[1], —
прошептал Мэтью строки забытого поэта, чей день догорел много лет назад, но чьи стихи пилот бережно хранил в памяти.
— Что вы говорите, Мэтью? Вечер близко? — голос капитана неожиданно ворвался в сладкие грезы. — Вас плохо слышно.
— Ничего, кэп, ничего. Давайте за дело, скоро стемнеет.
Александр Лычёв. Щит Марса. Копье Марса
— Нет, не может быть! — прошипела Зухра, впившись взглядом в экран сканера. Увы — ошибки не было: на поверхности Марса однозначно находились люди.
— Зу, спокойно! Это наверняка не по нашей части, — хотелось бы мне и самому в это верить. Потому как если нет, то проблемы у нас только начинаются. Хотя, конечно, что за проблемы? Есть ли в Солярии хоть один человек, от исследователей солнечной короны на Меркурии до членов экспедиции к Седне, который бы не знал, что сегодня планируется на Марсе? Нет, таких людей не существует — за исключением не способных осознавать происходящее по слишком юному возрасту или по наличию глубоких проблем психиатрического характера. Раз так, то любой, кто оказался сейчас на планете, попал туда добровольно и сам должен нести за это ответственность. Об этом маршал Егоров, ответственный за данную часть марсианского проекта, говорил много — много — раз. Ему можно верить: в Войну он пообещал взять Альпийскую Цитадель — и взял, между прочим.
Все колонисты тоже покинули поверхность — это проверено. Копье Марса — орбитальный лифт — уже отстыковано от основания и после окончания активной фазы проекта пристыкуется вновь. Если основание устоит, понятно. Ну, не устоит — новое построим.
Так, может, ну их к черту тогда? Некоторые группы протестующих — полоумные экологисты, какие-то религиозные фанатики — обещали сделать все возможное, чтобы проект сорвался, и от них как раз можно ожидать чего угодно, в том числе — прорыва на планету, чтобы стать «живым щитом»… Но Егоров сказал, что плевать он хотел на эти щиты, его волнует только «Щит Марса»: а осознанное самоубийство разрешено, согласно закону двадцать девятого года об эвтаназии. И как тут ему не поверить?
А раз так, то это могут оказаться и не экстремисты. А просто какая-нибудь нелепая случайность…
Похоже, Зухра пришла к таким же выводам. И ответила на вызов.
— Не может быть, чтобы мы тоже были когда-то такими идиотами?!! — спрашивала потом Зу.
Ну да. Мы, конечно, были еще бо́льшими идиотами в их возрасте. Кроме нее одной, разумеется. Хотя…
…Последний день пребывания на Марсе в летней школе! Потом две недели пути домой — и каникулы кончились… Конечно, летняя школа — далеко не отдых, но кто из фанатов космоса упустит такую возможность? Между прочим, пришлось еще и на всесоюзной Олимпиаде в число призеров войти, чтобы попасть сюда!
Буквально все поначалу вызывало восторг: и марсианское притяжение, и цвет неба, меняющийся от фиолетового до красного в зависимости от времени суток и погоды, и купола баз… Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, увы. Осталось только одно — Зарница. По сути та же Олимпиада, но действовать надо не только мозгами. Тем лучше! Кто же в четырнадцать лет от такого откажется…
Задание выглядело простым: подсветить лазером (приборы выдали всем) Деймос. Всего-навсего. Казалось бы — чего сложного? Попасть в него — не намного сложнее, чем с Земли — в Луну. Но… Попасть надо снизу, когда Дейм в зените или почти в зените. И выигрывает только тот, кто сделает это первым. А Деймос — вот именно сейчас — на обратной стороне планеты. И там — как назло — Великая Пылевая буря. Значит, светить надо из-за пределов атмосферы. Можно, конечно, и подождать — буря уляжется, а Деймос и сюда, в Богданов, придет — никуда не денется. Но первым при таком подходе станешь едва ли.
…Мы сразу пошли на снижение — времени миндальничать не было. Какое счастье, что самая жесткая посадка из всех, какие реально возможны на Марсе, не дотягивает и до пяти «же».
— Так, значит, они решили в «блинчики» поиграть? — на выражение лица Зу было страшно смотреть.
Угу. А чего это ты так нервничаешь, дорогая?
— Ну да. Такое парение на границе атмосферы… От плотных слоев их аппарат должен был отскочить, как плоский камень от поверхности воды. Раньше такой метод использовали при посадке грузов из Пояса на Землю — пока в этом еще была нужда…
Зу, на миг отвлекшись от управления челноком, метнула ледяной взгляд, и я замолчал на полуслове: уж, надо думать, физику процесса она знает не хуже меня.
— Но расчет оказался неверным — шлепнулись на поверхность. Родители на астероидах пашут, дети — сама понимаешь…
Последовал еще один мрачный взгляд.
