– А он откуда? – полюбопытствовал я.
– Откуда? Из нашей же Курской епархии. Бывший викарный епископ Рыльский. А родом он с Севера, из Архангельской губернии. Интересно, каков окажется? Небось строгий… Говорят, он до того, как епископом стать, в нескольких семинариях ректором был, а там без строгости нельзя. А ну как он и нас стро´жить начнет? Да ладно, время покажет. Давай-ка одевайся поскорее, а то, не дай Бог, на службу опоздаем.
Когда мы добрались до Свято-Троицкого собора, вокруг уже толпился народ. Казалось, сюда сошелся, сбежался, съехался весь Белгород. Еще бы! Ведь не каждый день в город приезжает новый епископ!
Протискиваясь вслед за отцом сквозь толпу, я слышал обрывки разговоров, которые вели между собой горожане:
– А какой он из себя? Молодой или старый? – спрашивала какая-то женщина.
– Да зачем тебе это знать? – ответил ей густой мужской басок. – Ты лучше его книжки почитай.
– А про что же он пишет-то?
– Про подвижников. И про тех, которые уже прославлены, как наш святитель Иоасаф, и про тех, кто еще не прославлен. Между прочим, я одну его книжку в соборной лавке неделю назад видел. Называется «Жизнеописания подвижников благочестия XVIII–XIX веков»[72]. Толстая такая, надолго читать хватит. Это тебе не какая-нибудь там пустая «Пещера Лейхтвейса», а божественная книга, душеполезная! Вот купи ее, да и почитай…
– Охти! А я-то и не знала! А вдруг ее уже раскупили? Вот беда-то!
– Да ладно, не охай! Я тебе дам почитать другую книжку нашего владыки. Называется «Архангельский патерик». Мне ее кум из столицы привез. Там и про соловецких святых написано, и про праведного отрока Артемия Веркольского. Только смотри, верни обратно!
– А правду говорят, будто он только что к нам приехал? И уже служить будет! Экой молитвенный!
– Еще бы нет! А нашего святителя Иоасафа, говорят, так почитает, так почитает…
Наконец мы с отцом вошли в собор. Он тоже был полон народа. Однако отец Илия был тут как тут. Он цепко ухватил меня за локоть и потащил в свой уголок:
– Иди сюда, Асафушка! Мы с тобой маленькие, нам тут обоим места хватит. В тесноте, да не в обиде…
Втайне сердясь на отца Илию за то, что он обращается со мной как с маленьким, я все-таки встал рядом с ним. Надо сказать, что его уголок был весьма укромным. Однако оттуда я мог видеть только спины стоявших передо мной богомольцев. А мне так хотелось хоть одним глазком взглянуть на нового епископа!
Но тут я заметил скамеечку, на которой имел обыкновение сидеть отец Илия, наблюдая за порядком в храме. Конечно, она была маленькой и шаткой. Однако на безрыбье и рак рыба: я вскарабкался на нее, приподнялся на цыпочки… и чуть не свалился на отца Илию. Потому что узнал в стоящем на амвоне епископе того самого архимандрита Никодима, которого несколько лет тому назад уже видел в этом храме. Значит, теперь он будет нашим епископом!
От волнения я не слушал, что он говорил. Кроме одной, самой последней фразы:
– Принес я вам с далекого и холодного Севера сердце любящего отца[73].
Слезы хлынули у меня из глаза. Еще миг, и я заплакал бы, как вдруг…
– Лицемер! – злобно прошипел кто-то совсем рядом. Я обернулся и увидел высокого плечистого семинариста со шрамом на левой щеке. Прикусив тонкую губу, с искаженным от ненависти лицом он не отрываясь смотрел на владыку Никодима…
4. Я встречаюсь с владыкой Никодимом
На святках, а именно на второй день после Рождества Христова, когда праздновалась память святого апостола и первого мученика архидиакона Стефана, владыка Никодим приехал к нам в училище. Такова была традиция: в праздничные дни архиереи посещали духовные школы своей епархии, поздравляли учеников и выслушивали их ответные поздравления.
Нас собрали в актовом зале. Однако епископ отчего-то запаздывал, и от нечего делать мы начали перешептываться. Разумеется, речь шла о новом владыке.
– А знаете, откуда он родом? – с таинственным видом прошептал Вася, сын дьякона Спасо-Преображенского собора. Учился Вася так себе, зато был страстным охотником собирать всякие новости, которые он потом пересказывал нам. – Нет? А вот я знаю. Мне папа рассказывал, а ему – кто-то из монастырских. Значит, так. Родом он из Архангельской губернии, из семьи священника Михаила Кононова[74]. Папа говорил, что у них на Севере есть целый род священников Кононовых, чуть ли не с XVII века. До того как он в монахи постригся, его звали Александром. Сперва он учился в Архангельской духовной семинарии…
– Погоди-ка! – перебил его Миша Кулижников, мой сосед по парте. Миша был из тех, кто думает много, но говорит редко, зато метко. – Это не та ли самая семинария, где батюшка Иоанн Кронштадтский[75] учился? Он ведь тоже был родом из Архангельской епархии.
– Точно… – Вася с изумлением уставился на Мишу. – Выходит, они и впрямь в одной семинарии учились! Постой-ка! Ведь папа говорил, что владыка Никодим был знаком с отцом Иоанном. И что будто бы именно отец Иоанн благословил его книги про святых писать. Вот оно значит как!
