Вскоре над Верой действительно разразилась гроза. Заведующая отделением, вызвав ее в свой кабинет, заявила, что на нее поступают жалобы от больных, недовольных тем, что она говорит с ними о религии. А потому велела ей прекратить подобные разговоры. Вдобавок убрать из кабинета икону, поскольку это также вызывает нарекания со стороны пациентов.
Так мечты Веры свидетельствовать миру о православии впервые столкнулись с неумолимой реальностью. Впрочем, она нашла в себе мужество перенести этот удар, вспомнив, что «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» [9] . И даже придумала способ оставить в кабинете икону, заменив образ «Целительницы» на репродукцию известной фрески Васнецова из Киевского Владимирского собора, изображающую Богоматерь с Младенцем Христом. Теперь при необходимости Вера могла объяснить недовольным, что она просто-напросто является большой поклонницей творчества этого художника – автора «Аленушки», «Ивана-царевича на сером волке», «Богатырей» и прочих с детства знакомых каждому человеку картин. И в итоге остаться вне подозрений.
Но, увы, это было, как говорится, лиха беда начало. И чем дольше Вера работала в поликлинике, тем больше убеждалась в том, что ее прежние представления о работе врача как о подвижническом служении страждущим так же далеки от действительности, как монастырская жизнь – от мирской. Потому что среди тех, кто являлся к ней на прием, были не только люди, действительно нуждавшиеся в помощи. Но и наглые симулянты, и озлобленные личности, которые, зная, что профессия врача обязывает Веру безропотно сносить их выходки, вымещали на ней свои обиды. Были и те, кто пытался заставить ее выполнять их желания и прихоти, угрожая в случае неповиновения пожаловаться на нее начальству. И хотя Вера понимала, что, как православная христианка, она обязана смиренно терпеть все эти обиды и оскорбления, ей все труднее и труднее было это делать. И она все больше сомневалась в правильности избранного ею пути.
Как-то к ней на прием пожаловала молодая девица. Ярко и грубо накрашенная, в дешевой, но броской на вид одежде. С этой девушкой Вере уже приходилось встречаться. Она была больна эпилепсией и поэтому регулярно являлась к неврологам, чтобы выписать таблетки из тех, что назначаются людям, страдающим этим заболеванием. Однако на сей раз она пришла совсем по другой причине. О чем и заявила, едва переступив порог врачебного кабинета:
– Мне надо справку на аборт.
В первую минуту Вере показалось, что она ослышалась. Однако визитерша, плюхнувшись на шаткий стул и закинув ногу на ногу, повторила:
– Гинеколог велел вам дать мне разрешение на аборт. У меня направление от него.
– Но я не смогу этого сделать, – сказала Вера.
– Это как так – не сможете? – в голосе девицы послышались недовольные нотки.
– Потому что я – православная. А аборт – это детоубийство. Понимаете, это же страшный грех. И я, как верующая, не хочу в нем участвовать.
– Это ваши проблемы, верующая вы или нет, – процедила девица, барабаня по столу длинными ногтями со следами ярко-красного лака. – А справку вы мне дать – обязаны. Я рожать не собираюсь. Тоже мне, хорош гусь нашелся: как узнал, что я от него беременна, – так сразу слинял. А мне теперь, что ли, его ребенка растить прикажете? Да? Интересно, на какие такие деньги? Меня ведь с эпилепсией нигде на работу не берут – как узнают про припадки, сразу выгоняют… Самой жить не на что…
– Но зачем же из-за этого убивать ребенка? – пыталась урезонить ее Вера. – Ведь можно же его родить, а потом отдать в детский дом. Пусть он живет. Может, его кто-нибудь усыновит. Сейчас многие люди берут себе приемных детей…
– Еще чего! – возмутилась девица. – Сказочки все это! Я сама из детского дома – знаю, каково там жить… Нет, уж лучше я аборт сделаю… Короче, пишите справку, не то вы меня сейчас до припадка доведете!
– Не напишу, – отрезала возмущенная Вера.
– Ах, так… – тут девица закрыла глаза и, запрокинув голову, начала дергаться. Изо рта у нее показалась пузырящаяся струйка слюны… Это было настолько неожиданно и жутко, что Вера в полнейшей растерянности застыла как вкопанная. Пока не решилась протянуть руку к заходящейся в судорогах девице.
Тогда та вдруг открыла глаза. В них полыхала такая злоба, что Вера невольно отшатнулась.
– Ты не имеешь права! – истошно завизжала взбешенная девица. – Где у вас тут главный врач? Вот я сейчас к нему пойду! Ты мне все равно дашь эту справку, поняла?
И она выскочила из кабинета, напоследок хлопнув дверью так, что побелка с потолка посыпалась вниз, запорошив письменный стол…
Однако, несмотря на свои угрозы, назад она не вернулась. Так что у Веры отлегло от сердца. Но на другой день медсестра, работавшая с заведующей отделением, принесла ей справку, на которой уже красовались печать и две подписи – заведующей и заместителя главного врача по медицинской части, и попросила Веру поставить на ней третью подпись. Пробежав взглядом справку, Вера встала и, глядя ей в глаза, заявила:
– Не подпишу.
