Единственный выживший ребенок, единственный наследник… И тем не менее у его потомков не осталось никаких документов, подтверждающих их родство с отцом Николаем! Чем дольше Нина Сергеевна размышляла над тем, почему так случилось, тем больше ей казалось: это произошло неспроста. Наверняка Ирина Германовна скрыла от нее что-то важное, касающееся истории своей семьи. Вот только что именно она утаила? И самое главное, почему?
Впрочем, горький жизненный опыт давно уже убедил Нину в том, что ее догадки и предположения, как правило, столь же далеки от действительности, как небесная высь – от грешной земли. Вспомнив об этом, она решила не тратить время на разгадывание воображаемых тайн, а сразу обратиться к фактам. Итак, отец Николай Постников служил в Свято-Лазаревском храме. И жил неподалеку от него, на улице Пустозерской, где до сих пор стоял дом, когда-то принадлежавший ему. Дом, на восемь десятилетий переживший своего хозяина… Последнее вещественное напоминание об отце Николае. Возможно, именно поэтому Нине Сергеевне вдруг захотелось увидеть его. Причем как можно скорее. Нине казалось, что, если она не поспешит сделать это, последствия промедления могут оказаться непоправимыми. Дом рассыплется от ветхости, сгорит от спички, оброненной случайным прохожим, – одним словом, бесследно исчезнет. Разумеется, Нина прекрасно понимала: эти страхи порождены ее разыгравшейся фантазией. И нет никакого смысла в том, чтобы тащиться на совершенно незнакомую улицу, дабы узреть там какую-то древнюю развалюху. Однако она все-таки решила сделать это. Прежде всего для того, чтобы воочию убедиться в справедливости известной поговорки: за дурной головой – ногам работа…
Разве могла она знать, что вскоре ей придется вспомнить совсем другую поговорку. А именно: человек предполагает, а Господь располагает.
…В ближайший выходной после литургии Нина Сергеевна отправилась на поиски Пустозерской улицы. И едва отыскала ее в лабиринте окрестных улочек и закоулков. После чего сразу поняла: ей стоило прийти сюда. Потому что лишь здесь, на окраине ее родного Н-ска, еще могли сохраниться такие улицы: немощеные, поросшие по обочинам высокой травой и настолько тихие и безлюдные, словно время здесь тянулось медленнее, чем в центре города, а потому на дворе стоял даже не минувший двадцатый, а еще девятнадцатый век… В свое время почти на такой же улице прошло и ее детство… Ностальгические воспоминания о невозвратном прошлом в одночасье захлестнули Нину, отодвинув настоящее на второй план. И она опомнилась лишь тогда, когда очутилась как раз возле дома номер десять. К изумлению Нины Сергеевны, сие здание, несмотря на свой почтенный возраст, оказалось отнюдь не ветхой лачужкой. Скорее так можно было назвать кособокие и обшарпанные двухэтажные дома советских времен на соседней улице Лаухина, названной так в честь местного революционера-подпольщика Якова Лаухина, в 1919 году расстрелянного интервентами… По сравнению с ними бывший дом священника выглядел как новенький. Тем более что его нынешние хозяева, похоже, основательно занялись ремонтом своего жилища. И уже успели обить дом новой вагонкой и заменить старые оконные рамы на пластиковые пакеты.
Двор перед домом казался безлюдным. Однако, подойдя к самой калитке, Нина увидела на задворках какую-то женщину в пестрой футболке, которая снимала с веревки высохшее белье. Разглядеть ее она не успела. Потому что в следующий миг к забору с яростным визгливым лаем подлетела крохотная, но весьма воинственно настроенная мохнатая собачонка, разгневанная тем, что посторонний человек дерзнул приблизиться к границам ее владений. Женщина в футболке резко повернулась и подозрительно уставилась на Нину. И та поняла: сейчас ей придется объяснять хозяйке, что она всего лишь явилась посмотреть на дом, где более полувека тому назад жил совершенно чужой ей человек. Но, хотя Нина скажет ей чистейшую правду, та все равно не поверит ни единому ее слову. Ведь иная правда может показаться невероятнее самой грубой и отъявленной лжи…
И тут женщина вдруг заулыбалась и устремилась к ней навстречу, словно к долгожданной гостье:
– Ой, здравствуйте! Вы ведь врач, да? А вы меня помните? Нет? А зато я вас помню. Я Галя Копалина… Вы меня год назад лечили. Теперь вспомнили? У меня еще тогда спина сильно болела. А с тех пор больше ни разу не беспокоила. Я так хотела вас найти и спасибо сказать… А-а… что вы тут делаете?
Так Нина Сергеевна в очередной раз убедилась, что не зря их город называют «большой деревней», в которой куда ни пойдешь, везде знакомого найдешь. Но все-таки разве не чудо, что хозяйка дома, который Нине так хотелось увидеть, оказалась ее бывшей пациенткой? Нет, неспроста ее так тянуло побывать на улице Пустозерской… В этот миг Нине вдруг подумалось… Возможно, в другое время она сочла бы эту мысль нелепой, если даже не безумной. Но сейчас, на миг поверив в возможность невозможного, она все-таки рискнула спросить Галину, не сохранилось ли в доме что-нибудь из вещей, принадлежавших его прежним хозяевам.
