а всё то… наделано для человеков, чтоб, успокояся, хвалу Богу воздавал?..
Но – помним, помним ремарку: в сборник включены произведения иркутских писателей, посвящённые родному городу. Хорошо, хорошо, давайте присмотримся к писателям. Разве помешало бы взыскующее публицистическое слово нашего славного поэта Василия Козлова, однажды заметочкой опубликованное в журнале «Сибирь», о надписях-рекламах по городу, об этих нравственных химерах, уродцах, отражающих убожество толпы, обывательскую ретивость некоторого предприимчивого народца («Последний оплот. О языке рекламы», «Сибирь», 2006)? Почему-то – ещё позволим себе пример – не предложены читающей публике материалы добросовестнейшего исторического писателя Сибири Олега Слободчикова. Работая над своими эпопеями («Русь заморская», «Похабовы» и др.), он скопил немало оригинальных, живых сведений об Иркутске, о сибирской старине. Материалы хотя и архивные, отчасти книжные, но свежие, новые, острые. Можно ещё вспомнить пять-шесть забытых составителями знаковых для Прибайкалья писательских, литературных имён, которые сказали своё слово об Иркутске, оставили нам воспоминания о своём родном городе, о своём служении ему, о своей тревоге за него, терзаемого, обделённого.
А сколько интереснейших материалов появилось в последние годы в областных газетах – в нашей доброй старушке «Восточке», в ершистых «Байкальских вестях», в официозно-томной «Областной газете»! И так далее и так далее. Писатели писали! Так куда же смотрели составители тома, почему их тянет исключительно в книгохранилища, к музейным экспонатам?
Но!
«Удивительно и невыразимо чувство родины… Какую светлую радость и какую сладчайшую тоску дарит оно, навещая нас то ли в часы разлуки, то ли в счастливый час проникновенности и отзвука! И человек, который в обычной жизни слышит мало и видит недалеко, волшебным образом получает в этот час предельный слух и зрение, позволяющие ему опускаться в самые заповедные дали, в глухие глубины истории родной земли…»
Да, конечно, это Валентин Распутин, он тоже в первом томе. Возможно, одного его очерка «Иркутск с нами» и десять – двенадцать взыскательно отобранных материалов других авторов, в том числе из тех, что напечатаны в первом томе, и достаточно было бы, чтобы передать наше общее большое чувство к Иркутску: Ты с нами, мы с тобой, наш любимый город! – отметиться перед ним в его нешуточно юбилейную годину, рассказать о давнопрошедшей, но по-прежнему волнующей нас жизни писательского содружества.
Будем надеяться: наступят лучшие времена. И далее, из него же, из Валентина Распутина: но и в худшие, и в лучшие каким-то вседержительным оком, тревожным и внимательным, всматривается Иркутск в нас: какие бы вы ни были, все вы мои… Этим оберегом и вздохнём утешенно: Иркутск с нами.
Конечно, с нами. Просто, но насколько вдохновенно сказано.
«Иркутск. Бег времени. Слово о городе» – название, наверное, хорошее, из Анны Ахматовой. Её книга «Бег времени» была запрещена властями. А начиналась она, позвольте напомнить, такими словами:
Что война, что чума – конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесён.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречён?
А кто во времени? Конечно, люди, люди со своими пристрастиями, делами, устремлениями. Но куда бежим, почему бежим, нередко сами себя погоняя? Произносим слово о городе на бегу, абы как, суматошливо, отмахиваясь от глубокого, взыскательного разбора, от любования, наконец? Некогда подумать, перевести дух и сказать так, как надо?
Несомненно, нужны новые исторические изыскания, нужны новые тексты об Иркутске, тексты, преисполненные реальной, осязаемой, деятельностной жизнью, не академическими, что ли, переживаниями, чтобы бег времени, переменчивость жизни, перемены в ней не становились для нас только ужасом.
Может быть, составителям нужно было попристальнее присмотреться к известной книге «Иркутск. Три века. Страницы жизни» (страницы жизни, – как это важно!), изданной в 1986 году. Помните разделы из неё: «Острог Иркутский ставлю», «От Енисея до Америки», «Опорный град державы», «Двадцатый век ещё лежал в пелёнках», «И мы растём, как вырастает идущий к пристани корабль», «Сибирь стояла под Москвой», «Пришло дыхание второе»? Вспомнили? Насладились? Только одни эти превосходнейшие наименования выявляют великую гордость за родной город, за нашу родовую сибирскую землю, великую любовь к ним. А пересмотрите-ка на досуге тексты из этой книги. Ещё, казалось бы, царствовала воинствующая идеология, однако сколько гордости у составителя – Марка Давидовича Сергеева – за достижения той, стародавней, дворянской Сибири! В разделе «Опорный град державы» он любовно сообщает:
1806. Начата постройка больничного дома на сто кроватей Н.С. Чупаловым, открыт 12 декабря 1807 г.
