Во-вторых, появилось противоположное движение, началась реакция общественности против вакцинации – прямой предок сегодняшних антипрививочников.
Противники вариоляции в Англии при Георге высказывали свои возражения в памфлетах и брошюрах, в пабах и кофейнях. Некоторые апеллировали к тому, что эта практика была иностранной и варварской, другие не доверяли тому, что ее распространяли (даже на практике, в Турции) женщины, некоторые считали ее безбожной, многие думали, что она опасна. Была и политическая подоплека: поскольку роялисты были за, антироялисты автоматически рассматривали ее как подозрительную.
У противников вариоляции было много средств для нападения. По мере распространения этой практики у небольшой части реципиентов болезнь приобретала более серьезную форму. Некоторые умирали. К 1729 году, согласно одному из подсчетов, из 897 привитых англичан 17 умерли. Этот уровень смертности, примерно один из 50, был гораздо лучше, чем шанс 1 к 4 умереть, заразившись оспой обычным путем, поэтому масса ведущих врачей продолжила применение новой процедуры. Но некоторая часть общественности отвернулась от нее, подстрекаемая духовенством, убеждавшим, что только во власти Бога отделять живых от мертвых и что поэтому вариоляция была антихристианской. Проводя вариоляцию и иногда убивая этим, разве врачи не вели себя как отравители?
Движение против вариоляции подогревалось яркими историями – о провалившихся процедурах, о пациентах, которые умерли, о пациентах, чьи члены семьи от них подхватили болезнь и умерли, – а также ксенофобией и вопросами о преступном характере процедуры. Почему врачам разрешают получать выгоду от страданий?
Некоторые доктора отказывались проводить процедуру. Другие пытались ее улучшить. Появление вариоляции стало переходным этапом в истории медицины, когда двухтысячелетнее правление одной большой медицинской теории – идеи о четырех жидкостях – уступало дорогу новым представлениям, выработанным научно. Доктора разрывались между прошлым и будущим и пытались приспособить вариоляцию под старую схему. В прежней системе образование гноя рассматривалось как благо – «доброкачественный гной» был знаком выздоровления, – поэтому английские врачи предпочитали использовать скальпели, а не иглы при вакцинации, углубляли надрезы, прорезая кожу до мускулов, чтобы выработка гноя шла лучше. Другие пережитки старой системы включали подчеркнутое внимание к кровопусканиям, слабительным и строгой диете.
Так возникла английская вариация турецкой процедуры. Вариоляция больше не была быстрым оцарапыванием с последующим периодом изоляции, чтобы возникла и прошла легкая форма оспы.
Английские врачи настаивали на долгих, сложных режимах подготовки, несколько дней или недель перед вакцинацией давали детям слабительное, делали кровопускания и сажали на диету. Это усложнило процедуру, сделало ее более затратной по времени – и более выгодной для врачей.
Поскольку большинство тех, кто раньше всех прививался, были богатыми аристократами, они могли позволить себе потратиться. Соответственно цены взлетели.
Один из привитых детей, восьмилетний сирота, впоследствии описал, как его неделями «подготавливали»: неоднократно делали кровопускания, давали слабительное, держали на скудной овощной диете и запирали в «группе вакцинации» с другими мальчиками. Он настолько ослаб к моменту своей встречи с оспой, что сильно заболел и несколько недель оставался в этой группе, пока его наконец не выпустили. Этот ужас остался с ним до конца его дней. Его звали Эдвард Дженнер.
Но во времени Дженнера – второй половине XVIII века – большинство врачей, по крайней мере, признавали, что вариоляция была лучшим орудием в борьбе с оспой. И они улучшали свои навыки, постепенно отказываясь от глубоких порезов и кровопусканий, возвращаясь к турецкому методу. Чем проще и дешевле становилась вариоляция, тем шире к ней прибегали. Поговаривали о правительственной поддержке вариоляции.
К этой практике все шире обращались в Америке и в Европе. В Америке чернокожий раб, которого вакцинировали еще в его родном племени в Африке, помогал своему хозяину Коттону Мэзеру ускорить ее распространение. В России Екатерина Великая была тайно привита своим врачом в 1768 году (который так нервничал из-за возможного провала, что держал лошадей наготове на случай, если придется спасаться бегством). Тысячи людей прошли через эту процедуру.
Леди Мэри выиграла. Она прожила длинную и выдающуюся жизнь, общаясь с величайшими умами своей эпохи (ею настолько восхищался великий поэт и эссеист Александр Поуп, что, по общему мнению, ей следовало прекратить с ним общение), влюбившись в блестящего венецианского графа (ради которого оставила мужа), путешествуя по Европе и продолжая зарабатывать славу своими произведениями.
Ее сын, мальчик, которого она привила в Константинополе, прожил жизнь в расточительстве и азартных играх, став разочарованием.
Дочь Мэри, девочка, с чьей помощью демонстрировали успех медицины, вышла замуж за будущего премьер-министра Англии.