– Да ты дальше, дальше рассказывай! – нетерпеливо прервал его кто-то сзади. – А то владыка вот-вот приедет, а мы про него ничего и не знаем…
– А о чем я говорил-то? – замялся Вася. – Ах да, вспомнил! Значит, так. Дальше его, как отличника, послали учиться в Духовную академию… ту, которая в столице[76], – Вася загнул один из пальцев на руке. – И там он принял монашеский постриг с именем Никодим, в честь преподобного Никодима Кожеозерского[77]. А когда он окончил академию, его там же, в столице, назначили смотрителем Александро-Невского духовного училища. – Он загнул еще один палец. – Потом он в Калуге был ректором семинарии. – Теперь на Васиной руке остались всего два незагнутых пальца. – Потом… забыл! Нет, вспомнил – затем его на Север послали, в Олонецкую губернию, тоже ректором семинарии. Ну, а потом он стал епископом, сначала Рыльским, потом нашим, Белгородским.
– Значит, он еще и книги пишет… – задумчиво произнес Миша Кулижников. – По благословению самого отца Иоанна…
– Да я же уже об этом говорил! – оборвал его Вася. – У нас дома есть две его книжки про северных святых: «Олонецкий патерик» и жизнеописания подвижников Соловецкого монастыря. А еще папа говорил, будто владыка Никодим написал несколько акафистов[78]: преподобным Иову Ущельскому, Трифону Печенгскому, Никодиму Кожеозерскому и святителю Иоанну Златоусту. За акафист святителю Иоанну он даже благодарность от Синода получил.
– Значит, он книги про святых пишет… – продолжал размышлять вслух Миша. – Интересно, а про нашего святителя Иоасафа он тоже книгу напишет?
Вася обернулся, чтобы ответить, но не успел – в зал вошел епископ Никодим. И певчие запели тропарь Рождества Христова.
Когда они смолкли, владыка поздравил нас с праздником. А потом мы читали ему стихи, пели колядки. Когда же закончили, он благословил нас и каждому вручил бумажный образок Рождества Христова.
– Как тебя зовут? – спросил он, когда очередь дошла до меня.
– Иоасаф, – ответил я.
– Он у нас первый ученик в классе, – прибавил стоявший рядом отец инспектор.
– Вот как… – Владыка Никодим улыбнулся. – И кем же ты хочешь стать, когда вырастешь, Иоасаф?
– Священником, – ответил я. – Как мой папа.
– Он – сын отца Иоанна, – произнес инспектор, – священника из Никольской церкви. Почтенный человек, добрый, набожный, вот и сын в него пошел.
– Вот оно как, – задумчиво произнес владыка Никодим, пристально вглядываясь в меня, словно прозревая что-то, видимое лишь ему одному. – Вот оно как…
Домой я летел, словно на крыльях. Ведь сегодня меня поздравил с Рождеством Христовым сам наш владыка, епископ Никодим! Вот это радость так радость!
На следующее утро я не пошел в Никольский храм вместе с отцом, а спозаранку побежал в Троицкий монастырь. Потому что очень хотел снова увидеть владыку Никодима, послушать, о чем он будет говорить с амвона. Отчего-то мне казалось, что я услышу от него слова, которые изменят всю мою жизнь.
Увы, меня ожидала совсем иная встреча!
5. Мой новый друг
– Хочешь, покажу, где раки зимуют?
Я остановился. Дорогу мне преграждал рослый лохматый оборванец.
– Хочешь, покажу, где раки зимуют? – переспросил он, надвигаясь на меня.
– Нет, – ответил я, отступая назад. Он ощерил гнилые зубы.
– Все говорят «нет». – Наглая ухмылка на его лице не предвещала ничего хорошего. – А хочешь, малявка, покажу тебе, где раки зимуют?
– Не надо… – на сей раз я уже перепугался не на шутку. Но его, похоже, забавлял мой страх.
– Все говорят «не надо». Надо, птенчик, надо. Эй, братцы, сюда! Покажем ему, где раки зимуют!
В следующий миг вокруг меня запрыгало, заблеяло, заулюлюкало несколько парней. Один из них сорвал с меня шапку. Другой вывернул мне карман, и я услышал жалобный звон монетки, выпавшей из его руки на булыжную мостовую. Третий больно щелкнул меня по лбу. Я вскрикнул и закрыл голову руками. Да и что еще мне оставалось делать? Их было много, а я один. И некому было прийти мне на помощь. «Господи, помоги!» – взмолился я…
– А ну, убирайтесь отсюда! – раздался чей-то звонкий голос. – Не смейте его трогать!
– Сам вали отсюда, кутейник![79] – огрызнулся мой обидчик. – Тоже мне, защитник нашелся! Кутейка-балалайка-соломенна струна! Бей его, ребята!
До меня донесся глухой звук удара, потом еще один… И вдруг мой обидчик взвыл от боли.
– Не надо… я же пошутил… что, мне и пошутить нельзя? Тикаем, братцы!
Когда я осмелился открыть глаза, моих обидчиков и след простыл. А рядом, положив мне руку на плечо, стоял высокий плечистый семинарист со шрамом на левой щеке… кажется, я уже где-то видел его. Вот только где именно?