Похоже, моя пламенная речь повергла владыку в ужас.
– Но она же твоя сестра… – едва вымолвил он.
Что! Это она-то – моя сестра?! С чего он взял?! Да, когда-то у меня и впрямь была сестра! И я каждый день молю Бога, чтобы она нашлась! Но если бы я узнал, что моя сестра стала такой, как эта Пелагия, то с негодованием отверг бы это родство. Лучше бы она умерла, сгнила заживо, провалилась сквозь землю! Что общего между Христом и велиаром, между верным и грешником?![57] Иметь такую сестру – позор для христианина!
– Ты сказал… – произнес владыка Нонн, с жалостью глядя на меня.
Спустя несколько дней патриарх отпустил нас по домам. И мы с владыкой Нонном вернулись в Илиополь. Постепенно я забыл о тех искушениях, что постигли нас в Антиохии. Тем более что с тех времен прошло уже три года. Вдобавок раздумывать о прошлом было и некогда: здоровье владыки Нонна слабело[58], и он поручил мне большую часть дел по епархии, а сам большую часть дня и ночи проводил в молитве. Вот только почему-то он не спешил рукоположить меня во священника. Не говоря уже о том, чтобы назначить меня своим преемником на Илиопольской кафедре… Но почему владыка Нонн медлит? Ведь, похоже, смерть его не за горами – за плечами? Где он найдет себе более достойного преемника, чем я? Или он мстит мне за ту давнюю выходку? Хотя я в тот же вечер, выполняя заповедь святого апостола Павла, на коленях молил епископа простить меня[59]:
– Я не держу на тебя зла, чадо, – сказал он. – Бог… и твоя сестра да простят тебя.
Выходит, тогда мой владыка сказал неправду. Он простил меня лишь на словах, а сам затаил на меня злобу. А всему виной – та блудница, из-за которой в одночасье пришел конец нашему мирному житию. Покарай ее Господь за это! Впрочем, она наверняка уже умерла лютой смертью нераскаянной грешницы и теперь мучается в аду. Что ж, по делам ей и мука!
В те дни мне пришло на ум посетить Святую землю. Должен же я наконец воочию увидеть места, которые Спаситель освятил Своими пречистыми стопами! Разве благочестивый человек не обязан хоть раз, да побывать там? Вдобавок за время моего отсутствия владыка Нонн убедится, какой я незаменимый помощник. И, Бог даст, сменит гнев на милость…
Надо сказать, что епископ не стал отговаривать или удерживать меня:
– Что ж, Иаков, твое желание похвально. Отправляйся с Богом!
Но когда я уже выходил из его покоев, он окликнул меня:
– Постой, брат Иаков! Я хочу кое о чем попросить тебя. Поищи-ка ты в тех краях монаха Пелагия. И если найдешь, то посети его. Это пойдет тебе на пользу душевную. А теперь ступай!
О том, что я видел в Святой земле, рассказывать не стану. Это вам стоит увидеть самим.
Что до монаха Пелагия, то едва я справился о нем у одного из прихожан храма Гроба Господня, как тотчас услышал:
– Как же не знать отца Пелагия? Его келья – на Масличной горе, где молился Спаситель[60]. Строжайшей жизни старец и молитвенник великий. Правда, сам я его никогда не видел, потому что он живет в затворе. Только от людей слышал, будто он нездешний, пришел сюда года три назад, а откуда – Бог весть. Сходи к нему, отче, непременно сходи – великую пользу для души получишь! Такие подвижники, как он, – свет нам, мирянам! Да что там – всему миру!
Добравшись до кельи Пелагия, я застыл в недоумении. Где же тут дверь? Со всех сторон – сплошные стены. И лишь в одной из них – крохотное окошко, наглухо закрытое ставней…
Я прочел молитву и постучал в ставню. Окошко открылось.
Где я уже видел эти глаза, голубые, как летнее небо? Впрочем, откуда я мог их видеть прежде? Говорят, у паломников в Святой земле часто бывают всевозможные наваждения и искушения. Как видно, подобное сейчас творится и со мной. Нет, мне незнаком этот изможденный, безбородый затворник… похоже, он евнух. Но какую же силу веры надо иметь, чтобы понести подвиг, который принял на себя этот раб Божий!
Лицо затворника было полузакрыто монашеским куколем. Однако я чувствовал на себе его внимательный взгляд. Мне было не по себе. Казалось, этот Пелагий читает мои мысли… даже те, которые я желал бы утаить в сокровенных глубинах своего сердца…
– Почтенный брат мой… – наконец произнес затворник. – Не ты ли служишь у епископа Нонна Илиопольского?
«Не ты ли слуга того приезжего епископа?» – отчего-то пришли мне на ум слова Пелагии. Как я тогда был возмущен тем, что блудница приняла меня за слугу! Однако затворнику на тот же самый вопрос я ответил с величайшим почтением:
– Да, досточтимый отче. Я и впрямь у него служу.
– Пусть он помолится за меня, – промолвил Пелагий. – Ведь твой владыка – апостол Господень.
Немного помолчав, он добавил:
– Молись за меня и ты, почтенный брат мой.
Как я хотел услышать от затворника еще хотя бы словечко! Однако он не сподобил меня этой чести. И, захлопнув окошко своей кельи, принялся петь псалмы. Так что мне оставалось лишь отправиться восвояси, сожалея о том, что беседа с Пелагием оказалась столь краткой.