Леди Мэри Уортли Монтегю заслуживала того, чтобы после ее смерти в 1762 году ее помнили как пионера медицины. Но ее величайшее достижение, знакомство Европы с вариоляцией, оставалось малоизвестным до недавнего времени. Внимание всего мира и слава достались не ей, а Эдварду Дженнеру, мальчику, который так сильно страдал во время испытаний и который стал известен как отец вакцинации.
У доярок всегда самый лучший цвет лица. Все деревенские жители знают: в Англии девушки, которые доили коров каждое утро, чаще всего были розовощекими, с прекрасной кожей и – что самое важное – без оспин. Может, так было из-за диеты, особо богатой на молоко, сливки и масло. Или дело было в чем-то еще.
Иногда вымя коровы покрывалось точками – из-за легкой формы оспы. Или почти оспы, но не несшей реальной угрозы. Доярки часто подхватывали ее от прикосновений руками и на несколько дней тоже покрывались точками. После этого они очень редко заражались оспой. Поэтому на фермах они часто были сиделками у тех, кто подхватывал эту болезнь. В деревнях об этом хорошо знали.
Фермеры тоже могли заразиться. Так было с одним из них по имени Бенджамин Джести в местечке рядом с Дорсетом в середине XVIII века. Он был молод и, как многие селяне около Йетминстера, переболел коровьей оспой, она быстро прошла, и он больше об этом не задумывался. Джести стал столпом общества, фермером, известным благодаря своему упорному труду, здравомыслию и растущему достатку.
Среди его многочисленных друзей и знакомых был Джон Фьюстер, местный врач, который практиковал вариоляцию. Фьюстер знал про местные поверья о связи между доярками, коровьей и людской оспой. Однажды он читал небольшую лекцию в Лондоне о том, что коровья оспа, кажется, может предотвратить более серьезную болезнь. На него не обратили внимания.
Фьюстер мог теоретизировать, но именно фермер Джести воплотил его идеи в жизнь. Когда в 1774 году эпидемия угрожала его территориям, он боялся не за себя – он уже переболел коровьей оспой. Но его жена и двое маленьких сыновей еще не перенесли ни эту легкую форму, ни настоящую оспу. Приближавшаяся эпидемия могла их убить. Поэтому Джести решил дать им ту же защиту, что получил когда-то сам. Он поспрашивал в округе и узнал, что у коровы в соседнем хозяйстве была оспа. Он собрал свою семью и повел ее в трудный путь через поля к зараженному животному. Там он оцарапал вымя, взял кусочек ткани, зараженной коровьей оспой, и с помощью иглы для штопки занес в руки своих жены и детей.
Сначала дела пошли тяжело. У жены развилась инфекция в ранке, и нужно было вызвать доктора. Слух дошел до соседей, и они с гиканьем и глумлением швыряли в него грязью и камнями за то, что он бросил вызов Богу.
Но потом план сработал. Семья Джести, все трое, переболели легкой формой коровьей оспы. И позже, когда вспышка эпидемии достигла деревни, болезнь их не затронула. Похоже, что Джести спас их жизни. Но он был скромным человеком, желавшим сохранить хорошие отношения с соседями. Поэтому он не стал хвастаться. Он вернулся к своей работе на ферме.
Только много позднее история приобрела известность, и Джести стал известен как первый человек, осуществивший вакцинацию (от лат. vacca – корова).
Этот термин через несколько лет после эксперимента Джести ввел в употребление человек, который забрал львиную долю славы за это открытие, – Эдвард Дженнер. В 1790-х, через несколько десятилетий после трудного похода Джести через поля, Дженнер аккуратно проделал научную работу, необходимую, чтобы убедить мир в том, что вакцинация с помощью материала коровьей оспы будет и значительно безопаснее, и эффективнее, чем старый метод вариоляции настоящей оспой. Именно Дженнер завоевал всемирную славу. Сначала его идеи критиковались, но потом были приняты. Как позднее высказался ученый Фрэнсис Гальтон: «В науке слава достается тому, кто убедит мир, а не тому, у кого первого возникает идея».
И усилия первопроходца леди Монтегю – как усилия многих других женщин в истории науки – были по большей части проигнорированы.
В 1863 году, как раз через несколько часов после выступления с Геттисбергской речью, Авраам Линкольн, как считают большинство историков, заболел оспой. Спустя четыре недели он поправился, но его личный слуга умер от болезни.
Несмотря на все, чему Мэри Монтегю, Бенджамин Джести, Эдвард Дженнер и другие учили мир, болезнь все еще бушевала на большей части планеты, и так продолжалось еще 100 лет. В XX веке одна только оспа, по оценкам современников, убила 300 миллионов человек по всему миру – больше чем вдвое превышая количество жертв всех войн и природных бедствий за столетие.
Но вакцинация от оспы дала эффект. Чем больше людей вакцинировалось, тем меньше жертв становилось разносчиками болезни. В странах, где вакцинация шла усиленно и где предписывалось делать прививки в том числе и школьникам, удалось снизить число заболевших до нуля. Последний случай дикой оспы в США был в 1949-м, в Северной Америке в 1952-м, в Европе в 1953 году. Было ясно, что если серьезные усилия по вакцинации предпримет каждая нация, то появится шанс стереть болезнь с лица Земли.