1807. Издана в Иркутске первая книга.
1808. Российско-Американской компании разрешено учредить заселения свои на о. Сахалин.
1839. В Иркутске открыта первая частная публичная библиотека М.А. Болдаковым.
1843. Начало добычи золота на Ленских приисках.
1849. В Иркутске открыт театр.
1858. 8 мая открыта главная контора Амурской компании.
Разумеется, довольно. Вы почувствовали эпоху?
Конечно, конечно, помним ремарки: издание носит информационно-справочный характер; в сборник включены произведения иркутских писателей, посвящённые родному городу. Правильные пояснения, но – какого действия? И каков итог этого действия?
Поэтический раздел первого тома гораздо удачнее, интереснее. С первых строк, после убийственно длинного, незадачливо угодившего не туда, куда надо было, интервью, наконец-то, оказываешься именно в Иркутске:
Смеркается, и август на исходе,
и близко время, право, золотое…
Настанет осень, съедутся студенты,
и их жилища яркими огнями
закружатся в весёлом хороводе,
даря тепло и жизнь студёной ночи.
А улицей пройти в такую пору –
мелькают лица и не счесть улыбок,
не встреченных до этого, быть может,
но всё ж знакомых, нужных мне, иркутских…
Правильно, спасибо, Геннадий Васильевич: нужных мне, иркутских! Нужных, несомненно, всем нам.
С первых же строк начался, наконец-то, разговор писателей – поэтов – о родном городе.
Прежде всего: в разделе много пейзажной, рисовальной лирики. Много-то оно бы и ничего, да однообразие, однолинейность притупляют восприятие, когда переходишь от поэта к поэту. Словно бы если не скажешь о Байкале, Ангаре, Иркуте, тайге, сосне, кедре, омуле, нерпе, ягодах, диком звере, грибах, покосах, рыбалке, о других бессчётных приметах нашей любимицы Сибири, тешащего наши сердца сибирского житья-бытья, то про Иркутск, про Сибирь будет непонятно, неполно, неубедительно, – так, что ли? Мало в стихах людей, судеб, событий, в том числе исторических, в особенности современных. Мало, очень, очень мало самого его, юбиляра нашего славного. Не вдохновляет город? Понимаем, понимаем: пишу, чем живу. Но ежели, милостивые государи и государыни, снаряжаем стихотворчеством юбилейный том, то давайте не забывать о виновнике торжества. Для других стихов – другие книги и сборники. Верно? Заявлено же: включаем в том… произведения… посвящённые родному городу. Или слово посвящённые нужно растолковывать?
Но Иркутск, слава Богу, всё же прозвучал. Конечно, прозвучал. Порой великолепно, искристо, полнозвучно. Ведь 80 славных наших поэтов населили первый том-дом. И по швам сие поэтическое общежитие, кажется, не затрещало, как-то выстояло.
Где-то, простосердечно принимая жизнь и Судьбу, слово об Иркутске прозвучало неподражаемо торжественно, звонко:
Здравствуй, улица Большая!
По тебе шагаю я.
Светит, сердце утишая,
Церковь Спасская моя.
Кружится снег над белым городом,
Над суетою городской.
Ангарский мост пушистым воротом
Висит над зимнею рекой.
Вижу Тихвинскую площадь,
Вижу строгий Белый дом.
Каждый камушек на ощупь
Знаю в городе моём…
А где-то, разгребая – подчас бесцельно, но самозабвенно, – каменья канунов и канонов, поэтам пропелось поистине минорно и скорбно:
Мой грустный город, мы одной породы:
ты мой отец, а я – твой грустный сын.
Цветут картофельные огороды,
льнёт к площадям бензиновая синь…
Я перерос твои дома и трубы,
но, о полынной не забыв пыльце,
на грязь дворов молящиеся губы
неугасимо рдеют на лице.
…Мне ни за что не есть чужого хлеба:
уйдя совсем, я сразу же вернусь
и на твоё задымленное небо,
как старовер на скит, перекрещусь.
Вот видите как оно: есть же что сказать и пропеть о родном городе современному литератору-трубадуру!
Но давайте серьёзно: Иркутск – наша судьба. Наша беда и выручка. Он плохой и хороший. Он отец нам и отчим. Он пьяный и трезвый. Он умный и глупый. Он золотой и серый. Он скромный и беспардонный. Он святой и грешный. Мы его любим и клянём. Несомненно, Иркутск удивительно живой город, очеловеченный в нашем восприятии. Его подчас разящие противоречия и несообразности, но и устойные, вековые добродетели и достижения замысловато перевиваются, огорчая или радуя, озадачивая или окрыляя, отталкивая или же привлекая:
Да, не всякий вспомнит русский,
За что Господу хвала.