Потому что справка эта предназначалась той самой девице, требовавшей от нее разрешение на аборт. Иначе говоря, на убийство нежеланного ею ребенка.
В тот же день Веру вызвали к заместителю главного врача по медицинской части. Иначе говоря, к начмеду. Нетрудно было догадаться, по какой причине. Равно как было понятно и то, что эта встреча не сулит ей ничего хорошего. Потому что начмед, суровая пожилая дама, держала коллектив поликлиники в ежовых рукавицах и руководила им стальной рукой. И в словах, которыми она встретила Веру, переступившую порог ее кабинета, тоже слышался металл:
– Мне сообщили, что вы отказываетесь выполнять свои врачебные обязанности. Настоятельно рекомендую вам серьезно обдумать свое поведение и впредь не допускать подобных выходок, несовместимых со званием врача.
– Но я вовсе не отказывалась работать, – попробовала оправдаться Вера. – Я лишь сказала, что не подпишу разрешение на аборт. Потому что я – православная…
– Разве вам не известно, что существуют заболевания, при которых беременность может быть прервана по медицинским показаниям? – ледяным тоном оборвала ее начальственная дама. – К вашему сведению, имеется Приказ Минздрава № 302 от 28 декабря 1993 года, где приведен список этих заболеваний [10] . И в него входят, в частности, все формы эпилепсии. Или вы впервые слышите об этом? Как же вы вообще можете работать врачом, не зная медицинской документации? Так что извольте внимательно ознакомиться с этим приказом и принять к сведению то, что в нем написано. Что же до ваших религиозных предрассудков – впредь оставляйте их дома. А здесь, в поликлинике, вы должны выполнять свои обязанности. И раз вы работаете у нас, мы вправе требовать от вас их неукоснительного исполнения.
…Вера знала, что когда-то православие было гонимой верой. Хотя до поры верила, что это осталось в прошлом. И лишь сейчас ей открылось, что она стоит перед тем же самым выбором, который приходилось совершать христианам всех времен. Выбором между Божиими заповедями и волей мира сего.
Как она хотела, чтобы кто-нибудь посоветовал ей, как поступить! Или хотя бы поддержал добрым словом! Но сделать это было некому. Потому что отец Павел как раз в это время уехал в Святую землю. А родители Веры тоже были далеко-далеко, в отпуске на Черном море. Вдобавок, поскольку они были далеки от православия, то вряд ли смогли бы понять, почему их дочь вдруг отказалась выполнить то, что предписывал ей сделать приказ… И тут Вера вдруг вспомнила о Тане, которая во время учебы в институте была ее лучшей подругой. Хотя дружба между студентками, находящимися на разных курсах, – достаточно редкое явление. Мало того, именно Таня по благословению отца Павла стала крестной матерью Веры. И в Н-ский монастырь они тоже ездили вместе. Правда, вот уже третий год, с тех самых пор, как Таня окончила институт и стала работать врачом в престижной городской больнице, она отчего-то избегала встречаться с Верой и даже перестала звонить ей. Не понимая причину такой перемены в поведении старшей подруги, Вера не решалась докучать ей. Однако теперь она решила набраться смелости и позвонить Тане. Ведь кто, как не крестная, смог бы дать ей столь нужный сейчас совет?
С замиранием сердца она вслушивалась в гудки в телефонной трубке. Неожиданно они оборвались и раздался голос Тани:
– Алло! Что вам нужно?
Вера вздрогнула – в голосе подруги слышались раздражение и неприязнь. Но отступать было некуда. И она взахлеб, от волнения путая слова, принялась рассказывать Тане о происшедшем. Неожиданно та оборвала ее:
– Извини, Верунчик. Ты не могла бы позвонить мне попозже? Сейчас я так занята, что мне не до твоих проблем. Пока.
После чего из трубки снова послышались гудки… А Вера бессильно опустилась на пол перед иконами и принялась отчаянно молить Бога о вразумлении. Потому что больше ей не от кого было ждать ответа и совета.
Она молилась долго. Однако, похоже, что и Бог отчего-то не спешил послать ей благую мысль. И тут взгляд Веры упал на стопку старых книг, засунутых под диван. Когда-то это были ее любимые книжки, не раз читанные и перечитанные, – сказки, приключения, русская классика… Но когда Вера крестилась, их место на полках заняли жития святых и творения отцов-подвижников, а прежние любимцы подверглись опале и оказались на полу под диваном, в пыли и забвении. Она машинально протянула руку к одной из книг и, наугад открыв ее, скользнула взглядом по стихотворению, напечатанному на странице.
То была старинная немецкая баллада о Лилофее, дочери короля, которую злой водяной унес в свое подводное царство И там родила она ему семерых сыновей. Как-то раз, по слезной просьбе пленницы, водяной дозволил ей повидать земной мир. Но, оказавшись вновь на земле, она не захотела возвращаться в неволю. Тогда водяной предложил ей свободу. С одним условием: они поделят между собой детей. Поделят поровну.