у на случай, если что-то пойдет не так, и он выбрал в качестве этой подстраховки меня.
Естественно, все пошло не так. Когда ему удалось выяснить, где они хранят товар – несколько десятков килограмм наркотиков – и где собираются проводить сделку, его рассекретили. Он успел лишь связаться со мной и послать сигнал о помощи, исходящий из давно заброшенного завода. Даже слова вымолвить не успел – но я успел понять, что дела плохи.
Разумеется, я должен был сразу же доложить начальству. Да и Ирван должен был – но, скорее всего, просто не успел. Дрожь пробирает, когда я вновь понимаю, что его единственной ошибкой во всем этом деле было… довериться мне.
Я не рассчитал критичность ситуации. Более того, я решил, что это мой шанс выделиться, показать, чего я стою, как полицейский. Решил погеройствовать. Какой же идиот.
Кажется, я разговаривал тогда с одной из свидетельниц. Конечно, я сразу сообщил, что уезжаю – когда еще выпадет такой шанс! – но до участка, да и до завода ехать мне было немного дольше, чем ребятам.
Я доверял им, как семье. Ни на секунду в них не сомневался. Именно поэтому я отдал им приказ отправляться на место и действовать по ситуации – я в любом случае думал, что доберусь примерно в то же время, как только смогу добраться до заброшенного завода через городские улицы.
Городские улицы с этим чертовым трафиком. Вы уже видели это, да, капитан? Я встрял в пробку чуть ли не на час. За это время я тысячи раз успевал передумать, взять в руки трубку и начать набирать начальству – и в ту же секунду думал, что слишком уж паникую, что ребята справятся и мы это дело как-нибудь замнем, а вот меня за нарушение по головке не погладят. Думая об этом сейчас, чувствую себя полнейшим идиотом. Имело ли это хоть какой-то смысл по сравнению с тем, что произошло? Даже если бы меня уволили к чертям, если бы я никогда больше не смог стать полицейским, я бы не задумываясь согласился, лишь бы все исправить.
Думаю… Вы и так знаете, что было дальше, капитан, – голос Фледеля треснул. Он хрипло, резко вдохнул, словно в горле пересохло, и прокашлялся. Некоторое время молчал, собираясь с мыслями. – Я опоздал. Они висели передо мной, все четверо, кровь была просто повсюду… То, что они сделали с Ирваном, до сих преследует меня, стоит глаза закрыть. Я… не помню, что было дальше. Кажется, я был в таком ужасе, что просто отшатнулся, забился в какой-то угол и закрыл голову руками. Не мог поверить в то, что произошло. Как будто это был страшный сон или чья-то очень глупая, жестокая шутка.
Меня нашли через какое-то время. Конечно, ведь они потеряли связь с Ирваном, потеряли связь с моим отрядом, со мной… Наверное, начальство отправилось искать его по последнему сигналу.
Я даже не помню, сколько там просидел. Не помню, что отвечал, когда меня нашли, хотя было очевидно, что меня здесь быть не должно. Будто мне было дело до работы после… После этого.
Очнулся я уже в рехабе. Карточка с размашистой надписью «посттравматическое стрессовое расстройство» и полгода восстановления. Постоянные кошмары, срывы, галлюцинации, словно я снова и снова возвращался в тот день. Тогда ко мне и пришел начальник, пытался как-нибудь помягче донести новость о том, что людьми мне больше не командовать. Сначала я не понимал, почему я вообще остался на работе, но потом все возымело смысл – дело замяли, а пока я был на службе, находился под соглашением о неразглашении.
Уже там, в рехабе, я знал, что так это не оставлю. Вынашивал планы мести. Люди, оперирующие такими торговыми операциями, просто затеряться не могли. И когда я вышел, решимости у меня было хоть отбавляй.
Вещи Ирвана давным-давно разобрали – все, что можно было вернуть родным, вернули, все, что относилось к делу, забрали в отдел. Осталась лишь одна вещь, по поводу которой все еще шли споры – женская фотография с именем, обнаруженная в кармане пальто. Имя попытались пробить, но ничего не нашли; поскольку она не упоминалась в отчетах, решили, что это любовница, и не стали говорить жене – не было смысла портить отношение к покойнику.
Но я знал, что Ирван не из изменщиков. Поэтому я забрал фотографию – а если совсем честно, то украл. Довольно долго я не мог найти ничего – на работе мне твердо сказали, что я должен перевестись, если хочу остаться в полиции, и доступа к базе у меня не было. Мне дали возможность подумать и выбрать, куда я хочу отправиться, и это был единственная причина, почему мне все еще было разрешено оставаться в столице. Я смог заручиться помощью одного парня из убойного, и он нашел билеты, на которых значилось имя женщины с фотографии. Насколько я понимаю, эта фотография сейчас у вас, да, капитан? Как забавно, что вы повторяете мой путь…
Ну, раз вы идете по моим следам, вы знаете положение дел. Жаклин Лифшиц меняла имена, путешествуя из деревни в деревню. В каждой из них она встречалась с подельником, который развозил наркотик по водному пути – поскольку каждый пункт ее назначения был возле устья реки, она смогла развезти товар практически по всей стране. Несколько раз она возвращалась в Вигвард, видимо, чтобы забрать новую партию, и отправлялась дальше. Я отследил ее до самого конца – и этим концом стал Кронфорд, холодный город на севере страны.
