— В разделе предусмотрены исключения: в частности, в случае, если дела уже расследуются другим отделом. — Ева глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Мой рапорт по данному вопросу будет готов не позднее чем через час.
— Исключения делаются не автоматически, лейтенант. — Капитан из соперничающего отдела сцепил пальцы. — Я считаю, что в данном случае подобное исключение недопустимо. Дело в том, что в отделе расследования убийств отсутствуют специалисты, опыт, аппаратура для работы с незнакомыми веществами. У нас все это есть. Мы полагаем, что утаивание новых сведений от нашего отдела идет вразрез с духом сотрудничества.
— Ваш отдел и лично лейтенант Касто получат копии моего рапорта. Это мои дела, и…
Уитни поднял руку, не позволив ей наговорить лишнего.
— Лейтенанту Даллас поручено вести следствие по названным делам. Даже будучи связанными с наркотическими веществами, они остаются делами об убийствах, которые лейтенант и расследует.
— При всем к вам уважении, господин майор, — заговорил Касто, пряча усмешку, — в Управлении полиции хорошо известно, что вы покровительствуете лейтенанту Даллас. Впрочем, учитывая ее послужной список, это не вызывает удивления. Мы попросили мистера Тиббла об этой встрече, чтобы решить вопрос о приоритетах. У меня больше контактов с уличными торговцами и более крупными наркодельцами. Работая под прикрытием, я получил доступ к лабораториям и производствам, каковой у лейтенанта попросту отсутствует. К этому надо прибавить тот факт, что подозреваемая по делу Пандоры…
— Подозреваемая не имеет никакого отношения к делу Йоханнсена, — перебила его Ева. — А оба убийства совершило одно и то же лицо, мистер Тиббл.
Взгляд начальника полиции остался холодным. Если у него и были свой предпочтения, он их тщательно скрывал.
— Это ваша догадка, лейтенант?
— Профессиональное суждение, сэр, каковое я разовью в своем рапорте.
— Не секрет, что лейтенант Даллас лично заинтересована в оправдании подозреваемой, — заявил капитан. — Не думаю, что это пойдет на пользу делу. Как она может сохранить профессиональную объективность, раз подозреваемая — ее близкая подруга?
Тиббл поднял палец, чтобы предотвратить вспышку Евиного гнева.
— Ваше мнение, майор Уитни?
— Я по-прежнему полностью доверяю лейтенанту Даллас. Она с честью исполнит свой долг.
— Согласен с вами. Меня не устраивают раздоры в рядах полиции, капитан. — Выговор был достаточно мягким, но бил прямо в цель. — Следует признать, что оба отдела имеют к делу одинаковое отношение. Исключения действительно не делаются автоматически; с другой стороны, речь идет о неизвестном веществе, с которым связаны как минимум две смерти. Лейтенанты Даллас и Касто имеют безупречные послужные списки и в высшей степени пригодны для ведения следствия. Вы согласны, майор?
— Да, сэр, оба — превосходные полицейские.
— Вот я и предлагаю: пусть не перетягивают канат, а сотрудничают. Лейтенант Даллас остается ведущим следователем по делу и в этом качестве будет посвящать лейтенанта Касто и его отдел во все свои находки. Годится вам такое решение или мне придется уподобиться царю Соломону и пригрозить, что дело будет разрублено на две части, как злосчастный младенец?
— Жду вашего рапорта, Даллас, — проворчал Уитни, выйдя от начальника. — И в следующий раз, пожалуйста, аккуратнее давайте Дикарю Дикки взятки.
— Слушаюсь, сэр.
Ева проводила взглядом Уитни и покосилась на Касто.
— Пришлось постараться, — усмехнулся он. — Наш капитан — тоже любитель бейсбола.
— Посмотрим, как он будет отбивать мои подачи! Я передам вам свой рапорт, Касто.
— Буду вам признателен. А я тем временем разнюхаю, что происходит на улицах. Пока что там не знают о новом составе. Но тропическое происхождение вещества позволяет взглянуть на проблему иначе. На таможне у меня есть знакомые, у которых передо мной должок…
Немного поколебавшись, Ева решила, что настало время сотрудничать по-настоящему.
— Начни с Гаити, — посоветовала она. — Пандора вернулась оттуда за два дня до гибели. Я, правда, еще не занималась ее маршрутом и не знаю, побывала ли она заодно и в других местах.
— Хорошо. Когда узнаешь, сообщи. — Касто улыбнулся и взял ее за руку. — У меня ощущение, что теперь, когда мы во всем разобрались, у нас получится чудо-команда. Кстати, нам обоим будет очень полезно добиться успеха в этом расследовании.
— Я, признаться, больше заинтересована в разоблачении убийцы, чем в служебном росте.
— Я тоже всецело за торжество правосудия! — Он широко улыбнулся, бесстыдно эксплуатируя ямочки в углах рта. — Но, поверь, если это приблизит меня к капитанскому жалованью, я не стану плакать. А ты?
— На твоем месте я бы, наверное, относилась к этому так же.
— Вот и славно. Если не возражаешь, я на днях загляну еще и поклянчу твоего кофе. — Он выразительно сжал ее руку. — Честное слово, Ева, я очень надеюсь, что ты докажешь невиновность своей подруги.
