ет? Что же тогда с тобой случилось? Вот что, сынок: сходи-ка ты в собор, закажи молебен святителю Иоасафу да сам хорошенько ему помолись. Глядишь, все у тебя и наладится…
Разумеется, я вовсе не собирался признаваться отцу в том, что мне опостылело духовное училище. Где ему это понять? Ведь сам он всю жизнь обманывает простой народ, уговаривая людей терпеть и смиряться, вместо того чтобы звать их к борьбе… Что ж, пожалуй, я все-таки схожу в собор. Иначе мой отец точно заподозрит неладное, а там прознает и про мою дружбу с Павлом, и про книжки, которые он дает… что будет тогда? А тут я как бы невзначай перекинусь словечком с отцом Илией. А потом этот сплетник не преминет рассказать отцу, что я был в соборе, отстоял службу, молился святителю Иоасафу. Конечно, это ложь, но ложь во спасение. Или, как написано в той последней книжке, которую дал мне почитать Павел, – ради благого и правого дела любые средства хороши.
Мой хитрый план вполне удался. Когда я переступил порог собора, литургия уже началась. Подойдя к отцу Илии, я встал рядом с ним. Он заметил меня, улыбнулся, вынул из кармана своего подрясника просфору и сунул ее мне в руку. Экий назойливый!
Впрочем, скоро я забыл об отце Илии. Не отрываясь, я смотрел на величественную фигуру человека, возглавлявшего богослужение. То был владыка Никодим.
Вот он вышел на амвон и произнес:
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. В Послании к Римлянам святой апостол Павел писал: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» [83] …
Вслед за тем он стал рассказывать о святителе Иоасафе. И хотя кое-что из того, о чем он рассказывал, мне было уже известно, я слушал его затаив дыхание, словно воочию видя то, о чем он говорит. Вот темной ночью святитель Иоасаф, раздав тайную милостыню бедным, возвращается в свою келью. А монастырский сторож ловит его и бьет, приняв за вора… а потом вместо наказания получает от святителя награду.
Вот в темном лесу на едущего куда-то святителя Иоасафа нападают разбойники. Но, узнав в нем своего архиерея, просят у него благословения. «Не благословлю, не тем вы занимаетесь», – отвечает им епископ. А потом один из этих разбойников приходит к нему с покаянием. И хотя на совести этого человека немало злых дел, святитель Иоасаф укрывает его в своем монастыре, давая преступнику шанс снова стать честным человеком: «Ты мне хлеб попеки, а я о тебе попекусь».
Вот святитель Иоасаф стоит перед белгородским губернатором.
– Как вы можете так поступать, владыко! – раздраженно говорит тот. – Зачем вы посылаете в тюрьму передачи этому человеку? Это же государственный преступник! Разве так ведут себя истинные верноподданные? Закон велит нам карать врагов!
– А Господь заповедал нам творить добро и ближним, и даже врагам, – отвечает ему святитель. – Если бы на месте этого человека оказался кто-то другой или вы сами – я поступил бы точно так же.
Что я слышу? Выходит, святитель Иоасаф вовсе не смирялся с царившим в мире злом и не потакал ему. Он тоже боролся с ним… и побеждал зло добром. И даже после своей кончины он продолжает побеждать зло: исцеляет больных, приходит на помощь к утратившим надежду. Мне ли это не знать?!
Какими же лживыми после этого показались мне герои из книжек Павла, которые, обещая людям счастье и свободу, не приносили им ничего, кроме страданий и смерти!
Вот так, негаданно-нежданно, даже против своей воли, я услышал от владыки Никодима слова, которые вернули меня к вере.
7. «Скоро мы его заставим замолчать…»
Прошло еще несколько лет. За это время я с отличием окончил духовное училище, а потом и семинарию. Между прочим, на выпускном торжестве владыка Никодим вручил мне свою недавно изданную книгу о святителе Иоасафе. Много раз я слышал разговоры о том, будто владыка собирает материалы к этой книге. И вот теперь она была у меня в руках, новенькая, еще пахнувшая типографской краской. Почему-то мне подумалось: не случайно владыка Никодим подарил мне книгу про святого, которому я был обязан своим появлением на свет и чье имя носил. Уж не является ли это знаком свыше? Уж не воля ли Господня на то, чтобы я по примеру святителя Иоасафа тоже стал монахом?
Долго я раздумывал над этим. И чем больше думал, тем больше крепло во мне желание уйти в монастырь. Наконец я решился открыться отцу. И попросить у него благословения на то, чтобы стать послушником.
Услышав мое признание, отец низко склонил седую голову.
– Воля Господня да будет! – тихо произнес он. – Помнишь, сынок, житие святителя Иоасафа? Однажды его отец Андрей Горленко увидел сон: его маленький сын Иоаким стоит на коленях перед Божией Матерью, и ангел облачает его в архиерейскую мантию. А ведь он так надеялся, что сын унаследует и приумножит его богатства и власть! И в скорби сердечной он воскликнул: «Нам же, родителям, Пречистая, что оставляешь?» Прежде я думал: как это отец святого Иоасафа осмелился противиться Божией воле? Разве смеет человек вопрошать Бога: а что Ты оставляешь мне? Но вот теперь я сам готов произнести эти слова… Господи, прости меня за это! Ведь святитель Иоасаф был у своих родителей первенцем. А у меня ты единственный сын. Если ты уйдешь в монахи, наш род пресечется навсегда. Но смею ли я противиться Божией воле? Господь дал нам тебя. И если Он призывает тебя служить Ему – будь воля Его благословенна!