Весь оставшийся день я обходил местные обители, брал благословение у тамошних отцов. И куда бы я ни пришел, везде мне с восхищением, с почтением, с изумлением рассказывали о подвижнике Пелагии с Масличной горы. Похоже, его здесь почитали за святого. Впрочем, вполне заслуженно. Нет, мне все-таки надо вернуться к нему и попросить его сказать мне что-нибудь на пользу душевную. Я сохраню слова этого угодника Божия в своем сердце как сокровище и буду помнить их всю жизнь.
На другой день я снова поднялся на Елеонскую гору. Однако напрасно я стучал в окошко кельи затворника, напрасно умолял ответить мне – изнутри не донеслось ни звука. Я ушел ни с чем, теряясь в раздумьях, отчего Пелагий не удостоил меня хотя бы словом. Или этот великий подвижник счел недостойной для себя беседу с простым дьяконом? Пожалуй, что так…. И все же я не вернусь в Илиополь, пока не получу от него душеполезное наставление! Ведь я нуждаюсь в нем, как умирающий от жажды – в чаше воды!
Утром следующего дня я опять пришел к келье Пелагия, моля Господа, чтобы хоть на сей раз Он дал мне побеседовать с затворником. Но оконце его кельи опять было закрыто наглухо. Я приник ухом к ставне, прислушался. В келье царила мертвая тишина. Что случилось? Может быть, затворник по своему смирению решил избежать славы от людей и покинул эти края? Или он… умер? Нет! Только не это! Как же я теперь получу от него наставление?!
Объятый страхом, я попытался найти в ставне хоть крохотную щель и заглянуть внутрь кельи. Напрасно! Тогда я надавил на ставню… потом еще сильней… Окошко распахнулось, и я увидел, что затворник лежит ничком на полу своей кельи. Приглядевшись, я понял: он мертв. Тогда я со всех ног побежал в город, чтобы возвестить всем: затворник Пелагий отошел ко Господу.
Эта весть немедленно разнеслась по всему Иерусалиму и его окрестностям. Дали знать даже самому Иерусалимскому патриарху. Вслед за тем на Елеонскую гору поспешили иноки из городских и пригородных монастырей. Их вел я.
Мы выломали дверь кельи Пелагия. Я первым вошел туда, поднял с земли бездыханное тело затворника и вынес его наружу. В этот миг монашеский куколь спал с головы усопшего, и я увидел его волосы. Вероятно, когда-то они имели золотистый цвет. Но эти волосы были не мужскими, а женскими. Выходит, затворник Пелагий на самом деле был женщиной? Неужели?
Когда иноки обряжали и умащали миром тело усопшего затворника, моя догадка подтвердилась.
– Так это женщина?! – изумились монахи. – Вот это чудо! Слава Господу за то, что у Него так много сокровенных подвижников – не только мужей, но и жен!
Известие об этом новом чуде облетело весь Иерусалим. А тем временем на Елеонскую гору шли все новые и новые люди, чтобы почтить память новопреставленной подвижницы, рабы Божией Пелагии. Кого там только не было: монахи и монахини, миряне и священнослужители, и даже сам патриарх! Казалось, в тот час на Масличной горе собрался весь Иерусалим. Тело Пелагии с великим почетом и благоговением уложили на погребальное ложе и под пение псалмов и молитв понесли, чтобы похоронить в честном и святом месте. Лишь я стоял возле опустевшей кельи почившей затворницы, не смея присоединиться к погребальному шествию. Я стоял молча. Хотя из сердца моего рвался отчаянный безмолвный крик:
– Пелагия! Сестра моя! Пелагия!
Потому что когда я поднимал с земли ее тело, в мои руки, сорвавшись с ветхого шейного шнурка, скользнула маленькая деревянная рыбка. И несмотря на то что она потемнела от времени и пота, я смог прочитать выцарапанное на ней имя – Иаков. Свое имя.
Как я мечтал найти сестру, с которой нас разлучили злые люди! И Господь дал нам встретиться вновь. Только тогда, в Антиохии, я не узнал Пелагию. Потому что ненависть и презрение ослепили меня. Я видел в ней всего лишь презренную блудницу, не догадываясь о том, что передо мной – моя утраченная сестра. Горе мне! Я хотел получить от затворника Пелагия душеполезное наставление, которым бы руководствовался всю свою жизнь. И вот оно: моя сестра, очистившись крещением и покаянными подвигами, вознеслась в райские обители, словно белая голубка, взмывшая в небесную высь. А на мою долю остались лишь запоздалые слезы раскаяния. Ведь в свое время я отрекся от своей сестры-блудницы! Но что мне делать теперь – недостойному брату святой угодницы Божией?!
Жизнь и смерть святителя Никодима[61]
Вот мы с вами снова вместе встречаем Рождество. А после него, почти до самого праздника Крещения Господня, будем праздновать святые дни – святки. Конечно, жаль, что нам, покинувшим Россию давным-давно, в страшные дни Гражданской войны, уже никогда не доведется отметить Рождество на родине. И все-таки радостно, что даже здесь, на чужбине, в старинном немецком городе под названием Мюнхен, мы встречаем его под сводами православного собора и слышим слова рождественских песнопений на том самом языке, на котором их сейчас поют в России. Ведь сейчас вся Россия празднует святые дни Рождества – наконец-то тамошний народ, не таясь, может славить Господа, пришедшего в мир. И это после того, как почти семьдесят лет там продолжались гонения на православную веру. Сколько людей приняло тогда мученическую смерть за Христа! Об одном из них, священномученике Никодиме, епископе Белгородском