— Обязательно докажу. — Он уже зашагал прочь, но Ева, не выдержав, окликнула:
— Касто!
— Да, золото мое?
— Что ты ему посулил?
— Дикарю? — Его улыбка соперничала шириной со штатом Оклахома. — Ящик чистого виски. Он схватил приманку так же жадно, как лягушка комара. — Касто для большей выразительности высунул язык и подмигнул. — Ребята из нашего отдела — непревзойденные мастера по части взяток.
— Буду иметь в виду. — Ева засунула руки в карманы и не удержалась от ухмылки, провожая Касто взглядом. — Стильный мужчина.
— И фигура — пальчики оближешь! — добавила Пибоди. — Это я так, к слову.
— Согласна с вами, Пибоди. Ладно, одно сражение мы выиграли. Теперь постараемся победить во всей кампании.
Ева так добросовестно трудилась над рапортом, что у нее от напряжения заболели глаза. Направив копии всем, кому следовало, она отпустила Пибоди и подумала, что имеет полное право отменить встречу с психиатром: надо же когда-нибудь и отдохнуть.
Тем не менее в назначенный час она сидела в приемной доктора Миры, вдыхая знакомые запахи травяного чая и приятных духов.
— Рада, что вам захотелось ко мне заглянуть. — Мира закинула ногу на ногу. Ева обратила внимание на ее шелковые чулки и новую прическу — короткую стрижку, сменившую пучок на затылке. Зато глаза остались прежними: синими и спокойными, всепонимающими. — Хорошо выглядите!
— Со мной все в порядке.
— Нелегко в это поверить, учитывая последние события в вашей жизни — как профессиональной, так и личной. Подозрение в убийстве, павшее на лучшую подругу — серьезное испытание. Как вы с этим справляетесь?
— Просто делаю свое дело. То есть вывожу из-под удара Мевис и пытаюсь выяснить, кто ее подставил.
— Вы не видите здесь противоречия?
— Нет. Я много думала об этом… — Ева провела ладонями по коленям: на приеме у Миры у нее всегда потели ладони. — Будь у меня малейшее, самое микроскопическое сомнение в невиновности Мевис, то проблема бы наверняка возникла. Но сомнений нет — и моя совесть спокойна.
— Рада за вас.
— Разумеется, мне будет в тысячу раз спокойнее, когда я завершу расследование и полностью сниму с нее подозрение. Но, признаться, договариваясь с вами о встрече, я волновалась гораздо больше, чем сейчас. Теперь я полностью контролирую и себя, и события.
— Это для вас очень важно?
— Конечно. Я не могу нормально работать, если штурвал находится не у меня.
— А в личной жизни?
— Ну, кто же сможет отнять штурвал у Рорка?
— Значит, в ваших отношениях верховодит он?
— Верховодил бы, если дать ему волю. — Ева усмехнулась. — Наверное, он сказал бы то же самое обо мне. Кажется, мы с ним только тем и занимаемся, что оспариваем друг у друга главенство. Но в конечном счете плывем в одном направлении. Он меня любит…
— Это вас удивляет?
— Признаться, да. Меня ведь никто никогда не любил. Я понимаю, для некоторых это просто слова, и им ничего не стоит их произнести. Но для Рорка это больше чем слова! Он видит мое нутро, и оно его не отпугивает…
— А должно бы отпугнуть?
— Не знаю. Самой себе я не всегда нравлюсь, а ему — всегда. Во всяком случае, он меня понимает. — Только сейчас Ева сообразила, что именно это ей и следовало обсудить с доктором Мирой — темные закоулки души. — Наверное, так происходит потому, что у нас обоих было очень тяжелое детство. В возрасте, когда лучше этого не знать, мы уже знали, какими жестокими бывают люди. Что власть, оказавшаяся в дурных руках, не просто портит — калечит. Рорк… До встречи с ним я просто не знала, что такое любовь. Я занималась сексом, но не чувствовала ничего, кроме физического удовлетворения. Мне никогда не была доступна настоящая… Близость? Я правильно выбрала слово?
— Совершенно правильно. А почему то, что происходит между вами, вы назвали близостью?
— Потому что с ним можно только так! Ведь он… — Ева почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы, и поспешно их утерла. — Он открыл внутри меня что-то такое, что сама я боялась открыть. Вернее, он каким-то образом завладел той частью моего естества, которую я считала отмершей. Мне всегда казалось, что я высохла душой в детстве, когда…
— Вам станет лучше, если вы найдете для этого слова, Ева.
— Когда меня насиловал родной отец! — Она вздохнула так, что чуть не лопнули легкие, и больше не пыталась сдерживать слезы. — Это было насилие, надругательство, боль… Он употреблял меня как последнюю шлюху, а я была еще слишком мала и слаба, чтобы этому воспротивиться. Он наваливался на меня, а если я пыталась увернуться — связывал. Избивал так, что у меня заплывали глаза, зажимал ладонью рот, чтобы я не могла кричать. Он насиловал меня так яростно, что я уже не знала, что хуже — само унижение или нестерпимая боль. Мне никто не мог помочь! Оставалось только в страхе ждать следующего раза…
— Вы понимаете, что себя вам не в чем винить? — тихо спросила Мира. Сейчас, когда нарыв прорвался, она старалась осторожно и тщательно выдавить весь гной. — Ни тогда, ни сейчас. Никогда.