Вскоре после этого разговора с отцом я стал послушником Свято-Троицкого монастыря. Теперь я гораздо чаще видел владыку Никодима. И часто прислуживал ему в алтаре Троицкого собора. Надо сказать, что богослужения он совершал часто, а по праздникам – всегда. И когда он служил, то погружался в молитву настолько, что я не узнавал его. Тогда он казался мне посланником небес, сошедшим к земным людям. Наверное, таким же был когда-то и святитель Иоасаф. Не случайно же владыка Никодим так почитал его. Видимо, он чувствовал свое духовное родство со святителем Иоасафом. Позднее я понял, что это и впрямь было так.
Тем временем наступил 1917 год. А потом в нашей стране началась братоубийственная гражданская война. Она не обошла стороной и наш Белгород. В конце 1918 года город захватили красные. О том, что они творили у нас, я не буду рассказывать. Мне больно вспоминать об этом, а вам будет горько это слушать. Скажу лишь о том, что весь наш город тогда жил в страхе. Шепотом, с оглядкой, люди делились страшными рассказами о расстрелах и грабежах, о захватах заложников, о надругательствах над святынями. «Уж не последние ли времена настали? – спрашивали они друг друга. – Господи, заступи, спаси и помилуй нас!»
В один из тех дней, в самом конце декабря, к нам в монастырь нагрянули вооруженные матросы. Войдя в собор, они, не снимая бескозырок и о чем-то переговариваясь между собой, направились к раке святителя Иоасафа. Один из них швырнул на пол окурок…
– Что вы делаете! – закричал отец Илия, устремляясь к ним. Я бросился к нему на подмогу. Однако старик опередил меня. Еще миг – и он уже стоял перед матросами, преграждая им дорогу. – Опомнитесь! Вы же в храме!
Но высокий худощавый матрос, шедший впереди, отшвырнул его, так что я едва успел подхватить старика:
– А ну, прочь с дороги! Видите, как они боятся правды! Ну что, теперь вы мне верите?
Матросы окружили раку святителя Иоасафа. Кто-то уже протянул руку, чтобы открыть ее крышку…
– Стойте!
Матросы обернулись. Из алтаря вышел пожилой монах в рясе, на которой поблескивал серебряный наперсный крест. Это был наместник нашего монастыря иеромонах Митрофан.
– Не смейте! – гневно обратился он к матросам. – Креста на вас, что ли, нет? Побойтесь Бога! Он долго ждет, да больно бьет!
– Да мы-то тут при чем? – испуганно пробормотал молодой рыжеусый матросик, отступая назад и поспешно снимая бескозырку.
– Мы-то крещеные, – добавил другой и размашисто перекрестился. – Это все он. – С этими словами он показал на высокого худощавого матроса, который, видимо, был их вожаком. – Это он нам сказал…
– Я сказал правду! – визгливо выкрикнул высокий матрос. – Я всегда говорю правду! Я сказал, что придет время, когда люди будут поклоняться золотым гробницам, полным мерзости и мертвых костей! Так в Библии написано! Так и надо верить, по Библии, как Бог учил! А не так, как вы учите, обманщики!
– Это мы-то народ обманываем?! – гневно воскликнул отец Митрофан. – Нет, это вы, сектанты, его обманываете. Что вы, что безбожники – одного поля ягодки, людей от Божией правды отвращаете. А ну-ка, Иоасаф, – обратился он ко мне, – принеси сюда Библию! Принес? А теперь, умник, покажи, где тут написано то, о чем ты говоришь? То-то же, что найти не можешь. Потому что нет тут таких слов. А есть вот что…
Отец Митрофан полистал книгу и вскоре нашел нужное место:
– Вот. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты…» [84] Взгляни сам. Видишь, как на самом деле в Евангелии написано. Зачем же ты ради своей выгоды слова Спасителя сикось-накось перевираешь?
Высокий матрос глядел на него исподлобья и молчал. А потом вдруг опрометью бросился вон из храма. Тогда отец Митрофан подошел к раке святителя Иоасафа и поднял крышку. Матросы отпрянули:
– Вот это да! Как живой лежит!
– Теперь понимаете, что все они вас обманывают! – строго произнес отец Митрофан. – И этот сектант, и безбожники. А правда – вот она где! – с этими словами он показал на крест, венчающий соборный иконостас.
– Как не понять… теперь понимаем… простите нас, батюшка, – послышалось в ответ.
– Нам бы житие святителя почитать, – попросил рыжеусый матросик.
– Давно бы так! – обрадовался отец Митрофан. – Сбегай-ка за книгами, Иоасаф! Вот, возьмите все по книжке и прочтите. Да впредь не верьте всяким обманщикам. А теперь ступайте с Богом! [85]
Матросы ушли, унося с собой подаренные книжки. Однако все мы понимали: в любой миг к нам снова могут нагрянуть незваные гости. Но уже не для того, чтобы спорить о вере, а просто чтобы надругаться над святынями, ограбить обитель, пролить нашу кровь. Они могут войти и в любой храм. В том числе в Свято-Николаевский, где служит мой отец. Защитит ли тогда его Бог?