Понятно, приукрашивал действительность, неуклонно с обозом писателей следуя методу соцреализма, но видно, что с верой и любовью жил человек, потому и в строках – пульс, жар, порой запальчивость, но благородная, из души вырывается. Симпатична в статье «В минуту поздних сожалений» хозяйственная взыскательность Анатолия Шастина. Видел человек неустройства и несообразности иркутской жизни – писал открыто, и чиновникам напрямки говорил. Стоящий мемуарный материал у Валентины Мариной – «Мой сталинский век». Строгое, человечное, бережное отношение к фактам. «Такие вот картинки прошлой жизни, – итожит автор. – Стоит оглянуться на них. Чтобы лучше понять и оценить сегодняшний день». Несомненно! Чего и ждали от первого тома. Хочется понять: кто и что мы теперь? Куда идём, куда ведём?
Огорчила и озадачила концовка беллетристического раздела. Это длинное интервью, данное в 1990 году, как написано, альманаху «Голос» бывшим редактором альманаха «Ангара» Юрием Самсоновым, о том, как он спасал альманах от нападок и произвола властей в 1965–1967 годах. Несомненно, честь и хвала Юрию Степановичу Самсонову, помним, любим его, но том, позвольте напомнить, посвящён 350-летию великого сибирского города, он так и называется – «Слово о городе», а нам предложен изрядного объёма текст, повествующий о многом и многом, несомненно, важном для нас, но, к сожалению, не о городе. Этот любопытный и достойный материал наверняка вписался бы в книгу, посвящённую истории писательских организаций, издательств, журналистики Иркутска. Или куда-нибудь в серёдочку его, что ли, нужно было поместить.
Если уж так мало современные и не очень современные литераторы рассказывают об Иркутске, может быть, следовало было присмотреться к другим текстам, к другим авторам? Например, можно было дать пару кусков из воспоминаний о жизни Иркутска Николая Салацкого – одного из блестящих градоначальников иркутских советской эпохи («О былом как было»). Наверное, не были бы лишними строки из книги Юрия Ножикова «Я это видел, или Жизнь российского губернатора, рассказанная им самим». Два-три крохотных отрывочка из нашего незабвенного протопопа Аввакума украсили бы том-дом, может быть, его фасад. Помните, как он восхищался природными богатствами нашего края, Ангарой, Байкалом: