Яд и мед материнской любви. Путь к изменениям непростых отношений между матерью и дочерью — страница 7 из 17

Материнская травма, или Кто кому мама?

Так уж устроено у людей,

Хотите вы этого, не хотите ли,

Но только родители любят детей

Чуть больше, чем дети своих родителей.

Эдуард Асадов

Парентифицированный ребенок (от англ. parentify) – ребенок, с которым родители психологически меняются ролями. Увы, случаи, когда ребенок ставится в позицию родителя по отношению к собственной матери или отцу, встречаются достаточно часто. Обычно это история, когда родители не являются психологически взрослыми, но – «псевдовзрослыми», имеющими собственные неизлеченные детские травмы и ищущими в ребенке опору, поддержку, защиту или просто отыгрывающие на нем свои невротические паттерны.

В самом общем виде все отношения можно разделить на: исцеляющие, травмирующие (или ретравмирующие) и нейтральные. Отношения, в которых ребенок парентифицирован, практически всегда – травмирующие отношения. Наиболее остро и часто такая история разыгрывается между матерью и дочерью.

В книге «Любовь и Невроз» в контексте объяснения таких характеристик, как конгруэнтность (согласованность слов, поведения и чувств в отношениях) и симметричность (согласованность социальных ролей и внутренних психологических позиций) отношений, я привожу описание двух примеров, на которых можно увидеть специфику парентифицированности.


Тридцатилетняя Анна – мама семилетней Кати. На внешнем уровне она – ее родитель. Анна заботится о Кате, выслушивает и успокаивает ее в случае возникших проблем, помогает справиться с трудностями, поддерживает, защищает, иногда критикует и ограничивает. На внутреннем уровне – она тоже ее Родитель, а Катя в их отношениях Ребенок, который может капризничать, не справляться самостоятельно, решать трудности с помощью Анны. Их отношения несимметричные и конгруэнтные. Катя – не парентифицированный ребенок.


Илона старше Анны на три года, у нее тоже есть дочь – Диана. Они живут вдвоем, Дианин отец живет в другой стране и никакого участия в их жизни не принимает. Илона переживает из-за личных неудач. Иногда ее одолевают тревожные депрессивные мысли. Илона выпивает. С пяти лет Диана часто остается дома одна, иногда на ночь. К своим десяти годам она самостоятельна, умеет готовить простые блюда и выполнять работу по дому. Когда ее мама приходит домой пьяная, она заботится о ней, разговаривает, если та хочет, успокаивает и убирает за ней. На символическом уровне Диане часто приходится быть Родителем Илоны. Их отношения несимметричные и неконгруэнтные. Диана – парентифицированный ребенок.


Исцеляющие отношения – необязательно симметричные, но всегда конгруэнтные. Травмирующие отношения – необязательно неконгруэнтные (например, насилие и враждебность могут быть явными, как на внешнем, так и на психологическом уровне), но, как правило, несимметричные (в них нет равенства). Нейтральные отношения могут быть любыми с точки зрения конгруэнтности и симметричности, но в них нет личной значимости, соответственно – силы влияния. Отношения, в которых ребенок парентифицирован, – несимметричные и неконгруэнтные, очень личные, а потому травмирующие.

Фокусируя внимание на отношениях между матерью и дочерью, Беттани Уэбстер пишет: «Предполагается, что дорога между маленькой девочкой и ее матерью будет улицей с односторонним движением, по которой движется постоянный поток поддержки от матери к дочери. Нет никаких сомнений в том, что маленькие девочки полностью зависят от своих матерей и их физической, психологической и эмоциональной поддержки. Однако одним из широко распространенных видов материнской травмы является обратная динамика, когда мать становится нездорово зависимой от дочери и требует от нее психологической и эмоциональной поддержки. Эта перемена ролей тяжело травмирует девочку, оказывая долговременное влияние на ее самооценку, уверенность в себе и чувство собственной ценности»[38].

Алис Миллер также описывает динамику смены ролей между матерью и ребенком[39]. Так, после рождения сына или дочери мать подсознательно ощущает, что наконец у нее есть кто-то, кто будет принимать и любить ее безусловно. Она начинает использовать ребенка для удовлетворения собственных потребностей, которые не были удовлетворены в ее детстве. В этом случае ребенок начинает нести на себе проекцию прародителя – матери или отца собственной матери или отца. Это ставит ребенка в невозможную ситуацию, когда он несет ответственность за благополучие и счастье своего родителя. И чаще такую иррациональную ответственность берут на себя девочки по отношению к матерям, испытывая перед ними тяжелое чувство вины. «Моя мать несчастлива. Разве я могу покинуть ее? Разве я могу быть счастливой сама? Имею ли я на это право?» – вот приблизительные вопросы, которые может дочь задавать себе.

Чтобы удовлетворять эмоциональные потребности своей матери, дочь подавляет собственные потребности. Вместо того чтобы получать от матери поддержку, от дочери ожидается, что она будет поддерживать свою мать. Вместо того чтобы чувствовать в матери надежную опору для собственных эмоций, от нее ожидается, что она будет надежной эмоциональной опорой для своей матери.

Дочь уязвима, и ее выживание полностью зависит от матери, так что у нее нет особого выбора; ей остается либо смириться и удовлетворять нужды своей матери, либо в какой-то степени ей противостоять. В первом случае она обычно становится эмоциональным инвалидом, во втором – предательницей. Мать эксплуатирует дочь, назначая ее на взрослые роли – символического супруга, подруги или своего психотерапевта. «Когда от дочери требуется эмоциональная поддержка для ее матери, для нее становится невозможным полагаться на свою мать в достаточной степени, чтобы удовлетворять свои собственные потребности»[40].

Матери устраивают соревнование со своими дочерями за главный приз – быть ребенком и получать заботу. Согласно Уэбстер, послание, заложенное в такой конкуренции, звучит так: «Материнской любви всем не хватит». Девочки (да и мальчики тоже) вырастают в убеждении, что любовь, принятие, одобрение и поддержка очень ограничены, их мало и нужно тяжело трудиться, чтобы их заслужить. Мать ожидает от дочери, что та будет выслушивать ее проблемы, и просит ее об утешении собственных взрослых страхов и тревоги. От дочери ожидается, что она избавит мать от проблем или наведет порядок в ее жизни на физическом или эмоциональном уровне. К ней могут регулярно обращаться как к человеку, способному решать проблемы или выступать посредником.

Парентифицированные дети могут продолжать играть свою роль и во взрослой жизни. Чаще всего они занимают роль Спасателя по отношению к своему родителю и другим людям, могут переоценивать собственные силы, иногда не замечать возникающие физические и эмоциональные проблемы, перегружать себя и выгорать. Более того, выражение собственных потребностей может быть чревато отвержением или насилием со стороны родителя. Равно как и стремление ребенка эмоционально отделиться или отстраниться. Часто из парентифицированных детей вырастают типичные гиперфункционалы (и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет).

На примере взаимодействия со своим родителем, привыкшие получать одобрение и признание через обеспечение защиты и помощь, они строят свою идентичность на сильной активной позиции. Однако порой эмоциональная ноша ложится на «неокрепшее тело», а сбросить ее не позволяет глубочайшее чувство иррациональной вины, которое подкрепляется претензиями со стороны матери.

В случае если дочь выражает недовольство отношениями или пытается поговорить о них, матери могут набрасываться на них с обвинениями в неблагодарности и искажении событий. В результате, после того как дочери были лишены детства в угоду потребностям своих матерей, они же подвергаются критике за смелость попытаться обсудить отношения и то, как быть в них дальше.

«Такие матери не готовы видеть свою роль в страданиях дочери, потому что для них это слишком больно. И очень часто они сами отрицают то, как их собственные отношения с матерью повлияли на их жизнь. «Не смей обвинять мать» – это способ посеять чувство стыда и заставить дочерей замолчать и не говорить о той боли, которую они испытали. Если мы хотим вернуть себе свою силу, мы должны быть готовы увидеть, насколько наши матери действительно виноваты в нашей детской боли – и в качестве уже взрослых, насколько мы полностью ответственны за исцеление этих ран внутри себя».

Когда стыд на вкус как материнская забота, Беттани Уэбстер

Материнская травма практически всегда сопровождается психологической подменой ролей и является одной из наиболее сложных, оказывающих влияние на многие стороны дочери и ее жизни. Дочь не ответственна за полученную травму, но ответственна за то, что во взрослом возрасте будет с ней делать. Исцелять ли, искать ли профессиональной психотерпевтической помощи, отыгрывать ли со своими детьми, скидывать ли травматический опыт из поколения в поколение, словно горящую картофелину, которую невозможно держать в руках и от которой как можно скорее необходимо избавиться.

Упражнение

В заключение главы о материнской травме и второй части книги я предлагаю вам написать письмо матери. Это письмо, которое не нужно будет ей отдавать или посылать. А потому вы свободны его писать без оглядки на возможную реакцию. Такое письмо полезно написать, независимо от того, жива ли ваша мама или нет, поддерживаете ли вы с ней связь или давно прекратили контактировать.

Выделите для этого достаточно времени, не торопитесь, возможно, вы будете писать текст в несколько заходов, а может быть, напишете за один раз. Но в любом случае важно дать себе столько времени, сколько нужно, чтобы сделать это вдумчиво. Лучше, если вы будете писать ручкой или карандашом на бумаге, а не печатать.