Яблоневый сад — страница 42 из 57

(2010)

Чудеса без конца

Книги нашего детства с нами навсегда. Мы выросли, но помним о наших книжках – лучших – не предадут, это точно! – друзьях нашего детства. Потом эти же книжки читаем нашим подрастающим детям, внукам, соседской детворе. И они непременно подхватят эстафету любви к художественному слову, к чтению, как и мы когда-то. Если хотите, то через детские книжки растёт и развивается, духовно и интеллектуально, не только отдельный человек, но и нация, страна, а то и планета вся.

Слова «чудеса без конца» – очень верные и ёмкие слова о детстве, о той поре жизни, когда с открытым сердцем ждёшь сказки, чуда. И сказки, и старые, и новые, непременно посещают нас, и чудеса случаются, как в сказках, так и в жизни самой. Случаются чудеса внешне простые, становящиеся привычными: ночь, к примеру, сменяется днём, явь – сновидением, дождь – солнцем, грусть – весельем, – разве не чудеса жизни нашей? А случаются чудеса невероятные: собака неожиданно скажет тебе: «Привет!», гадкий утёнок превратится в прекрасного лебедя, ты произнесёшь одно из волшебных слов, такое, к примеру, как «Прости», – и тебе непременно улыбнутся в ответ, и в твоей душе расцветут самые прекрасные цветы. Поистине, нескончаемы круговороты чудес, с которыми маленький человек встречается и в жизни, и в сказках.

«Чудеса без конца», – сказала о детстве писательница из Рязани Любовь Кантаржи, назвав так свою сказку-повесть, предложенную российским детям года два назад издательством «Зёрна-Слово». А в своей новой повести, «Приключения Крылатика и Крапинки в Сказочном лесу», идейно и сюжетно продолжила рассказ о чудесах без конца. Маленькие герои этого увлекательного повествования ныряют из одного мира в другой: из своего дома – в сказку, в Сказочный лес. Приключений много, они рассыпаются перед нами красочными фейерверками – автор находчива, обладает несомненным даром рассказчика, придумщицы. Но сюжетный блеск со страниц этой повести, полагаем, не ослепляет – и в прямом и в переносном смысле слова – душу ребёнка, не забивает его интеллект всевозможной красочной, пёстрой словесной сорностью, к чему, к сожалению, так склонна современная массовая детская литература и ещё более массовая и завоевательная мультипликация, кажется, ставя перед собой цель, довольно убогую по своей сути, – прежде всего развлекать, потешать наших подрастающих чад. А то, что они способны к серьёзным размышлениям и чувствованиям, – пренебрегается подчас напрочь, как какой-то смертный грех, порок, изъян. Детский писатель Любовь Кантаржи – чрезвычайно ответственный человек: чувствуешь в подтекстах её произведений, что она всегда настороже, что она переживает, заботится, как мама или бабушка, о своих юных читателях: что с душой ребёнка происходит? Не наврежу ли я ему чем-нибудь невзначай? Не уведу ли от вопросов жизни в банальность развлекаловки, а значит, – в бездну пустоты, праздности, греховности?

Приключения, приключения от страницы к странице; однако в какой-то момент этих всевозможных забав её юный герой неожиданно задумается: «Вовсе не обязательно слушаться тех, кто громче всех кричит! Нужно просто научиться делать правильный выбор, хотя порой это бывает совсем не легко». И мы, взрослые и дети, вослед о том же задумываемся вместе с её прозревающим героем. Нам, взрослым, незаметно и деликатно как бы предложено: поговори с ребёнком о прочитанном, направь его, станьте оба соавторами писателя. И таких предложений немало в повести. Одно из них, как Крапинка попадает туда, где ей становится неприятно, неуютно, но ради приличия нужно притворяться, терпеть. Однако – как вспышка в юном сознании: «Ты никому ничего здесь не должна! Слушай своё сердце

Воистину слушай своё сердце, человек, в каком бы возрасте ты ни пребывал!

Героиня попадает туда, где властвует пустая жизнь, лживые привычки. «Зачем всё это?» – спросила Крапинка одного из тех, кто бесцельно проводит время своей жизни. «Тот пожал плечами и ответил: «Классно помогает убить время». Убить время? Но для чего? Крапинке, наоборот, всегда было жаль потерянного времени! «Убивать время – значит, уничтожать собственную жизнь», – всплыли в её памяти услышанные когда-то слова».

Наши слова и поступки, конечно же, всплывают в духовной и интеллектуальной памяти наших детей, ведут их по жизни, хотя нас, возможно, уже нет в этом мире. А художественное слово? Каковского заряда оно бывает?! О-го-го!