…Конечно, на летней школе все победители профильных олимпиад и конкурсов, в том числе международных. Но среди любых звезд найдутся и свои сверхновые. Голубоглазая темноволосая Зухра, нахальством способная посрамить мальчишек на пару лет старше, а умом — чего уж тут скрывать — и кое-кого из преподавателей, не могла не оказаться в центре внимания. Вот просто — никак не могла! И эта копна волос, и полуулыбка, которой позавидовала бы Джоконда, и, главное, эти глаза, в которых легко читались одновременно бездонная самоуверенность и снисходительность к окружающим, и притом — искренняя веселость и доброжелательность… До сих пор не понимаю, как это все может сочетаться в одном человеке! В общем, вся мальчишечья часть летней школы даже не знала, чего им хочется больше: то ли победить, чтобы заслужить заинтересованный взгляд леди Зу, то ли одолеть наконец ее саму — в других-то конкурсах именно она с унылым однообразием и побеждала.
Всему персоналу марсианских баз, конечно, дали распоряжение оказывать школьникам содействие — в разумных пределах, понятно (впрочем, у них такое повторяется каждый год — привыкли уже). В течение ближайших нескольких часов нам было разрешено практически что угодно. Можно сесть на любой челнок или грузовик, самолет, наземный транспортер, орбитальный лифт… Вот именно Копьем и пожелала воспользоваться Зухра.
…Сели мы в пяти километрах от ребят. Их трое. Значит, взлететь вместе с ними уже не сможем: топлива на разгон не хватит. А чтобы упасть сюда за ними — и нами — с более высокой орбиты, не хватит уже времени. Связь со спасателями мы заблаговременно отключили: помочь нам сейчас все равно никто не в состоянии, а парить мозги выражением моральной поддержки они могут и друг другу. Ладно, придумаем что-нибудь… Уж Зу — точно придумает! Я знаю…
…Логично: орбитальный лифт, радикально перестроенный всего год назад, позволял подняться на стационарную орбиту за несколько часов. Вот на космовокзал мы и пришли. Вернее, пришла Зухра, а остальные — как бы просто так, случайно двинулись в том же направлении. Я? Ну да, и я тоже — как все (ну, не все, но третья часть мальчишек точно была тут). Что я — железный, что ли? Вот было бы смешно, если б Зу вовсе отказалась от соревнования, просто чтобы натянуть нос тем, кто внаглую топал за ней. С нее сталось бы…
В принципе по моим расчетам тоже выходило, что самая выгодная стратегия — подняться по Копью повыше, в район стационарной орбиты, где спутники можно «брать руками», и просто шагнуть в скафе за борт: уйти в самостоятельный полет, да еще придать себе какой-то — пусть небольшой — дополнительный импульс. Даже слабый толчок, направленный против орбитального движения, снизил бы орбиту, автоматически увеличив скорость. Тогда ты слегка — самую малость, — но обгонишь тех, кто с лифта спрыгивать не станет и просто дождется, пока Копье относительно Деймоса займет нужное положение.
…Мы встретили банду малолетних правонарушителей на полдороге к месту их посадки — или падения. Парень, похоже, сломал ногу, и теперь две спутницы попеременно несли его на руках — благо, марсианская гравитация это вполне позволяет. Да, скорее из взглядов, чем из разговоров ситуация прояснилась — шерше ля фам наоборот, не силен я во французском. Сажала их кораблик, собственно, одна из девиц, голубоглазая темненькая шатенка. Кого же она мне напоминает — Зу, как ты думаешь?..
Надо же, девушка — с характером: от моей помощи отказалась, парня посадила себе на загривок — руки, похоже, уже устали. Вторая девчонка, видимо, совсем выдохлась.
— Как звать-то? — спросила Зухра упрямицу своим фирменным тоном — снисходительным и поощряющим одновременно. Правильно: еще найдется, кому им выволочку устроить, а ссориться в нашей ситуации — последнее дело. Пока не сядем в челнок, по крайней мере.
— Элизия, — пропыхтела мадемуазель. Местная уроженка, значит: среди колонистов как раз популярны имена, связанные с ареографией. — Мы из Ада… Из Илиона, — поправилась она. Действительно — марсианка: Илион — это в Элладской впадине, ближе к южному полюсу, которую местные Адом прозвали (по-английски — созвучно получается). Там еще и гейзеры иногда прорываются, для рожденных на Марсе — та еще диковинка.
…Кажется, Зу готовилась сделать именно это! Она — и все сопровождающие, понятно, куда ж без нас — расселись в креслах на платформе. Это была прогулочная кабина: останавливалась через каждые сто — пятьсот километров, а при желании можно было даже выйти наружу: постоять, на космос полюбоваться. Уже за пределами атмосферы, разумеется.
Зухра со спокойной иронией посматривала на нас, но ничего не говорила. Потом вышла на внешнюю площадку — и позвала всех за собой. Типа, раз уж все равно вы здесь, будем знакомы. Зрелище рыжеватой громады Марса, как раз только что переставшей восприниматься как однозначный «низ», могло заворожить кого угодно… Кроме нас: у нас была своя Венера. Как Зу мне потом объяснила, ее имя на арабском обозначает как раз Венеру — планету, Утреннюю Звезду…