– Если что и осталось, то только на чердаке, – ответила та. – С повети-то [7] мы уже весь хлам повыбросили, а вот там пока еще порядок не наводили… Решили подождать, пока крышу перекрывать станем… Если хотите, можете сами туда подняться и посмотреть. Вот только… – Она с сожалением покосилась на светлое платье Нины. – Там такая грязь… Вам потом свое платье не отстирать будет…
Но разве Нину Сергеевну могли остановить подобные мелочи! Ведь она уже окончательно уверилась в том, что все происходящее с ней сегодня – промыслительно. Да, в истории семьи отца Николая Постникова действительно есть некая тайна. Но там, на чердаке бывшего священнического дома, она найдет ее разгадку!
В поисках оной разгадки Нина перерыла кучи хлама, которым был завален чердак. Однако все, что попадалось ей под руки, с успехом можно было найти на любой городской помойке… Поэтому вскоре энтузиазм Нины сменился горьким раскаянием. Ибо она убедилась, что вела себя как последняя дура. И угораздило же ее пойти на эту разнесчастную улицу! А в придачу еще и устраивать эти дурацкие раскопки на чердаке! Да что там могло быть, кроме никому не нужной рухляди?.. И вообще, почему она решила, что в истории семьи отца Николая Постникова есть какая-то тайна? Мало ли по каким причинам люди теряют семейные документы… Любой здравомыслящий человек понял бы это сразу. И не искал тайну там, где ее просто-напросто нет и не может быть.
Раздосадованная Нина изо всех сил пнула подвернувшуюся под ноги связку старых газет. Гнилая бечевка лопнула, и газеты рассыпались по полу, увлекая за собой соседние предметы – истрепавшийся веник, стиральную доску, погнутое велосипедное колесо… За ними показался угол небольшого сундука, обитого проржавевшей жестью. Нина бросилась к нему, подняла крышку… И увидела старинные книги в переплетах из кожи и картона с мраморными разводами. Раскрыв наугад одну из них, она разглядела на титульном листе надпись: «Собственность иерея Николая Постникова». Присев перед сундуком, Нина принялась складывать книги себе на колени. И тут заметила под ними фотографию… одну, другую, третью… Не веря своему счастью, Нина сгребла находки в охапку и с торжеством спустилась с чердака, по пути порвав подол платья о торчавший откуда-то гвоздь.
Изумленная Галина воззрилась на нее с нескрываемым сочувствием и поспешила вызвать ей такси. Зато Нина Сергеевна торжествовала. Потому что была уверена: ключ к тайне семьи отца Николая Постникова находится у нее в руках!
Дома Нина принялась разбирать свои находки. Она начала с фотографий. Их оказалось одиннадцать: прекрасно сохранившиеся старинные фотокарточки, наклеенные на серый картон с тиснеными золотыми буквами. По ним можно было проследить всю историю семьи отца Николая Постникова. Вот юноша в форме семинариста, с книгой в руке, а рядом с ним – улыбающаяся пухлощекая девушка в белой кофте с пышными рукавами. На другой фотографии те же люди, только молодой человек одет в рясу, а его молодая жена, похоже, ждет ребенка… На третьем снимке в волосах у священника уже пробивается седина. У него на коленях сидит не по-детски серьезная девочка лет двух, а матушка в темном платье, стоя сзади, крепко держит дочку за руку, словно стремясь удержать ее «на земле живых»… Последняя фотография была сделана в 1912 году: немолодой суровый священник в муаровой рясе и седая женщина со скорбным лицом, а рядом с ними – полный кудрявый мальчик в белой рубашке. Были там и фотокарточки родственников отца Николая и его матушки. Причем на обороте каждой из них имелась надпись, сделанная одним и тем же красивым, почти каллиграфическим почерком, где было указано, в каком году сделана фотография и кто изображен на ней. Судя по всему, автором их был отец Николай Постников, стремившийся таким образом сохранить память о своей семье. И передать ее детям. Вернее, своему единственному сыну и наследнику – Димитрию.
Внимание Нины Сергеевны привлекла маленькая фотография подростка в белой вышитой рубашке. Причем дело было не только в том, что пухлощекий кудрявый паренек с сурово сведенными у переносицы бровями, сжатыми в ниточку губами и гордым поворотом головы выглядел крайне комично. Нине показалось, что она уже где-то видела подобное лицо. Вот только где именно?
На обороте фотографии была надпись, сделанная все тем же аккуратным почерком:
«10 ноября 1915 г. Вот ненаглядный Митенька, но только он здесь снялся плохо. На самом же деле он очень симпатичный, беленький кудряш, без этих морщин, которые снялись у него на лбу. Он тут снялся совсем разбойником, на самом же деле он у меня добрый, славный, хороший, и живем мы с ним очень хорошо» [8] .
Это была фотография младшего сына отца Николая Постникова, Димитрия. Деда Ирины Германовны. Обычно такие фотографии люди бережно хранят в семейных альбомах как дорогую память. Так почему же эта карточка оказалась среди чердачного хлама? И самое главное, где Нина могла уже видеть это лицо?