— Ну что, в тягости королева или нет?
— Еще неизвестно, государь, еще только приступили к обсуждению, но вас спрашивает его высочество Пуатье, он просит немедленно пожаловать во дворец. Он заперся там с вашими родичами и мессиром Нуайе.
— Я приказал, чтобы меня не беспокоили, не время сейчас!
— Но вопрос важный, государь, и его высочество Пуатье говорит, что дело прямо вас касается. Не угодно ли вам лично присутствовать при их беседе? Это крайне необходимо.
Людовик с сожалением бросил взгляд на кожаный мяч, утер лицо, накинул на рубаху полукафтан и крикнул:
— Продолжайте, мессиры, без меня!
Потом направился ко дворцу и по дороге наказал своему камергеру:
— Как только что-нибудь станет известно, Матье, немедленно сообщите мне.
Глава VКардинал насылает порчу на короля…
У человека, стоявшего в глубине залы, были черные, близко посаженные глазки, бритый, как у монаха, череп, все лицо его дергалось от нервического тика. Был он высок, но, так как правая нога у него была значительно короче левой, казался ниже ростом.
По обе стороны стояли не стражники, как при обычном посетителе, его стерегли два конюших графа Пуатье — Адам Эрон и Пьер де Гарансьер.
Людовик лишь мельком взглянул на незнакомца. Он кивнул головой, и кивок этот равно относился к его дяде Валуа, двум его братьям Пуатье и де ла Марш, кузену Клермонскому, а также к Милю де Нуайе, зятю коннетабля и советнику парламента. Все поименованные поднялись при появлении короля.
— О чем идет речь? — спросил Людовик, садясь посреди комнаты и жестом приказывая остальным занять места.
— Речь идет о ворожбе, дело серьезное, как нас уведомляют, — насмешливо ответил Карл Валуа.
— Разве нельзя было поручить это дело хранителю печати, а не беспокоить меня в такой день?
— Как раз об этом я и твердил вашему брату Филиппу, — отозвался Валуа.
Граф Пуатье спокойным движением сплел свои длинные пальцы и уперся в них подбородком.
— Брат мой, — начал он, — дело слишком серьезно, и не потому, что оно связано с ворожбой — это вещь обычная, — а потому, что ворожбой на сей раз занимаются в самом конклаве, и, таким образом, мы можем убедиться, какие чувства питают к нам кардиналы.
Еще год назад, услышав слово «конклав», Сварливый зашелся бы от гнева. Но после смерти Маргариты он полностью перестал интересоваться этим вопросом.
— Человека этого зовут Эврар, — продолжал граф Пуатье.
— Эврар… — машинально повторил король, желая показать, что слушает.
— Он причетчик в Бар-сюр-Об, а раньше принадлежал к ордену тамплиеров, где состоял в ранге рыцаря.
— Ах вот как! — воскликнул король.
— Две недели назад он предался в руки нашим людям в Лионе, а те переслали его сюда к нам.
— К вам переслали, Филипп, — уточнил Карл Валуа.
Граф Пуатье, казалось, пренебрег этим замечанием. А оно свидетельствовало о небольшой размолвке между власть имущими, и Валуа был явно обижен, что дело прошло мимо него.
— Эврар говорит, что хочет сделать кое-какие разоблачения, — продолжал Филипп Пуатье, — и мы обещали, если он чистосердечно признается во всем, не причинять ему зла, что и подтвердили здесь. По его признаниям…
Король не спускал глаз с двери, ожидая появления своего камергера. В эти минуты возможное отцовство, будущий наследник занимали все его мысли. У короля Людовика как правителя имелся весьма досадный недостаток — ум его бывал занят чем угодно, только не тем, что требовало августейшего решения в данную минуту. Он неспособен был управлять своим вниманием — порок, непростительный для носителя власти.
Воцарившееся в зале молчание вывело его из состояния мечтательности.
— Ну, брат мой… — произнес он.
— Я не хочу мешать ходу ваших мыслей. Я просто жду, когда вы кончите думать.
Сварливый слегка покраснел.
— Нет, нет, я слушаю внимательно, продолжайте, — сказал он.
— Если верить Эврару, — продолжал Филипп, — он явился в Валанс, где рассчитывал на покровительство одного кардинала, который повздорил со своим епископом… Кстати, надо бы выяснить поточнее это дело… — добавил он, обращаясь к Милю де Нуайе, который вел допрос.
Эврар расслышал эти слова, но даже бровью не повел.
— Таким образом, по его утверждению, Эврар случайно свел знакомство с кардиналом Франческо Гаэтани…
— С племянником папы Бонифация, — вставил Людовик, желая доказать, что он внимательно следит за докладом.
— Именно так… и он вошел в близкие сношения с этим кардиналом, приверженным алхимии, поскольку у него, по словам Эврара, имеется особая комната, вся заполненная тиглями, ретортами и где хранятся различные снадобья.
— Все кардиналы так или иначе причастны к алхимии, это уж их страсть, — заметил Карл Валуа, пожимая плечами. — Его преосвященство кардинал Дюэз, говорят, даже написал какой-то алхимический трактат…
— Совершенно справедливо, дядюшка, я читал его — не весь, конечно, и, признаюсь откровенно, мало что понял в этом трактате под названием «Искусство трансмутаций», хотя он пользуется известностью. Но нынешний случай слишком труден для алхимии, впрочем, вполне полезной и уважаемой науки… Куда ей! Кардиналу Гаэтани требовалось найти человека, который умеет вызывать дьявола и напускать порчу.