Я сказал начальству, куда хочу перевестись. Каково же было мое удивление, когда я увидел среди бумаг ваше имя – вам предстояло стать моей начальницей. Я подумал, что это какой-то промысел богов, не иначе. Решил, что удача на моей стороне.
Но Жаклин затерялась в городе. Просто исчезла, словно ее никогда не существовало.
Поэтому мне пришлось развернуть поиски за вашей спиной. Я не знал, кому могу доверять, а кому нет, и пытался со всем справиться в одиночку. И в конце концов я нашел ее. Вышел на ее след, вошел в контакт и начал собирать доказательства. Имена тех, с кем она пересекалась, с кем встречалась в тех деревнях, кто может быть причастен…
Именно тогда я обнаружил связь между ней и убийствами. Мне удалось найти доказательство того, что именно она завела Лию в те переулки – я видел у нее ту красную сумку, которую мы так и не нашли у трупа. Думаю, дома у нее больше подобных вещей. К тому же, наш криминалист может попытаться сопоставить ее внешность с теми размытыми изображениями, что мы получили с камеры видеонаблюдения. Я не знаю, как именно она связана с убийцами и зачем ей понадобилось все это, но к чему бы она ни была причастна – она или ее наниматели – это всегда сопряжено с крайней жестокостью. Я собирался сказать об этом…
Но не успел. Жаклин рассекретила меня так же, как Ирвана тогда, в прошлом. Полиция не нашла никаких признаков взлома, потому что я сам открыл ей. Думал, что она еще не в курсе, кто я. Даже дверь не успел до конца распахнуть, как уже получил порцию транквилизатора.
К тому времени, как я очнулся где-то за чертой города и смог выбраться из заколоченного сарая, полиция уже рылась в моей квартире. Не знаю уж, что именно Жаклин подкинула, но уже тогда понял, что попадаться вам на глаза мне нельзя.
Я понимал, что без доказательств своей невиновности мне долго не продержаться. Но они сейчас у Жаклин. Она забрала мой рабочий компьютер. Мне нужен был кто-то, кто доверится мне. Кто лично проведет расследование, чтобы быть готовым поверить мне на слово и провести операцию по задержанию Жаклин. И это были вы, капитан, – Фледель выдохнул, завершая свой рассказ.
Некоторое время Кристиан молчала, переваривая сказанное.
– Вы знали, что на вашу почту пришло письмо от убийц, которое якобы указывало на вашу причастность? Из-за него мы начали обыск квартиры.
– Серьезно? Его смогли отследить?
– Тот же сервер.
– Вы же сами понимаете, что это было частью их плана. Просто так вы бы не начали облаву на мой дом.
– Да, я знаю… Просто тяжело осознавать, что именно я попалась на эту уловку.
– Это не ваша вина. Вы проверяли все, что могли. Это ваша работа.
Кристиан кивнула самой себе и, чтобы избавиться от мрачных мыслей, перевела тему.
– Почему вы думаете, что она не избавилась от ваших доказательств?
– Потому что она не могла этого сделать. У этой женщины подсознательная тяга к воровству, и она хранит у себя дома все, что ей покажется ценным. Даже если она сотрет всю информацию с дисков, с информацией все будет в порядке – она хранится на карте памяти, приклеенной с внутренней стороны корпуса скотчем.
– Вот как…
– Теперь вы понимаете, капитан. Чтобы добраться до этих данных и разоблачить ее, мне требовалась помощь человека, который доверяет мне.
– А что насчет остальных убийц? Жаклин действовала не одна.
– Что?
– Человек, скинувший на меня пятую жертву, был мужчиной.
– Вы же не думаете, что… – в его интонациях скользнула нервозность.
– Нет, я не думаю, что это вы. Я просто думаю, что это еще не конец.
– Вы всегда были поразительно оптимистичны, – тихий смех раздался из трубки, и Кристиан подумала, до чего же это странно – слышать его сквозь километры, и в то же время не иметь возможности узнать, где он и что с ним.
– Это называется рационализмом, – она почувствовала, что и сама улыбается, но в ту же секунду пресекла себя. – Но то, что я не считаю вас виновным, еще не убеждает всех остальных в этом. Морган может решить, что вы были тем мужчиной.
– Мы справимся с этим. Мне важно лишь то, что вы доверяете мне.
Он говорил так твердо, что Кристиан поймала себя на том, как обманывается – и правда начинает верить, что им все под силу. Не имея никаких доказательств, снять с Фледеля обвинения, поймать преступников и наконец-то закончить эти ужасы последних дней. Но все это было лишь красивой ложью – сладкой пилюлей, которой она столь отчаянно заедает горечь реальности.
– Фледель… – едва слышно начала она, закрыв глаза. – Вы все время говорите о моем доверии. Но почему… Почему вы доверились мне? Почему были уверены, что я не сдам вас, не поступлю, как следовало по закону?
– Потому что… – ей показалось, что и он закрыл глаза там, за километры от нее. – Потому что вы бы никогда не оставили это так. Никогда бы не остановились в своих поисках, пока не были бы уверены на сто процентов. И раз я не совершал этого, где-то обязательно должны быть доказательства. Это дело… Особенное для вас. Особенное для меня. Мы оба заинтересованы в том, чтобы не просто закрыть его, как надоедливую страницу, а запечатать навсегда, быть уверенными, что спустя множество лет оно не вернется, чтобы ударить в спину. Я все пытался понять, как же вы связаны со всем этим, даже спросил однажды напрямую, но… Впрочем, я своих причин вам тоже не сказал. Просто люди мы такие.