Но вернёмся к повести. В минуты гордыни, кичливости, порой захватывающей, словно бы в плен, наше сердце, сколь важно вовремя очувствоваться и сказать себе, как сказала наша славная, но слегка заблудившаяся нравственно Крапинка: «Осторожнее, девочка!.. Не стоит так хвастаться и гордиться своими успехами!» И далее в повести – по нарастающей, полегонечку подтягивая юного читателя к важным для него выводам и поступкам: «Так кто же здесь бесчувственное создание?» – промелькнула в голове беспощадная мысль. Она словно очнулась от дурного сна. Опрокинув стул, Крапинка кинулась к брату, прижала его к себе…»

Разъединённые вихревыми событиями сказки и яви брат и сестра снова вместе. И прежде всего – сердцами вместе, познав в приключениях и треволнениях нравственные законы реальной жизни.

Сюжет повести построен весьма примечательно: события в книжной, как бы, что ли, придуманной, сказочной реальности – ну, придумываем же мы для себя иногда что-то, прячась от острых вопросов жизни в воздушных замках! – вернули наших юных героев в мир – подыскиваем наиболее верное слово! – реальной реальности, в котором предстоит жить по нравственным законам, которые мы поначалу отвергаем, притворяемся, что нет их, а теперь они стали твоими, органичными лично для тебя. И этот сложный, местами перепутанный переход автором обставлен драматургически блестяще. В повести действует один примечательный герой – книга-сказка, из которой дети как бы вырастают, прежде всего духовно: «Книга на полу начала расти. Она росла, росла… И вот уже не картинка, а комната – настоящая, в их собственном домике, вырастала перед ними, и тётя Люба с улыбкой протягивала к ним руки!» Эта тётя Люба, думается, символически являет собой нравственный закон жизни, который в перипетиях приключений вызрел в сердцах наших юных героев. Этот закон состоит не из слов – он в чувствах и ощущениях ребёнка. Слова больше всего потребны, когда приспело что-то кому-то доказать, или когда невозможно молчать. Словами своё сердце не уговоришь! Но если всё же невмочь без слов, то как утаенным подтекстом проходит в повести: обратитесь за уточнениями к заповедям Христовым.

Несомненно, что повести Любови Кантаржи нужны детям: её герои на тридцати – сорока страницах растут прямо на наших глазах, при этом в невероятно захватывающем и душепользительном действии. Растут и духовно, и интеллектуально. А значит, помогают и нашим детям, вместе с другими героями хороших, просеянных временем книжек русской и мировой литературы, потихоньку и слаженно дорастать до нравственного закона человеческого общежития.

Только и остаётся пожелать: долгая лета вам, добрые книжки нашего детства!

(2016)

Я – исторический ученик

Я – ученик учителя истории Александра Васильевича Емельянова. Он с пятого по десятый класс (1971–1977, Ангарск) неустанно, но предельно деликатно напоминал нам: «Вы у меня – исторические ученики». Он ушёл от нас год назад. Мы помним о нём и грустим; но грусть наша светла, потому что Александр Васильевич – это наше детство и юность.

В неожиданное, в чём-то, возможно, дерзкое понятие исторический ученик он вкладывал чрезвычайно важный для развития и образования детей смысл. Иногда перед началом урока он сообщал:

– Мы, дети, сейчас вместе войдём в историю, будем её деятельными участниками, пропустим эпохальные события и свершения через свою душу и разум…


Да, он приглашал нас в историю и делал всё возможное и, наверное, невозможное, чтобы мы прочувствовали события и факты, произошедшие на других континентах, в дальних странах, донёсшиеся до нас из древних времён и эпох. Его уроки были захватывающим театральным действом, на них происходили поистине чудодейственные превращения. Мы на сорок пять минут забывали, где на самом деле находимся, превращаясь в участников исторических событий.

Помнится, в течение одного урока Александр Васильевич мог преобразиться в диаметрально противоположные друг другу личности: то он крестьянин, то властелин, то он богоподобный герой из мифологии, то взывающий к богам растерянный обыватель, то пиит, то каменотёс, – он бывал потрясающе многолик, чертовски интересен. Читая текст указа какого-нибудь императора (непременно в свитке!) – он величав, царствен, неприступен; рассказывая о битвах – его глаза воспламенялись, он становился энергичен, подвижен, будто угодил в пекло боя. А другой раз – он неожиданно опечаливался, грустнел, потому что начинал повествование о человеческих страданиях, потерях, разочарованиях.

Нам предлагал разыгрывать сценки, читать вслух монологи, истолковывать и даже моделировать исторические события, перипетии. И мы бывали полководцами, царями, сенаторами, воинами – на каждом уроке новые, порой неожиданные, невероятные роли, которые мы исполняли вместе с Александром Васильевичем, в творческом общении постигая судьбы человечества, народов, отдельных вершителей, деятелей. Собственно, можно смело сказать, что мы не только изучали историю, а – творили её на уроке вместе с учителем, превращаясь в исторические личности, вживаясь в невероятные для себя обстоятельства и коллизии.

Мы гордились и гордимся, что были и остаёмся его историческими учениками.

Своим педагогическим дарованием он исподволь подводил нас, своих исторических учеников, к самостоятельным ответам о смысле бытия, о назначении человека, о совести, о чести, о любви и зле, о войне и мире – обо всём том, что сотворяет человеческое в человеке, помогает нам жить развиваясь, становиться нормальными, хорошими людьми.