Карл де ла Марш в подражание дяде Валуа произнес насмешливым тоном:
— От этого кардинала так и несет жареным еретиком.
— Пусть тогда его и сожгут, — равнодушно сказал Сварливый, поглядывая на дверь.
— Вы хотите его сжечь, брат мой? Сжечь кардинала?
— Ах, он кардинал! Тогда нет, не стоит.
Филипп Пуатье устало вздохнул и заговорил, выделяя отдельные слова:
— Эврар сказал кардиналу, что он знает одного человека, который добывает золото для графа де Бар.
Услышав это имя, Валуа в возмущении вскочил с места:
— И впрямь, племянник, мы зря теряем время! Я достаточно близко знаю графа де Бар и уверен, что не станет он заниматься такой ерундой! Это прямой навет, ложное обвинение в сношении с дьяволом, таких оговоров бывает по двадцать в день, и незачем нам преклонять свой слух к разным басням.
Как ни старался Филипп хранить спокойствие, но тут он потерял терпение.
— Однако вы весьма охотно преклоняли слух к наветам и обвинениям в колдовстве, когда дело касалось Мариньи, — сухо возразил Филипп. — Соблаговолите же, по крайней мере, выслушать рассказ. Прежде всего речь идет не о вашем друге графе де Бар, как вы узнаете из дальнейшего. Эврар не отправился на поиски нужного человека, а привел к кардиналу Жана де Пре, бывшего тамплиера, который случайно тоже находился в Валансе… Так я говорю, Эврар?
Допрашиваемый молча склонил свой выбритый иссиня-черный череп.
— Не считаете ли вы, дядюшка, — сказал Пуатье, — что слишком много случайностей разом и слишком много тамплиеров в самом конклаве, и именно в окружении племянника папы Бонифация?
— Пожалуй, пожалуй, — пробормотал уже более миролюбиво Карл Валуа.
Повернувшись к Эврару, Филипп Пуатье в упор спросил:
— Знаком тебе мессир Жан де Лонгви?
Лицо Эврара исказилось обычной нервной гримасой, и его длинные пальцы с плоскими ногтями судорожно вцепились в веревку, перепоясавшую рясу. Но голос его прозвучал уверенно:
— Нет, мессир, не знаю, разве что по имени. Знаю лишь, что он племянник в бозе почившего Великого магистра.
— В бозе… вот уж тоже сказал! — негромко фыркнул Валуа.
— Значит, ты настаиваешь, что никогда не поддерживал с ним никаких отношений? — продолжал Пуатье. — И не получал через бывших тамплиеров никаких указаний от него?
— Я слышал стороной, что мессир де Лонгви старался наладить связь с кем-нибудь из наших, а больше ничего не знаю.
— А тебе не сообщили, скажем, тот же Жан де Пре, имени бывшего тамплиера, который прибыл во фландрскую армию с целью доставить послания сиру де Лонгви и отвезти от него послание?
Оба Карла — Валуа и де ла Марш — удивленно переглянулись. Положительно Филипп был осведомлен в ряде вопросов лучше всех прочих, но почему же он держит подобные сведения в тайне?
Эврар стойко выдержал взгляд графа Пуатье. А тот тем временем думал: «Уверен, что это он самый и есть, все приметы сходятся, таким мне его и описывали. К тому же еще колченогий…»
— Тебя пытали в свое время? — спросил он.
— Нога, ваше высочество, моя нога может ответить за меня! — воскликнул Эврар, дрожа всем телом.
Сварливый тем временем начал тревожиться. «Эти лекари слишком уж медлят. Просто Клеменция не в тягости и мне бояться об этом сообщить». Вдруг его вернули к действительности вопли Эврара, который на коленях подползал к нему.
— Государь! Смилуйтесь, не велите снова меня пытать! Клянусь богом, что скажу всю правду!
— Не надо клясться, это грех, — наставительно заметил король.
Конюшие силой подняли Эврара с колен.
— Нуайе, следовало бы разобраться в вопросе об этом посланце в армию, — обратился Пуатье к советнику парламента. — Продолжайте допрос.
Миль де Нуайе, мужчина лет тридцати, с густой шевелюрой и двумя резкими морщинами между бровями, спросил:
— Ну что же, Эврар, вам сказал кардинал?
Бывший тамплиер, еще не оправившийся от испуга, быстро заговорил, и все поняли, что теперь он не лжет.
— Кардинал сказал нам — Жану де Пре и мне, — что он хочет отомстить за своего дядю и стать папой, а для этого необходимо уничтожить врагов, которые чинят ему препятствия; и он посулил нам триста ливров, если мы возьмемся ему помочь. И назвал нам двух главных своих врагов…
Эврар в замешательстве взглянул на короля.
— Ну, ну, продолжайте, — проговорил Миль де Нуайе.
— Он назвал короля Франции и графа Пуатье и добавил, что был бы не прочь видеть, как их вынесут ногами вперед.
Сварливый машинально взглянул на свои туфли, потом вдруг с криком подскочил на кресле:
— Ногами вперед? Но, стало быть, этот злой кардинал ищет моей смерти?!
— Совершенно справедливо, — с улыбкой добавил Пуатье, — и моей тоже.