Возможность прийти к состоянию, при котором отношение матери, ее одобрение или осуждение перестают иметь первостепенное значение, открывает перспективы раскрытия себя как личности и видения другого человека не через материнские проекции, а своими собственными глазами. И большая ценность позволить себе не следовать за матерью, но и не бунтовать против нее. Ведь в конечном счете, повторюсь, бунт, как и послушание, – проявление эмоциональной зависимости. В первом случае – зависимости маленького ребенка, во втором – подростка, для которого бунт – суть контрзависимости. Свобода же проявляется в том, что открывается возможность плыть не только по течению или против него, а туда, куда хочет сам человек. Но здесь возникает следующий важный вопрос: Чего человек хочет? Об этом мы поговорим в следующей главе.
Глава 9Индивидуализация
Вслед за героем Достоевского мы задаемся вопросами, отражающими боль общества, ломающего голову над феноменом индивидуализации: «Вошь ли я, как все, или человек?», «Тварь я дрожащая или право имею?».
Для проявления собственной индивидуальности необходимо расчистить пространство. Понять: Что есть ты, а чем ты не являешься? Именно поэтому сепарация, как психологическое отделение, является условием индивидуализации, давая не только освобождение, но и личную ответственность. Свобода и ответственность идут рука об руку. Будучи свободными принимать решения, мы за эти решения и отвечаем. Как писал Герман Гессе: «Царство свободы – это, возможно, также и царство заблуждения»[45]. Оставаясь в тесной связи с родителями, принимая и разделяя их ценности (или ценности и верования общества как Сверх-Родителя), не подвергая их сомнению, можно избежать тревоги принятия собственного решения, неопределенности, возможности ошибиться. Многие люди так сильно боятся совершить ошибку, сделав неверный выбор, что на годы зависают в состоянии «между двух стульев» (неудобном и требующем недюжинных сил). Уподобляясь буриданову ослу, в качестве одной из версий умершему от голода в неспособности выбрать между двумя одинаково доступными стогами сена, они терзают себя «правильностью» определенного решения, словно одно из них открывает двери в их личный ад или рай. Но такого решения обычно не существует. Есть просто один или другой путь, на каждом из которых будут свои горести и радости, свои вызовы и победы, свои ограничения и возможности. А личный ад – это застрять в состоянии не-выбора и не-жизни.
Индивидуализация как проявление и развитие персональных качеств открывает возможность проживания своей особенной судьбы, а не заурядной жизни, похожей на поезд, движущийся по проложенным кем-то рельсам, по определенному заданному маршруту. Но следование собственным маршрутом – всегда вызов. Ведь на таком пути свобода выбора сопровождается рисками. С другой стороны, и отказ от выбора – тоже выбор и тоже риск. Например, риск так никогда и не попробовать или риск состариться, так и не повзрослев. Поднимая подобные вопросы, мы говорим об экзистенциальном выборе и экзистенциональной ответственности. В конечном счете мы все прибудем в конечную точку, из которой будет видно, как первые больше боялись жить, а вторые – не жить. Первые больше действовали из страха ошибиться, вторые – из страха упустить. Первые стремились к большей безопасности, вторые – к большей свободе.
Многие люди боятся рискнуть быть не принятым определенной группой людей. Подобные опасения связаны с нашей социальностью, сопровождаемой генетической памятью, где хранятся многократные подтверждения того, что оказаться вне «племени» опасно, что одному справиться с диким зверем в ночи в разы труднее, чем коллективно. И хотя сейчас XXI век, и, живя в западном обществе, вы можете сами выбирать, к какой группе присоединиться, каких этических взглядов придерживаться и каким ценностям следовать, эта абстрактная возможность неприятия кем-то и когда-то многих пугает. Мы, конечно, догадываемся или знаем наверняка, что дикие звери в ночи уже не грозят, особенно когда живешь в городе, в своей квартире, за закрытой дверью, однако иррациональные страхи и тревога – спутники филогенеза – продолжают одолевать, не давая возможности жить так, как хочется, проявляя свою индивидуальность и, исходя из нее, творчески взаимодействовать с миром.
Есть матери, «затачивающие» детей быть не как все, проявлять смелость идти своим путем, действовать нестандартно. Есть матери, строго осуждающие любую инаковость, воспитывающие в ребенке страх перед чужим мнением и чувство вины за непослушание. В первом случае взрослеющей дочери проще научиться думать своей головой, опираться на себя, делать самостоятельные выборы и рисковать. Особенно ценно, когда мать не только декларирует ценность независимого мнения, но и дает возможность дочке «потренироваться» на себе: не пресекает дискуссию или даже спор, заинтересованно слушает, приводит аргументы «за» и «против». Таким образом мать дает дочери разрешение на индивидуализацию. Она позволяет покинуть себя (свои собственные ценности и взгляды, стиль жизни и устремления).
Но как бы вы ни сепарировались, как бы ни развили и ни реализовали себя, вы все равно остаетесь ребенком своей матери. Даже если вы ушли от нее далеко, то это расстояние измеряется отчетной точкой, а именно – положением матери. Наши корни, генетика, биография, родительское влияние – все это в конечном итоге вплетается в нас, смешивается с нашими собственными качествами, создавая наш личный психологический профиль и, в конечном итоге, – индивидуальность. Индивидуальность не есть нечто стерильное, существующее независимо от прочего. Индивидуальность проявляет себя во взаимосвязи и из взаимосвязей произрастает. Кроме того, что человек – сочетание противоречий, он еще и сочетание факторов четырех типов: генетических, социально-культурных (макросреда), социально-психологических (микросреда) и фактора Х (включающего и свободу воли). И фактор Х, «темная лошадка», наиболее мощный. И хотя все перечисленное влияет, определяет, проявляет себя в самом разном, в конечном счете важно уметь смотреть на жизнь не как на результат многочисленных влияний, а как на индивидуальную неповторимую историю.
Но даже став взрослым и реализованным человеком, встретившись с определенной ситуацией, мы вдруг говорим сами себе: «Ну здравствуй, мама!» Вы узнаете ее в себе, обнаруживаете присутствие, но в этом больше нет нерва.
Я начала эту главу с того, что для проявления собственной индивидуальности необходимо понять: кем и чем ты являешься, а чем – нет? Быть собой не значит быть абсолютно иной, чем родители и чем мать. Быть собой значит и интегрировать мать в себе, принять ее как силу, влиявшую и формировавшую. Даже в случае произошедшей сепарации матери и дочери материнский образ продолжает быть частью психики. В психологии и психотерапии мы используем понятие интернализированной матери, о которой пойдет речь в следующей главе.
Глава 10От дочери к матери
Проснулась утром, лежу, жду, когда мама завтрак приготовит, а потом вспомнила, что мама – это я!
Итак, вы выросли. Возможно, и психологически тоже. И может быть, вы достаточно сепарировались, чтобы отличать свое от чужого; и может быть, в чем-то сохранили традиции собственной родительской семьи не из-за услужливости, а потому, что они вам дороги и созвучны. И вполне вероятно, что у вас самой родилась дочь.
«Все мамы – живые люди, и идеальных нет.
Ребенок рождается – и мы стремимся давать ему самое лучшее. Лучшую кроватку, лучшие одежки и игрушки. А самое главное – лучшую маму.
Все понимающую. Все принимающую. Все разрешающую. Такую, которой не было у вас.
Да и ни у кого не было. Все мамы – живые люди, и идеальных нет».
Быть матерью в XXI веке в западном мире после появления и развития психоанализа, после исследований значимости детско-родительской привязанности, после сотен написанных книг о правильном воспитании детей – тот еще вызов. Смогу ли я быть хорошей матерью… достаточно хорошей матерью? Что такое достаточно хорошая мать? Смогу ли я любить своего ребенка? Смогу ли я не травмировать его? Смогу ли потом отпустить? Не задушить своими требованиями и любовью? Эти и многие другие вопросы задают себе женщины, думающие о предстоящем материнстве, чувствуя на себе огромную личную ответственность.
Раньше, да и теперь во многих культурах, ребенок воспитывался коммуной. Люди жили расширенной семьей, а забота о малыше не являлась исключительно материнской задачей. В опеке и ведении домашнего хозяйства участвовала группа, что снижало уровень индивидуальной ответственности и тревоги, позволяло матери передохнуть, переключиться на другие дела и получить поддержку.
От современной матери требуется многое, что обычно усугубляется наличием ее собственных завышенных требований к себе. Это ведет к бесконечному чувству вины, тревоге, эмоциональному выгоранию. Матери легко становятся себе прокурорами, предъявляя новые тяжкие обвинения, подкрепленные многочисленными статьями психологов о том, как важно то и опасно это. В некотором смысле мы можем наблюдать новую форму жизни матерей – тревожно-винящихся и детоцентрических.
«Я знаю, как надо, но не делаю: я отвлекаюсь, злюсь, срываюсь», – много раз я слышала нечто подобное в своем кабинете. К таким переживаниям часто добавляется чувство одиночества, когда молодая женщина не находит поддержки. И даже если рядом есть другие люди, например родственники, то бывает, что они больше критикуют и упрекают, расшатывая остатки уверенности, чем дают опору.
Мне приходилось слышать сомнения в готовности стать матерью, но в действительности невозможно быть полностью готовой к материнству. Ведь это – не нечто краткосрочное и универсальное, требующее типового набора качеств, навыков и умений. Это – не единоразовый трюк и не стометровка, но путь длиною в жизнь, в процессе которого будут возникать очень разные задачи, события и чувства, сопровождающие их. Становление матерью – это одновременно и этап, и процесс развития, который может оказывать как позитивное, так и негативное влияние на самоощущение женщины